Российское программное обеспечение обеспечило в 2020 году серию операций..., демонстрируя возможности Москвы и её намерения к потенциальному разрушению государственных и общественных институтов США[1]

Ежегодный доклад Разведсообщества США об угрозах стране

Современная военно-техническая политика состоит из прошлого, настоящего и будущего. Причём, одновременно. Военно-технологическая революция в последние два десятилетия стремительно меняла качество ВВСТ, придавая ему нередко принципиально новые не только военные, но и политические возможности. По оценкам экспертов концерна ВКО «Алмаз-Антей», боевые действия в воздушно-космической сфере в военных конфликтах «после 2025-2030 годов будут представлять собой борьбу передовых технологий        при доминирующей роли средств воздушно-космического нападения (СВКН) и противовоздушной, и противоракетной обороны (СВКО)». Такимс образом, решающие преимущества получит уже в ближайшем будущем та сторона, которая сможет опередить противника в разработке и (что не менее важно, как показала СВО) внедрении новейших технологий в ВВСТ.

На практике это означает:

- резкое расширение пространственного охвата на все сферы военного противоборства;

- такого же резкого сокращения времени для принятия решений и его исполнении, что было наглядно видно уже в самом начале СВО при использовании спутников Э. Маска;

- организации массированных и скоординированных атак, что было видно впервые при ударе ВС США по сирийскому аэродрому, а позже, в ходе СВО, при массированных атаках БПЛА, КР разных типов базирования и БР ВС России в августе 2024 года;

- качественном улучшении информации и ее обработки и передачи, что резко увеличивает все возможности боевого управления;

- увеличении точности, дальности и иных характеристик качественно новых СВКН, например, запуска КР с военно-транспортного самолета С-17А, а также платформ, развернутых в мирное время;

- наконец, продолжении наращивания больших запасов КР и БР, которых в 2024 году уже насчитывалось более 10 000 единиц, в том числе новых БРСМД и РСЗО в Европе, а также развертывании гиперзвуковой ракеты, испытанной в июне 2024 года США.

До 2024 года процесс технологического совершенствования ВВСТ США развивался таким образом, что традиционное значение средств и мер вооруженной борьбы, как главных инструментов силовой политики держав[2], уже существенно изменилось в последние годы, прежде всего, из-за следующих особенностей[3]:

– происходит радикальное пространственное расширение средств вооруженной борьбы от границ космоса до традиционных наземных инженерных работ;

– происходит сегментация отдельных видов и родов войск, выделение из них новых специальных воинских формирований и типов вооружений;

– происходит превращение прежних силовых не военных средств и способов в военные, причем повышенной эффективности, таких как кибероперации, РЭБ и РЭП. Яркий пример – лазерное оружие (ЛО), которое превращается стремительно из средства ослепления систем наведения в эффективное средство поражения, значение чего уже важно не только для тактики, но и специальных операций и даже стратегии[4];

– расширяется спектр возможностей применения гражданских и полувоенных сил и средств для силового, в том числе вооруженного, противоборства;

– главной особенностью развития средств и способов силового противоборства становится расширение применение институтов развития национального человеческого капитала (ИР НЧК)[5].

Результаты этих инноваций стали наглядно демонстрироваться в ходе СВО. Так в 2024 году на Украине ВСУ продемонстрировали возможность использования всего комплекса средств вооруженной борьбы (от ракетных ударов до террористических нападений) уже на широком пространстве территорий Российской Федерации[6].  Киев инвестировал сотни миллионов долларов в беспилотники дальнего радиуса действия, в настоящее время их производит с полдюжины компаний. "Самая продвинутая из новых моделей имеет радиус действия в три тысячи километров и способна долететь до Сибири"[7], но, главное, ему обеспечили массированные поставки БПЛА члены западной коалиции. ВПК Украины очевидно уже не сможет производить крупные БПЛ (что в сентябре признал В. Зеленский), но массированные поставки из-за рубежа могут обеспечить Украине огромный ресурс.

