Радикальные перемены в истории происходят удивительно внезапно, а иногда ещё и довольно спокойно[1]

У. Перри, бывший министр обороны США

Усиление тенденций автаркии и хаотизации в системе международных отношений, отчетливо наблюдаемое с начала века, во многом следствие военно-силовой политики США, отчетливо проявившееся с распадом СССР и ОВД. Это наглядно видно на примере быстро растущего числа региональных и локальных кризисов[2]. Отказ от международного права в пользу такой силовой и политики США дал мощный импульс развитию автаркии и политики государств, опирающихся на собственные возможности в обеспечении безопасности.

Качественные, революционные изменения в мироустройстве в новом веке не менее радикально повлияли на состояние ВПО в мире с точки зрения усиления военно-силовой составляющей политики государств. При этом, — далеко не всегда такое усиление приводило к желаемым политическим результатам: ХХ и ХХI века были не только периодами многочисленных войн, но и в целом доказательством того, что военные результаты далеко не всегда превращаются в реализацию политических целей, но всегда связаны с повышенным риском и огромными материальными издержками[3].

Сформировалось очевидное противоречие, когда усиление военно-силовой составляющей политики должно было бы совмещаться с сохранением стратегической стабильности (недопущением бесконтрольной эскалации) и ограничением экономических издержек. Новая национальная стратегия должна совместить то, что прежде считалось не совместимым — эскалацию, усиление военного давления и оптимизацию военных расходов.

Это вело объективно к повышению роли публичной дипломатии[4], которая превратилась в политике США и их союзников в последние годы в универсальный инструмент трансформации своих противников в мире в желательном направлении. В итоге появилась концепция замены международного права «нормами и правилами», принятыми в США.

Военная сила в этих условиях нередко отходила на второй план, уступая место институтам публичной дипломатии. На какое-то время даже возникла иллюзия того, что военная сила вообще себя изжила в мире, где доминирование США стало бесспорным. Но как только это доминирование было поставлено под сомнение, универсальность силовых возможностей публичной дипломатии[5]  и роль военной силы вновь были переоценены. В разные годы эта мысль периодически становилась всё более актуальной, а, нередко, и ведущей в политической повестке дня. Военные конфликты с Грузией, в Сирии и на Украине в новом столетии продемонстрировали, что возможности публичной дипломатии не безграничны, а роль военной силы в международных отношениях отнюдь не потеряла своего значения. СВО на Украине 2022–2023 годов стала демонстрацией того, как поиск новых форм публичной дипломатии США (особенно в области использования международных организаций и МНПО) сопровождался резкой активизацией военно-силовой политики. Это привело, в частности, к тому, что в новой редакции Концепции внешней политики РФ от 31 марта 2023 года прямо указывалось на то, что «Повышается роль фактора силы в международных отношениях, в ряде стратегически важных регионов расширяется конфликтное пространство. Дестабилизирующие наращивание и модернизация наступательных военных потенциалов, разрушение системы договоров в сфере контроля над вооружениями подрывают стратегическую стабильность. Использование военной силы в нарушение международного права, освоение космического и информационного пространства в качестве новых сфер военных действий, стирание грани между военными и невоенными средствами межгосударственного противоборства, обострение в ряде регионов застарелых вооруженных конфликтов увеличивают угрозу всеобщей безопасности, усиливают риски столкновений между крупными государствами, в том числе с участием ядерных держав, повышают вероятность эскалации таких конфликтов и их перерастания в локальную, региональную или глобальную войну» (Ст. 11)[6].

Таким образом, отличительной чертой развития современных средств силовой политики государств в новом веке стало параллельное ускоренное развитие всего спектра всех силовых средств — военных (вооружений и ВС) и не военных (публичной дипломатии). Этот универсализм, когда не отдается видимого предпочтения отдельным видам и родам войск, и силовым политико-дипломатическим средствам, означает, что государство обязано учитывать в своей СНБ все потенциальные возможности применения военной силы, а не только очевидные. Пример — беспилотники (БПЛА), — которые, как показала СВО, были недооценены в начале века в России и роль которых резко возросла в последние десятилетия[7].

Надо признать, что в истории человечества такие периоды периодически возникали. Они характеризовались не только резким усилением враждебности в отношениях между государствами, но и порой немотивированной жестокостью во всех областях, применением всех силовых средств политики — от религиозных до чисто военных — массово, без ограничений, и нередко без конкретных и жизненно важных политических целей. В годы (десятилетия) Тридцатилетней войны[8], например, вся Европа, превратилась в котел, где занимались самоуничтожением нации и государства, причем иногда государства (как Россия) не имеющие в этой войне вообще серьезных интересов. Стремительно менялось и военное искусство. Так, если раньше рыцари могли отсиживаться в своих замках, то теперь выяснилось, что непреступных крепостей просто не стало. В мир пришла армия нового порядка — ландскнехты. После Тридцатилетней войны в Европе армии ландскнехтов станут ненавистными народам тех стран, где прокатится каток той войны, а на арену выйдут армии уже нового типа — национальные военные формирования, которые сметут с полей сражений наёмников (как когда-то те смели с поляны рыцарей)[9].

Удивительное совпадение характера войн в Ираке, Сирии и на Украине с характером Тридцатилетней войны. Бессмысленность политическая и жестокость одновременно сосуществуют с массовым уничтожением гражданского населения, идеологической и религиозной нетерпимостью (гонениями на РПЦ на Украине и ненавистью протестантов и католиков). Современные ландскнехты — частные военные компании стали нормой с войны США в Ираке и Сирии, а затем и на Украине.

Таким образом, развитие МО-ВПО в мире в начале XXI века характеризовалось:

Во-первых, резким обострением отношений между всеми субъектами-участниками МО-ВПО.

Во-вторых, ускоренным расширением всего спектра силовых средств политики — как военных, так и не военных (публичной дипломатии).

В-третьих, еще более быстрыми процессами в области политического и военного искусства, направленными на совершенствование способов использования новых силовых средств политики.

Синхронизация этих процессов во втором десятилетии привела к исключительно опасной ситуации, когда массовое и масштабное применение силы во всех её формах вело к огромным экономическим и социальным потерям человечества, фактически новой глобальной войне. Аналогия с Тридцатилетней войной в Европе, которую можно было назвать Первой мировой, — очевидна.

После начала СВО на Украине в военной области ускорился процесс пересмотра основных положений военного искусства. В частности, французская служба военной разведки проводит серию реформ, чтобы попытаться закрыть пробелы в координации и опережать будущие военные действия, будь то в Европе или в других странах мира, сообщил Breaking Defense высокопоставленный офицер. Французский генерал-майор Сирил Карси — бывший атташе по вопросам обороны при посольстве в Вашингтоне, а в настоящее время занимает должность заместителя директора Французского управления военной разведки (DRM — Direction du renseignement militaire). В интервью Breaking Defense вы мае 2023 года он сказал, что конфликт в Украине вынудил расширить сферу деятельности его офиса.

«Усиленные с 24 февраля 2022 года, мы больше не ориентируемся на 60-градусный угол между Западной Африкой и Ближним Востоком, продиктованный борьбой с терроризмом, но мы постоянно смотрим вокруг с 360-градусным спектром, не только с географической точки зрения, но и с интеграцией космических, кибернетических и подводных доменов», — сказал Карси. Подготовка к многодоменным операциям (MDO) означает возможность обеспечения многодоменного прогнозирования и подключения[10]. По словам Карси, «производство обновленной разведывательной информации, представляющей интерес для военных», самым быстрым и точным способом является целью DRM, которая помогает провести серию реформ в агентстве