>>Часть I<<

>>Часть II<<

>>Часть III<<

>>Часть IV<<

>>Часть V<<

СВО на Украине не снимала острых финансовых и экономических вопросов, стоявших перед страной последнее десятилетие. Из анализа развития российской экономики в 2016–2021 гг., например, следует, что изменения объемов доходов и расходов бюджета к ВВП как в номинальном измерении, так и в процентном отношении весьма незначительны. Это означает, что с учетом инфляции доходы, и расходы бюджета в реальном измерении в 2017–2021 гг. снизились примерно на 15%, что существенно сократило влияние государственных финансов на развитие российской экономики. Политика снижения расходов бюджета в реальном выражении (при незначительном номинальном росте) проводится ради снижения дефицита бюджета и сокращения темпов роста инфляции. По экспертным оценкам, за эти годы в этих целях из экономики изымается в 2017 г. — 0,3 трлн. руб., в 2018 г. — 1 трлн. руб. и в 2019 г. — 1,9 трлн. руб., то есть более 3 трлн. рублей за три года. Такая государственная политика объективно тормозила экономический рост, что неизбежно приводило в эти годы к стагнации[1].

В феврале 2022 года эта тенденция обозначилась предельно ясно: для значительной части импортируемого сложного технического оборудования и технологий в России отсутствуют отечественные аналоги, а также компетенции по их созданию. Так, например, доля импорта в потреблении в авиационной промышленности (гражданские самолеты) составляет около 90%, в станкостроении — около 88%, радиоэлектронной и медицинской промышленности — более 80%, в тяжелом и нефтегазовом машиностроении — около 60%. Доля зарубежного телекоммуникационного оборудования и средств связи у российских операторов достигает 95%[2]. И это при том, что с 2015 года президентом иррегулярно озвучивались поручения об импортозамещении, которые фактически оказались не выполненными.

В стратегии России была (с трудом и опозданием) признана взаимосвязь развития и безопасности, формально закрепленная в СНБ России в июле 2021 года, ставшая задолго до этого практическим принципом американской политики при Д. Трампе[3]. Примечательно, что политика Дж. Байдена на Украине также точно соответствовала этим критериям и принципу, иногда даже буквально. Так, если санкции, как оказывалось, наносили ущерб США, то они ограничивались, игнорировались или даже вообще отменялись[4], а позиции «не вовлеченности США и НАТО» в военный конфликт и неприменения ЯО, подчеркивались неоднократно, а иногда даже и не по одному разу за день.

Стратегия США в мире, откровенно направленная на ослабление своих потенциальных соперников — России, Китая и стран Европы, — окончательно сформировалась впервые десятилетия нового века. Она заключалась в простой формуле: «не смотря на все изменения в мире эти страны должны занять то место в либеральном мировом порядке, которое им укажут США». Это стало особенно хорошо видно на примере стратегии США и их союзников в отношении России в 2014–2022 годы, когда используются все силовые средства — от экономических санкций и коалиционного политико-дипломатических мер и фактического использования военной силы, — преследуя главную цель развала экономики России и её политическую дестабилизацию. По оценке ВБ, например, комплекс антироссийских санкций приведет к падению ВВП России в 2022 году более чем на 11%, а росту инфляции — на 22%[5].

Это оказалось излишне оптимистично для Запада: реальные результаты стали существенно меньше.

Иными словами, с точки зрения реалий современного стратегического планирования в США, военно-силовое давление Запада приведет к резкому ухудшению положения России и вероятному внутриполитическому кризису, который должен закончиться сменой режима и, в конечном счете, отказом от суверенитета.

Соответственно менялась и стратегия России в условиях нарастающего военно-силового давления. Её «Главная идея», которая стала соответствовать роли современной России в мире, — выживание в условиях бескомпромиссной борьбы с Западом, — когда нет ни малейшей возможности не только идти назад, но даже и отступить назад на шаг. Это — уже не только политический выбор, но и экзистенциальная необходимость для России, угроза её онтологическому состоянию безопасности[6].

Но эта стратегия России должна была стать общенациональной идеей, совокупностью средств и методов реализации, которые противоречили во многом сложившемуся либеральному порядку в России и его инерции в 90-е «нулевые» и последующие годы. Для значительной части общества, однако, такая угроза не стала общенациональной. Даже в начале 2022 года это не было очевидно для всех представителей правящей элиты и общества, которые не восприняли специальную операцию на Украине как часть общей стратегии сопротивления «коллективному Западу» и утверждаемого им нового мирового порядка. Иными словами, оценка угрозы и стратегия России еще до конца 2022 года не стали общенациональным инструментом политики[7].

Надо признать, что массированное идеологическое, психологическое и когнитивное воздействие на население Украины в последние десятилетия и особенно в последние 8 лет дали существенные результаты.