Таким образом, к осени 2024 года главным политическим вопросом стал вопрос о способности ВСУ наносить удары ВТО на большие расстояния, важнейшей частью которого стала оценка возможности ПВО-ПРО России нейтрализовать эти налеты.

По оценке руководства концерна ВКО «Алмаз-Антей", концерн произвел в 2023 году в 2 раза больше комплексов ПВО-ПРО, чем все страны мира. Однако остаются вопросы, например:

Первый. При резком наращивании СВКН (допустим, со 100 до 30 единиц БПЛА) ВСУ смогут ли ПВО России обеспечить эффективную защиту при современной эффективности (по оценке экспертов, 95-98%) и хватит ли для этого средств?

Второй. Насколько быстро будет исправим ущерб, который может быть нанесен военной и гражданской инфраструктуре не уничтоженными СВКН?

Третий. Может быть, главный. Насколько хватит технических ресурсов противоборств?

Ответы на эти вопросы в рамках существующей (по сути, оборонительной) военной стратегии России, могут быть в самом широком диапазоне. Представляется, что надо менять именно стратегию, перехватывая инициативу и создавая угрозы самим западным странам, поставляющим ВТО большой дальности на Украину.

Это могут быть удары со стороны противников США по их базам в Европе, на Ближнем и Среднем Востоке, узкостям и проливам, но могут быть и активные мероприятия по собственно территории США.

Ясно одно – в течение 2024-2025 годов «расползание» ударов ВТО по территории России будет быстро распространяться. В том числе и в связи с резким ростом технологических возможностей БПЛА , БР и КР всех типов базирования.

Уже в настоящее время потенциальная угроза существует для всей европейской территории России и даже районов Западной Сибири (удар по омскому НПЗ – пример очевидный). Вопрос – системный, связанный в том числе с переоценкой значения собственно военных факторов и СО для состояния всего ВПО и МО.

Это заставляет вернуться уже не только к оценке стратегии, но и к новой оценке значения состояния и перспектив развития СО для состояния  всей ВПО и МО.

Значение тех или иных новейших систем ВВСТ для формирования СО и последующих последствий для МО известно и вполне очевидно, но проблема зачастую возникает тогда, когда это значение оценивается несвоевременно, не точно, либо вообще не правильно. Как это произошло, например, с недооценкой некоторыми экспертами  значения БПЛА в военном конфликте в Нагорном Карабахе. Чешское издание CZDefence, например, полагая, что «Азербайджан имеет неоспоримое качественное военное превосходство», попыталось оценить итоги войны в ключе программ по модернизации собственной армии. Эти оценки (применительно к будущей СВО) были ошибочны, что отразилось на оснащении ВС России в 2022-2023 годах. Аргументы чехов, как представляется, были использованы в России, что делает полезным их повторение потому, что открытых аргументов в России мы не слышали до сих пор. Так, в Чехии полагали, что «в первую очередь доминирование Баку было заметно при применении БПЛА, которые были представлены тремя типами: исключительно разведывательные (такие как IAI Heron, Elbit Hermes или Aeronautics Orbiter), одноразовые атакующие «дроны-камикадзе» (к примеру, IAI Harop или Elbit SkyStriker) и, наконец, беспилотники с высокоточными боеприпасами (особенно Bayraktar TB2), на которые пришлась значительная доля уничтоженных войск».

