Надо сказать, что США сейчас находятся в гораздо более выгодном положении, их широкая коалиция включает не только страны НАТО, но и многие другие государства, например, Японию, Австралию, Саудовскую Аравию и многих других. Это все имеет колоссальное значение для России, потому что наши планы по стратегическому сдерживанию теперь должны быть пересмотрены с учётом отсутствия системы международной безопасности.

Сегодня наша страна оказалась вне системы военно-политических коалиций. Даже наши хорошие отношения со стратегическим союзником Китаем, Индией или другими странами по ОДКБ не означают существование некой широкой военно-политической коалиции. Перспектива, конечно, есть, но это — перспектива создания широкой антиамериканской коалиции. Поэтому, прежде всего, будет стоять задача обеспечения национальной безопасности в широком смысле этого слова — от развития технологий до развития институтов НЧК. Она будет стоять очень остро перед Россией, ведь компенсировать такую невыгодную позицию можно только опережающим развитием новейших технологий и человеческого потенциала. Американцы это тоже прекрасно понимают, поэтому если они и будут говорить об ограничении вооружений, они выберут сферу,

которая ограничит наше преимущество в некоторых технологических областях, гиперзвуке, например, или лазерной техники.

Стоит также отметить, что слом таких договорённостей означает во многом окончательный крах либерализма, людей, которые продвигали политику уступок Западу. За этими идеями стояли не только политики, но и учёные и журналисты. Оно действительно верили, что Запад будет придерживаться заключённых договорённостей. Сейчас эта политика обанкротилась.

Таким образом, политический выбор правящей российской элиты в 2022 году (как реакция на изменение внешних условий) в реальности представляет собой не просто некое формальное решение, принимаемое уполномоченными органами, а именно Президентом России, но достаточно широким кругом, естественно, прежде всего, президентом. И никем иным.

Именно он пока что полностью суверенен и отражает политический тренд. В нашем случае, как представляется, попытка таких формальных решения была принята в 2018 году Президентом В.В. Путиным (в мае 2018 г.), а также Правительством страны (в сентябре того же года в соответствующем Постановлении Правительства) и Федеральным Собранием, которое де-юре и фактически поддержало политический курс президента, приняв целую серию соответствующих бюджетных документов на весенней сессии 2019 года. Принятие национальной стратегии противоборства в 2022 году стало бы логичным продолжением этого курса.

Эти формальные решения, однако, повторю, отнюдь не означали выражение политической воли всей правящей элиты страны, которая — открыто или молча — колебалась между курсом президента и своими «рыночными реалиями». Это решение президента и правительства России в принципе базировалось в целом на достаточно адекватной оценке действительности, которая, на мой взгляд, в самом общем виде можно представить на известном рисунке выше, на который я неоднократно ссылался. При этом, вплоть до самого конца 2021 года, эволюция национальной стратегии России в области безопасности, как представляется, развивалась по «Варианту № 2» («Продолжение политики стратегического сдерживания»), предполагающего широкое стратегическое отступление на основных направлениях. Переход к «Варианту №4» произошёл на рубеже 2022 года с началом специальной операции на Украине, но означает ли этот переход окончательное принятие стратегии противоборства с Западом?

Очевидно, что такая стратегия потребует, как минимум:

— политико-идеологическом (реакция на усиливающиеся политические и идеологические провокации, не предполагающая активных действий);

— ответные шаги («контрсанкции») в финансово-экономической области;

— отказ от идеологического лидерства и попыток перехватить инициативу в когнитивно-идеологической области;

— ухудшение социально-экономического и внутриполитического положения.

Постепенно становилось всё очевиднее, что сохранение неясности в стратегии не может продолжаться долго — отступление неизбежно ведёт к качественному изменению в положении России, что, во-первых, уже стало остро ощущается населением, а, во-вторых, привело к «накоплению» отрицательных результатов во внешней политике. События 2014–2021 годов, прежде всего, политика санкций и угроз, откровенного информационно-когнитивного давления на правящую элиту России привели к постепенному отходу от этой политики, что выразилось в «переходном периоде» от «Варианта № 2» к «Варианту № 4» развития стратегии противодействия России[1].

Но этот период в 2019–2022 годах ещё только обозначился. Ему явно не хватает наступательности и хорошей агрессивности в отношении Запада в самых разных областях. Можно даже сказать, что для большинства правящей элиты страны он так и не стал окончательным поворотом — чтобы это произошло, нужно было бы, чтобы развитие по этому сценарию «забежало далеко вперёд», когда полностью вернуться к стратегическому отступлению было бы уже невозможно. Но этого пока не произошло: политика «шаг вперёд и два вбок-назад» по понятным причинам не может быть последовательной[2].

