Говоря о будущих угрозах, следует принимать во внимание, что они не возникают «вдруг»[1]

А. Фролов, эксперт

Проблема применения (не применения) ЯО в ходе СВО стала одной из центральных проблем 2022-2023 годов не только в многочисленных СМИ, но и на политическом уровне. При этом её непосредственно связывают с проблемой стратегической стабильности, которая, как правило, трактуется по-разному. Прежде всего, в зависимости от планов военно-силового использования военной мощи. Стратегическая стабильность[2] (СС)[3], как состояние уверенного социально-экономического развития общества и государственных институтов в условиях военной безопасности, т.е невозможности применения или угрозы применения военной силы[4]. 

Это развернутое и широкое определение, однако.  имеет мало общего с привычной трактовкой «стратегической стабильности» как отсутствия возможности для безнаказанного применения ядерного оружия, а, тем более, невозможностью применения стратегических наступательных вооружений (СНВ), так или иначе связанных с переговорами по СНВ США и РФ.

На практике, в дипломатии «высшего уровня», однако, именно трактовка СС в контексте контроля над СНВ стала реальной повесткой дня для советско-американских и американо-российских переговоров. Это хорошо видно из совместного заявления Дж. Байдена и В.Путина 16 июня 2021 года в Женеве[5]: «Мы, Президент Российской Федерации В.В.Путин и Президент Соединенных Штатов Америки Дж.Р.Байден, отмечаем: Россия и США демонстрировали, что даже в периоды напряженности они способны добиться прогресса в реализации совместных целей по обеспечению предсказуемости в стратегической сфере, снижению рисков вооруженных конфликтов и угрозы ядерной войны.

Недавнее продление Договора о СНВ является свидетельством нашей приверженности контролю над ядерными вооружениями. Сегодня мы подтверждаем приверженность принципу, согласно которому в ядерной войне не может быть победителей и она никогда не должна быть развязана.

Для достижения этих целей Россия и США в ближайшее время запустят комплексный двусторонний диалог по стратегической стабильности, который будет предметным и энергичным. Посредством такого диалога мы стремимся заложить основу будущего контроля над вооружениями и мер по снижению рисков».

Подобное расхождение отчетливо проявилось в многочисленных трактовках СС, например, данных заместителем министра иностранных дел С. Рябковым и Государственным департаментом США в процессе обсуждения возможности переговоров на эту тему.

Разница в подходах к определению принципиальная. Она отчетливо проявилась в ходе СВО на Украине, когда США последовательно подчеркивали важность сохранения СС в ядерной, стратегической области, одновременно игнорируя такую стратегическую стабильность в ходе военного конфликта на Украине. Тем самым, они обеспечивали сохранение «границы эскалации военных действий» на нужном для себя уровне как по видам вооружений (не ядерных, преимущественно, не СНВ), так и по территории их применения (Европы).

 С нашей точки зрения, даже с собственно узкой военной точки зрения «стратегическая стабильность» в нашем понимании означает невозможность безнаказанного и успешного применения военной силы. Причем не только как ОМУ или только ЯО, но и военной силы вообще.

Надо признать, что наговорили и намутили в этой области немало. Прежде всего, даже не американцы, а наши отечественные (советско-российские) либералы.

 Надо сказать, что на тему СС в советской литературе было написано немало. Какое-то время в 80-е годы она была нарочито модной и спекулятивной[6]. Так, считалось, что появление понятия «стратегическая стабильность» связано с развитием диалога между СССР и США по проблемам ограничения ядерных вооружений. В начале 1970-х годов были достигнуты известные советско-американские договоренности по ограничению стратегической противоракетной обороны (ПРО) (1972 и 1974 гг.). Они оформили общие подходы к обеспечению военно-стратегического равновесия между двумя сверхдержавами, хотя в тех двусторонних документах не говорилось о принципах стратегической стабильности. Термин «стратегическая стабильность» был зафиксирован позднее - в Договоре между СССР и США о ликвидации их ракет средней и меньшей дальности (1987 г.) и в Договоре СНВ-1 (1991 г.). А 1 июня 1990 года руководителями СССР и США было подписано специальное Совместное заявление относительно будущих переговоров по ядерным и космическим вооружениям и по дальнейшему укреплению стратегической стабильности».

В дальнейшем этот термин прочно вошел в понятийный аппарат политологов и используется в российско-американских документах, официальных документах Российской Федерации. Как пишет профессор Н.Ефимов, «Осмысление самого феномена стратегической стабильности в научной среде началось в 1970-х годах в нашей стране и за рубежом.Развитие теории стратегической стабильности является одним из приоритетов в исследовательской деятельности академика А.А.Кокошина. В его понимании стратегическая стабильность - «комплексная, многомерная и многодисциплинарная проблема, требующая постоянного внимания высшего государственного руководства, военного командования, отечественного экспертного сообщества, занимающегося проблемами национальной безопасности, ученых различных областей научного знания»[7].

Вокруг этой проблемы была создана целая теория[8], которой с удовольствием занимались творческие коллективы, стоявшие у истоков политики «нового мышления», получались гранты, премии и звания, которые в итоге, т.е. через 30 лет, обернулись сомнительным с практической точки зрения совместным заявлением двух лидеров США и РФ, за которым последовало усиление военно-силовой политики США по отношению к России, т.е. полной, абсолютной дискредитацией идеи стратегической стабильности.

Более  перспективна трактовка стратегической стабильности как более широкого понятия. В этом понимании «стратегическая стабильность тождественна понятию «стратегическое сдерживание». Проблема, однако, заключается в том, что такая трактовка неприемлема США и их союзникам, чья военно-политическая коалиция предполагает именно взлом стратегической стабильности и изменение стратегического сдерживания на политику уступок и отказа от защиты национальных интересов и ценностей. Или «признание» тех норм и правил Россией и другими странами, которые сформулированы Западом. В этом смысле западное понимание «стратегической стабильности» означает абсолютное неприятие Россией её политикой в области национальной безопасности[9].

Примером этому стало новое союзническое соглашение между США, Великобританией и Австралией, подписанное 15 сентября 2021 года, которое Дж. Байден прокомментировал следующим образом: ««Речь идет об инвестировании в наш величайший источник силы, в наши союзы, и их обновлении, чтобы лучше противостоять угрозам сегодняшнего и завтрашнего дня», – сказал г-н Байден в Восточном зале в окружении двух телевизоров, показывающих британских и австралийских лидеров в их дистанционные брифинги для прессы. «Речь идет о соединении существующих союзников и партнеров Америки по-новому»[10].

Поэтому вопрос о стратегической стабильности в мире и национальной безопасности в настоящее время неоправданно рассматривается только как проблема стабильности в ядерной области, что, конечно же, не соответствует реалиям потому, что является только частью более общей проблемы стратегической стабильности и стратегического сдерживания[11].

Автор: А.И. Подберезкин