Далее в Чехии делали другой вывод, с которым в России в итоге многие согласились: «Вероятно, наибольшая доля армянских потерь, как и в чеченском конфликте, среди техники и личного состава приходится на азербайджанскую артиллерию[8].  Когда мы говорим о БПЛА,  наибольшее тактическое значение имеют разведывательные, а не ударные беспилотники, – считает CZDefence, указывая, что они позволяют командиру контролировать ситуацию на поле боя в режиме, близком к реальному времени, выявлять вражеские позиции и вести прицельный артиллерийский огонь». Как пишет издание, как раз в этом ключе чешской армии необходимо выстраивать закупочную программу: в первую очередь должны приобретаться разведчики, а затем уже дроны прочих категорий. Одновременно должна быть усилена ПВО, которую следует оснащать системами типа C-UAS, снаряжёнными оборудованием для обнаружения, отслеживания (в различных диапазонах) и уничтожения или глушения БПЛА.

Вслед за украинским ТВД, артиллерия продемонстрировала в Карабахе свои преимущества. Однако она сводится не только к стволам, но и к системам сопровождения целей и управления огнем – то, чем обладали «сепаратисты Донбасса и вооруженные силы Азербайджана» в отличие от Киева и Армении. Сюда относятся как беспилотники, так и артиллерийские радары или системы пассивной радиоэлектронной разведки. Собственно к стволам, как отмечает CZDe».

Естественно, что абсолютизация значения военно-технической политики[9] – качества вооружений (ВВСТ) и количества вооруженных сил (ВС) – в обеспечении безопасности государства и решении его внешнеполитических задач военными средствами не только не соответствует современным реалиям, но и мешает адекватному пониманию максимально эффективного использования военной силы. СВО это также докадало, когда «на земле» находили способы бороться с высокотехнологическими ВВСТ, например, те же экраны на танках и БТР. Существующее мнение о том, что качество вооружений и численность армий предопределяет военные результаты, неоднократно не подтверждалось военной историей.  Ещё в 730 году в битве при Пуатье, когда решался вопрос о будущем не только Франции, но и всей Европы, огромная по тем временам армия арабов (численностью в 25–30 тыс. человек) была разбита франкскими ополченцами и конницей аристократов, насчитывавшими не более 10 тысяч человек, чьё вооружение, особенно луки и мечи, существенно уступали арабским.

Франкское родовое ополчение того времени представляло собой иррегулярные части, призываемые королём франков на непродолжительное время военных походов. По сути, это были выборные граждане, которые, имея своё оружие или вооружённые общиной, выставлялись по призыву от поселения. Основным их вооружением было копье длиной от 190 до 240 см со сравнительно небольшим листовидным наконечником и большой круглый деревянный щит, обеспечивающий достаточную защиту от лучного обстрела, а также от ударов в ближнем бою.

У франкской конницы не было «таранных» копий и, как правило, достаточного количества мечей (которые в то время были слишком дороги), поэтому ударная сила кавалерии тех лет существенно уступала той мощи, которая в будущем будет у рыцарской конницы. Тем не менее, арабы были разбиты, а южная часть Франции и Европы спасены, что явилось в итоге суммой ряда причин, которые перевесили качество вооружений и численность вооруженных сил.

С тех пор не раз доказывалось, что самое современное вооружение не гарантирует победу. Нужна соответствующая подготовка и мотивация личного состава, что в очередной раз доказала СВО, когда боевая устойчивость оказывалась важнее технологического превосходства. Тем не менее, в условиях военно-технологической революции качественно новые средства ведения войны должны внимательно рассматриваться на предмет оснащения ими армий вовремя.

В настоящее время иногда складывается мнение, что усилия России по созданию новейших ВВСТ, о которых часто говорит В.В. Путин, – имеют исключительное значение в обеспечении военной безопасности России, гарантируя, по сути, эту безопасность. И не только военной, но и в более широком  понимании, политическом. Что оказалось в итоге неверным. В 2018-2022 годы было много сделано в области НИОКР и еще больше – в области пропаганды военных достижений, что, естественно,  оказалось в СВО не главным.

