Теоретически, выбор стратегии национальной безопасности России происходит различными группами правящей элиты в зависимости от избранной общей политики, прежде всего, — выбора целей, ценностей и приоритетов, а также выделения для этого соответствующих ресурсов, — т.е. в упрощённом виде, напомню, «область стратегии» — это область, где формируются наиболее эффективные способы военного и политического искусства достижения поставленных целей, конечный выбор которых, однако, остаётся за правящей элитой страны.

Применительно к положению России в 2022 году — это означало выбор средств и мер противодействия не только на Украине, но и по всему спектру силовых средств — экономических, информационных, иных — широкой западной коалиции. В условиях гибридной войны (ГБ) 2022 года это означает, прежде всего, применение военных средств и силовых контрсанкций по отношению к Западу. Надо признать, что России в целом удалось в 2022 году эффективно противодействовать этим силовым средствам ГВ Запада, что публично признал В.В. Путин в сентябре 2022 года[1].

Спектр таких средств и способов может быть очень широк, но наиболее важное значение на их выбор имеют именно военно-политические цели, т.е., в конечном счёте, тот политический выбор, который формулирует правящая элита. Именно от этого выбора зависит сегодня стратегия России. В конце XVIII века, например, правящая элита Франции выбрала для себя борьбу с монархиями Европы и английским империализмом, но уже через 20 лет эта же элита отказалась от борьбы с европейскими странами, не поддержав возвращение Наполеона.

Далеко не всегда понятны мотивы и движущие силы правящей элиты, делающей подобные радикальные выборы: осенью 1917 года в пользу большевиков или позже в России, в 90-е годы в СССР, — против большевиков. Тем не менее, ясно, что каким-то образом такой выбор делается, а какие-то настроения — доминируют. В. Путин был не просто назначен Б. Ельциным, но он отражал определённые настроения правящей элиты, напуганной хаосом в стране, потерей ею суверенитета и контроля над территорией и ресурсами. Время В.В. Путина пришло именно в конце 90-х годов, как оно могло прийти для Г.А. Зюганова, не окажись он таким недалёким партийным функционером. По сути дела, В.В. Путин с самого начала озвучил государственно-патриотическую тематику и риторику, которая звучала в НПСР все 90-е годы, но которой испугался Г. Зюганов.

Через 20 лет ситуация во многом повторяется, но на другом уровне:

Если в начале нулевых Россия остановилась в шаге от распада под давлением Запада во многом благодаря В.В. Путину, то в 20-е годы, она стала перед выбором полноценного восстановления национального суверенитета или продолжения медленной адаптации к западно-либеральной системе. Во втором десятилетии правящей элите России предстоит сделать выбор между борьбой за укрепление суверенитета и дальнейшем развитием своих позиций в мире и политической капитуляцией как правящего слоя, так и конкретно отдельных представителей, против которых лично направлена политика Запада.

Надо отдавать отчёт, что российская правящая элита не однородна, а, следовательно, выбор стратегии безопасности — дискуссионен (даже если нормативные документы по вопросам безопасности Президент и принимает без публичного обсуждения). Значительная её часть не просто игнорирует последние десятилетия национальные и государственные интересы, но и откровенно торгует ими в своих личных интересах. Подобное разное отношение к национальным и государственным интересам и ценностям делает теоретически и практически возможным принятие практически любого из вариантов национальной стратегии — от откровенной капитуляции и отказа от национальных интересов и ценностей до защиты этих интересов самыми радикальными средствами[2].

Между тем необходимо не просто сделать какой-то частный выбор, но и принять конкретное политическое решение в пользу выбора той или иной стратегии национальной безопасности и развития, которое занимает решающее место в процессе управления, и имеет долгосрочные последствия. На практике это означает как выбор стратегической (долгосрочной) политической цели для России (капитуляции, адаптации, противоборства и т.д.), так и выбор конкретной промежуточной практической цели, которая прагматически и наглядно подтверждает политический выбор. В условиях 2022 года войны на Украине этот выбор в пользу конечных целей войны: либо полная денацификация и демилитаризация, означающая смену политического режима и всей системы власти на Украине, либо ограниченные цели, которые заключаются в легитимизации Крыма, Донецка и Луганска.