Этот период непоследовательных действий и шараханий применительно к России можно определить, как период с 2019 года по настоящее время, когда радикальные решения чередуются с промежуточными, отступлениями и даже поворотами назад, что очень хорошо видно на примере политики «импортозамещения», которая медленно продвигалась в 2017–2021 годы в зависимости от ситуации, а иногда и частных пожеланий чиновников. Боязнь «выпадания» из комфортных рыночных отношений сопровождалась реальными опасения автаркии, когда размер и качество российской экономики (например, даже в ОПК) не могли быть достаточными для развития.

На наш взгляд, он окончательно произойдёт достаточно быстро (ещё недавно я писал, что этот переход совершится к 2024–2025 годам), но в современных условиях ведения военных действий это произойдёт существенно быстрее, ещё до завершения войны на Украине. Именно внешние события будут подталкивать правящую элиту к ускорению движения даже вопреки этому желанию. Однако очевидное сожаление о разрыве с Западом, которое в 2007 году в Мюнхене высказал В.В. Путин («Что же вы наделали!»), свидетельствует о том, что с иллюзиями в отношении намерений Запада расставаться в элите окончательно не хотят. И это желание, даже вопреки реалиям и логике, может препятствовать пересмотру стратегии России.

Сохранение остатков этой стратегии — необходимо честно признать — означает, что в случае её дальнейшей реализации, она неизбежно должна эволюционизировать в другие «крайние» варианты — возврат к «Варианту № 1», «Варианту № 2» или — что наиболее вероятно и происходит сегодня — ускоренному движению по «Варианту № 4». В пользу такого развития должен свидетельствовать осознанный цивилизационный выбор части правящей элиты, которая не уехала и не уедет за рубеж.

Именно ей и предстоит реализовывать будущую национальную стратегию безопасности и военную политику России, которая удивительно быстро формируется в настоящее время.

После начала СВО на Украине в России и во многих зарубежных странах усилилась дискуссия о стратегических целях страны. Предлагались самые разные, порой экзотические, варианты в качестве альтернатив — от борьбы «за самовыживание» и даже продолжения войны на территории Европы, до создания «новой ООН» и «концентрации в борьбе за власть». Во многом это явилось следствием того, что сама власть избегала постановки политико-идеологических целей своей политики, ограничиваясь в предыдущие годы «конкретными» и «прагматическими» задачами подъёма жизненного уровня и улучшения демографической ситуации (которые за 15 лет так и оказались недостижимыми). Отчасти такая пассивность отразилась и на ВС, которые стали рассматриваться как «парадные» войска многими специалистами. Просто выпуск новых систем уже не удовлетворял.

Как точно заметил один из читателей популярного сайта, критически оценивая новшества в ствольной артиллерии, ёмко аккумулировав все требования к ВС (и недостатки на Украине): «Наблюдаем ренессанс ствольной артиллерии? К сожалению, мало сделать хорошую пушку. Надо сделать много таких пушек. Надо обучить солдат и командиров. Обеспечить их в бою информацией, средствами разведки. Для этого обучить ещё солдат и командиров. Снаряды, снабжение ... Ещё бы неплохо иметь адекватное командование».

Действительно, в ходе СВО на Украине кроме образцов новой техники отчётливо проявились недостатки… в их количестве, подготовке офицеров и солдат, их обеспечения разведывательной информацией, средствами безопасности, снабжением и… адекватным командованием.

Новые измерения гибридной войны в виде интегрированного военно-политического, экономического информационно-психологического противостояния. При этом появляются новые измерения ГВ, которые, например, эксперт полковник А.А. Бартош считает следующими[3].

В военно-политической области эти варианты стратегий будут зависеть во многом от тех конкретных сценариев ВПО и их вариантов в развитии СО. Рассмотрим коротко эти варианты, полагая, что некоторые из них могут перекрывать или «накладываться» друг на друга в зависимости от частных факторов формирования ВПО, но доминирующее значение будет иметь именно политический выбор правящей элиты страны:

Во-первых, сохраняется (как минимум теоретически) возможность выбора частью правящей элитой страны стратегии фактической капитуляции — по аналогии с выбором, сделанным в своё время М. Горбачёвым, Э. Шеварднадзе, А. Яковлевым, Б. Ельциным и всего лишь несколькими сотнями чиновниками, когда национальные интересы и ценности России в действительности рассматриваются с точки зрения доминирующих представлений на Западе, а не исходя из национальных представлений.

В пользу этого варианта говорит удивительная способность правящей элиты России приспосабливаться к изменению политической ситуации, «мгновенно переобуваться» в зависимости от смены вектора развития, а не участвовать в его формировании. Большинство нынешних представителей правящей политической элиты «долгожители», которые делали свои карьеры при КПСС, либеральных демократах, авторитаризме Ельцина и Путина. Также легко они сменят маску при необходимости, если победит в правящем слое точка зрения о «необходимости компромисса» (капитуляции)[4].