Сразу оговорюсь, что сами по себе новейшие образцы ВВСТ ничего не могут обеспечить с точки зрения военной безопасности: эффективность военной силы зависит не от нескольких образцов (и, тем более, выставок), а от тех воинских соединений, которые имеют их на вооружении и используют в боевых действиях. Так, наличие в войсках нескольких танков Т-14 или СУ-57 в 2022 году, значило для СВО очень мало, точнее – вообще ничего. Это – «мертвый сезон», который не влияет на ход вооруженной борьбы. Особенно в «переходный период», когда меняется качественно соотношение сил. Для того, чтобы это отразилось на возможностях ВС необходимо иметь хотя бы полки таких вооружений[10]. Другими словами, военно-технический потенциал приобретает реальное значение только после того, как его новейшие образцы начинают поступать массово в войска и использоваться там в сочетании с другими образцами ВВСТ.

Более того, нередко соревнование между отдельными представителями ОПК и видами ВС СССР и России в создании наиболее эффективных образцов ВВСТ приводили к одновременной работе над похожими по своим ТТД образцами и даже их поступлением на вооружение. Так, близкие по свои качествам танки Т-64, Т-72 и Т-80, а также самолеты появились в СССР практически одновременно и сохранились в массе в ВС РФ до настоящего времени. Причём, каждый из этих типов ВВСТ модернизировался (и продолжает модернизироватся) иногда десятилетиями.

Отсутствие долгосрочного планирования в производстве ВВСТ стало главным недостатком ВС России. Надо напомнить, что начатые с конца 80-х годов попытки создания и реализации долгосрочных программ вооружений СССР и позже РФ (в частности, ГПВ–2005) оказались не реализованы в силу начавшегося в стране хаоса и развала экономики, как и две последующие ГПВ (ГПВ–2025 и ГПВ на 2018–2027 гг.)[11]. В современной политике России существовало уже несколько вариантов военного строительства, которые оформлялись в качестве Государственного оборонного заказа (ГОЗ) на 5 лет и являлись частью более общего Плана обороны страны на 10 лет. Очередной План обороны России на 2021–2025 годы, например, был утвержден В.В. Путиным в ноябре 2020 года[12].

План обороны РФ на 2021–2025 годы обозначал потенциальные риски и угрозы безопасности государства, определял направления развития Вооруженных сил России, реализацию программ вооружения, а также вопросы мобилизационной подготовки и территориальной обороны в условиях мирного времени. Данный Указ Президента запустил целый ряд процессов военного планирования, так как за последние годы геополитическая ситуация изменилась, российским Вооруженным силам брошены новые вызовы. Но только запустил, не успев начать их реализовывать. Ранее утвержденная Военная доктрина России, как считалось тогда, заканчивает свое действие, но оказалась до настоящего времени не обновлена. Это свидетельствует о том, что базовые официальные представления о войне сохраняются в то время, когда в реальности они уже прекратили существование.

Напомню, что в этом варианте Военной доктрины учитываются фактически утратившие свою силу нормативные документы: основные положения Военной доктрины Российской Федерации 2000 года,  Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года, Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года, а также соответствующие положения Концепции внешней политики Российской Федерации 2008 года и Морской доктрины Российской Федерации на период до 2020 года. В 2020 году завершается третий этап реформирования Вооруженных сил России, который длится с 2008 года, поэтому перед армией должны были быть поставлены новые задачи с 2021 года, о которых мы так и не узначали из-за начала СВО. Другими словами, планы – сами по себе, а война – сама по себе.

Новый 2021 год окажется для военнослужащих годом отсчета, с которого начались очередные масштабные преобразования. Естественно, что в основе этого секретного плана лежала некая новая стратегия военно-технической политики, которая задавала самые общие рамки, которые становятся условиями формирования такой политики, например, объемы финансирования, сроки, приоритеты тех или иных видов и систем ВВСТ, видов и родов войск и т. д.

 По аналогии с предыдущей военно-технической стратегией плана обороны России до 2020 года она могла представлять собой следующие основные направления, исходя из возможных угроз, например, с Запада и Юго-Запада.