Без такой промежуточной цели стратегическая цель выглядит, как правило, пустой декларацией. А.А. Свечин следующим образом даёт определение этому явлению: «Стратегическое решение заключается, по преимуществу, в постановке промежуточной цели, которая являлась бы кратчайшим логическим звеном на пути к конечной цели и в то же время отвечала бы средствам, имеющимся для достижения последней» (выдел. авт.). При этом, как отмечал ещё К. Клаузевиц, в стратегии существует огромное количество оценок и мнений, а сами оценки («воззрения») менее устойчивы. Именно практическая, конкретная цель, в отношении специальной операции на Украине имеет решающее значение.

Это в полной мере относится ко всей стратегии в области международной безопасности и области внутренней политики.

Кроме того, такой выбор формально (а, значит, и политически) могут сделать только те государственные органы, которые имеют на это право. В политической системе России это, прежде всего, Президент (и теоретически Федеральное Собрание РФ), что отнюдь не облегчает процесс принятие решения. В политической системе России роль других государственных, политических и иных институтов сведена к минимуму. Во всяком случае, до тех пор, пока они «играют по правилам». Чтобы выйти «за флажки» этим институтам надо перестать быть частью системы, войти с ней в противоречия и силовое противоборство (что, кстати, хорошо понимают на Западе). Так как это было при раннем Б.  Ельцине и «демократической оппозиции» в начале 90-х годов, когда политическая система СССР была взломана новыми, не известно откуда-то появившимися институтами.

«Общество» фактически дистанцировано от процесса политических решений (не известно насколько серьёзно), хотя косвенно и может оказывать некоторое влияние. Ещё меньшее влияние оказывают экспертные и научные круги, которые в лучшем случае могут только донести до лиц, принимающих решения, свою точку зрения в какой-то форме. На мой взгляд, как правило, в заведомо искажённой, той, к которой приучили в последние десятилетия, начиная с псевдоидей Горбачёва-Ельцина.

При этом, на мой взгляд, мнение экспертных кругов в последние десятилетия (особенно мнение некоторых академиков — учёных АН СССР и РАН при Горбачёве и Ельцине) нередко было ошибочным и вредным. Их конформизм, по признанию многих, зашкаливает, а способность «адаптироваться» к любому доминирующему политическому тренду власти, — поражает: некоторые политики и эксперты за 30 лет умудрились побывать и ортодоксальными коммунистами, и «перестроечниками-горбачёвцами», и «либеральными-демократами», и «государственниками», и даже (уже в настоящее время) сторонниками «империализма».

После того, как США отказались 2 августа 2019 года от ДРСМ, а до этого — от Договора по ПРО, и фактически от всех других договорённостей (ДОН и пр.), более того, даже сложившейся системы международной безопасности, — стало ясно, что с этими переменами окончательно рухнула и вся горбачевско-ельцинская внешняя политика либерал-демократов, и те, кто проводил эту политику. Примечательно, однако, что эта часть научной псевдоэлиты всё ещё остаётся у власти в России, хотя и не несёт никакой ответственности. В августе 2019 года я писал: «Разрыв ДРСМД по инициативе США приведёт к большому количеству последствий. Сперва я бы указал о последствиях для России, о которых пока что мало кто говорит. А ведь это крах не только договора об уничтожении ракет малой и средней дальности, но и крах всей горбачёвской политики, направленной на предоставление военно-политических уступок Западу»[3].

Во-первых, реальная цена таких уступок, равно как и обещаний американцев, оказалась нулевой. США последовательно вышли из договора по ПРО, Договора по РСМД, а до этого они фактически сломали все остальные договорённости, в том числе о нераспространении ядерного оружия, запрете размещения ударных вооружений в космосе и так далее.

Главный вывод — политика уступок Западу оказалась в провале (чего, кстати, не признают её авторы и адепты даже сегодня)[4].

Во-вторых, фактически оказалась сломлена система международной безопасности, которая создавалась в прошлом веке. А если такая система будет создаваться в будущем, то она будет опираться на военно-технические факторы обеспечения безопасности, то есть не на международные договорённости, а на военную силу. К сожалению, сейчас других вариантов просто не просматривается. Разрыв таких договорённостей ломает не только соглашения, которые ограничивают распространение вооружений, но и те, что обеспечивают международную безопасность. Мир вернулся к ситуации, когда государства должны обеспечивать свою безопасность либо своими военно-техническими средствами, либо при помощи военных союзов[5].