В самом простом виде эффективность такой военно-технической стратегии выглядела как способность обеспечить военную силу государства такими ВВСТ и другими силовыми не военными средствами[13], которые максимально дешевы и наиболее эффективны с точки зрения их создания, обслуживания, модернизации и хранения[14]. «Максимально дешевы» - это и было в представлении руководства Минобороны «максимально эффективно», хотя очень часто это далеко не одно и тоже.

Так, «максимально дешево» оказалось уничтожение системы подготовки военных кадров, которая оставила ВС без младших офицеров. О.Л. Салюков – главком Сухопутных сил – только в августе 2024 года открыл первое артиллерийское училище в Саратове, которое было ликвидировано до этого.

Это свидетельствует о том, что накануне СВО в 2021 году у Минобороны не было стратегии развития ВВСТ. Ярким примером этому стали бессмысленные и вредные закупки и, наоборот, отказ, в частности, от полномасштабных закупок ракет и боеприпасов, который и привел км дефициту уже в первые месяцы СВО.

Действительно, «При отсутствии стратегии браться за решение любой проблемы или ставить перед собой какую-либо цель просто неразумно. Ни одна военная операция, инвестиционный план или правительственная инициатива не получит одобрения, если не будет подкреплена достойной стратегией»[15], – справедливо пишет один из современных теоретиков стратегической мысли Лоуренс Фридман.

Именно стратегия, как совокупность представлений о целях – средствах и способах, – ресурсах и действиях[16], – лежит в основе военной политики вообще и военно-технической политики, в частности, но изначально сама эта стратегия зависит во многом от внешних условий, в которых существует тот или иной субъект ВПО. Эти условия могут быть как благоприятными, способствующими развитию государства и общества, так и неблагоприятными или даже откровенно враждебными, требующими сверх усилий для сохранения суверенитета и национальной идентичности. Диапазон таких внешних условий  в ряде случаев может быть очень широк и нередко зависит не только от объективных реалий, но и субъективных оценок этих реалий правящей элитой того или иного субъекта ВПО.

Естественно, что формированию такой стратегии посвящаются работы самого широкого профиля – от глобальных прогнозов развития МО и ВПО[17] до теоретических исследований в области военной экономики и военно-технической политики[18]. Особенно, если речь идет о конкретных военных конфликтах и войнах, опыт которых – единственный точный критерий для задач, стоящих перед военной политикой страны[19]. К сожалению, в российской армии этому практически не уделялось внимания.

Странным образом не были сделаны даже выводы из опыта войны в 2020 годук Армении и Азербайджана в Карабахе, хотя большинство выводов из этого конфликта могли бы пригодиться для военно-политического руководства России. Очевидно, что Россия, как и Армения, могла бы ГОРАЗДО лучше использовать даже те скромные ресурсы, которые у неё были[20]. Рассмотрим некоторые примеры войны 2020 года:

1. На истребители Су-30СМ были потрачены не менее 120 млн долл. Не отрицаем, что это хорошее вооружение, но это не было приоритетом, так как в армии было очень много насущных проблем. Закупкой истребителей заняться можно было только перевооружив всё остальное. Но раз уж купили самолёты, изучите хотя бы какое вооружение для него надо закупить. Су-30СМ с крылатыми ракетами BrahMos хоть бы могли поучаствовать в войне.

2. 100 млн долл. из освободившегося бюджета надо было пустить на закупки широкой линейки китайских (не обязательно, но самый очевидный поставщик) БПЛА. Для примера, избыточный (очень большой боевой радиус и грузоподъёмность) для Армении тяжелый ударный беспилотник Wing Loong 2 стоит всего 1–2 млн долл. В реальности, модели сравнимые с «Барактаром» (китайские CH-3 или CH-4) стоят ещё дешевле. За 30 таких дронов с вооружением пришлось бы заплатить не более 30–40 млн. Остальные деньги пошли бы на закупку сотен барражирующих боеприпасов (например CH-902) и различных разведывательных аппаратов.

3. 20 млн долл. из освободившегося бюджета можно было потратить на закупку около 300 корректируемых по лазерному лучу артиллерийских боеприпасов (и это по официальной экспортной цене, а не по линии ОДКБ), таких как 152-мм «Краснополь-М». В комплексе с разведывательным БПЛА, вооружённым лазерным целеуказателем, такие снаряды становятся страшным оружием для противника, позволяя артиллерии поражать любые цели с 1–2 выстрелов и т.д..

России, как и Армении, необходимо было сразу же решать системные кадровые вопросы ВС, которые стали решать в ходе СВО и при смене министра. По итогам необходимо было уволить наиболее профнепригодных личностей, а остальных назначить на более подходящие к их уровню должности, а также в течение 6–12 месяцев провести переподготовку. Следствием стал бы иной интеллектуальный уровень командования.

Ожидалось еще в 2020 году, что к концу текущего десятилетия на вооружении у российской армии будет новая самоходная реактивная система залпового огня «Торнадо-С» – крупнокалиберная платформа, которая вытеснит более старые системы (один дивизион, сформированный до 2015 года, так и остался единственным, хотя неоднократно говорилось о начале «массового» производства). Несмотря на их возраст, российская армия продолжает использовать устаревшие самоходные реактивные системы залпового огня БМ-27 «Ураган», которые советская армия приняла на вооружение еще в конце 1970-х годов, а также реактивные системы залпового огня БМ-30 «Смерч», принятые на вооружение в конце 1980-х годов. Согласно планам, обе эти платформы будут сняты с вооружения к концу 2027 года.

Говорилось, в частности, что «К исходу 2027 года РСЗО крупного калибра «Торнадо-С», обладающая повышенными характеристиками и расширенной номенклатурой реактивных снарядов, практически полностью заменит существующие РСЗО «Смерч» и устаревшие системы «Ураган», а РСЗО среднего калибра «Торнадо-Г», обладающая автоматизированной системой наведения на цель, заменит устаревшие РСЗО «Град»», – добавил он.

Кроме того, российские артиллерийские войска должны были получить модернизированные самоходные гаубицы 2С19М2 «Мста-СМ» с улучшенной автоматизированной системой управления огнем, которая обеспечивает «интеграцию в единую систему управления тактического звена».  «Для войсковой эксплуатации в соединение Западного военного округа поступили межвидовые артиллерийские комплексы «Коалиция-СВ». Этот комплекс уникален. В нем создано беспилотное боевое отделение, а процессы наведения и зарядки орудия осуществляются автоматически без участия человека»[21].

В 2020 году этих систем в войска не поступало, хотя именно они играли решающую роль с 2022 года по 2024 год. Иными словами, декларации о внедрении новейших ВВСТ в Сухопутные войска остались декларациями, что означало на практике, что в ходе СВО воевали преимущественно советскими артиллерийскими и бронетанковыми системами, обладавшими хорошими качествами до начала революции в области информационного обеспечения огневой мощи. Редкие экземпляры артиллерийского ВТО замещались ракетным оружием – БР и КР разных типлв базирования, очень часто ракетами класса «воздух-поверхность». Артиллерийские и танковые вооружения, которые составляли основу огневой мощи в 2022-2024 годах, оставались на уровне советских образцов, преимущественно РСЗО Бм-21 «Град», «Ураган» и ствольной артиллерии Д-20 и Д-30, где наиболее активно использовались минометы 80-го, 120 и 240 мм калибров. ВТО оружие – типа «Краснополь» - осталось практически экзотикой.

Это означает только одно, Минобороны не подготовило основные подразделения Суххопутных сил – бронетанковые и артиллерийские – к ведению боевых действий современным оружием.

Автор: А.И. Подберезкин