Они доказали огромное значение «главной идеи» (в данном случае — русофобии) в политике и стратегии. Стратегия, таким образом, как совокупность идей, концепций и их носителей, как один из важнейших институтов развития НЧК[8]  современных государств, превращается в инструмент развития и противоборства, разрушения других субъектов МО-ВПО[9]. Она является не только частью и следствием их политики, которая вытекает из совокупности самых разных интересов — национальных, государственных, социально-классовых, групповых и личных, в разное время и в разном качестве преобладающих в политике, — но и сама превращается в силовой инструмент такой политики[10].

Именно так произошло с политикой Запада в отношении России в 2008–2022 годы: русофобия и антироссийские приемы стали сущностью политики США и Запада, хотя, наверное, можно говорить о том, что такая стратегия применительно к России существовала и до этого периода. В этом случае уже можно говорить о долгосрочной стратегии западной коалиции по уничтожению СССР-России (до этого — Российской империи), которая периодически маскировалась в тактических целях готовностью к сотрудничеству.

К сожалению, политика СССР и России долгое время неадекватно оценивала состояние МО-ВПО и особенно реальное отношение и мотивы правящих кругов США. Это был не простой «романтизм» (как почему-то считали многие), а именно неадекватность правящей элиты, её политическая неграмотность и неопытность, корысть и готовность игнорировать национальные интересы. Естественно, что подобные мотивы не могли предложить нации сколько-нибудь национально ориентированную стратегию, которая до второго десятилетия нового века ориентировалась на некие «либерально-универсальные» ценности. «Главная идея» стратегии правящих кругов СССР и России заключалась в быстрой интеграции в западный мир на любых условиях.

В том числе и на условиях игнорирования государственных интересов. В итоге это привело к катастрофическим последствиям экономического, демографического и социального порядка, а соответствующая стратегия оказалась не эффективной, что, в свою очередь, привело к стагнации и инфляции.

Изменения в стратегии обозначились со второго президентского срока В.В. Путина, но развивались в направлении превалирования национальных интересов медленно и непоследовательно. Значительная часть общества и правящей элиты оказывала (и оказывает в настоящее время) сопротивление этим изменениям. В особенности в научно-образовательном и финансово-экономическом сообществе страны[11].

И наоборот. Когда политика основана на национально ориентированной стратегии, т.е. отражает в наибольшей степени именно национальные интересы, она становится максимально эффективной. Причём не только с точки зрения безопасности, но и развития государства.

Проблема, таким образом, заключается в том, чтобы стратегия стала общенациональной, а политика — базировалась на такой стратегии.

В этом случае стратегия, как идея и институт развития, становятся эффективным инструментом обеспечения безопасности и развития нации. Это, в частности, продемонстрировала СВО РФ на Украине[12].

В этом заключается главная особенность современной национальной стратегии: если в прежние времена субъективный фактор выбора стратегии компенсировался многочисленными реалиями — природными, экономическими, демографическими, пр., то в современный период произошло резкое усиление значения именно субъективности решений в выборе наиболее эффективной стратегии, от которой зависит безопасность и темпы развития государства. В том числе, например, в выборе конкретных силовых средств и методов политики и тех или иных конкретных видов и систем ВВСТ[13].

Прежде всего, национальная стратегия предполагает, что Россия является субъектом, а не объектом политики США и их союзников, т.е. проявляет необходимую инициативу, защищая свои интересы. С.Ю.

Глазьев справедливо писал в сентябре 2022 года: «До тех пор, пока мы остаемся объектом рефлексивной системы управления, в которой система координат задается Вашингтоном, а мы лишь реагируем на его инициативы, действуя в соответствии с ожиданиями противника, в отношении российской стратегии говорить не приходится»[14].

Это же в полной мере относится к экономической и финансовой деятельности, традиционно ориентированной не национальные интересы, а на систему западно-атлантических ценностей и институтов.

Как продолжает С.Ю. Глазьев, «Пока наша армия воюет, компрадорская олигархия пытается откупиться от американских санкций закамуфлированными взносами на финансирование ВСУ и подарками

Зеленскому. Чиновники и хозяйственные руководители заняты своими рутинными делами, большая часть властвующей элиты пребывает в пассивном ожидании завершения СВО в надежде, что «все рассосется». Несмотря на многократные разъяснения главы государства о необратимости конфликта с Западом, публичное и неоднократное признание этого конфликта на Западе»[15], огромное число чиновников в вертикали власти находится в состоянии оцепенения, привычно имитируя деятельность и стараясь не подставляться под персональные санкции. Помощь нашим Вооруженным силам со стороны патриотически ориентированных деловых кругов и поток добровольцев не могут компенсировать отсутствие системной оборонно-экономической политики.

В итоге подобная стратегия ведет к тому, что стратегической инициативой в отношениях Запада с Россией уверенно владеет Вашингтон, успешно достигая своих целей. «Затягивание военных действий целиком соответствует его интересам втягивания нашей страны во «второй Афганистан». Арестованные российские валютные резервы позволяют ещё долго финансировать расходы на поставки ВСУ вооружений, предоставляя их Украине в кредит, который планируется погашать за наш счёт. …При этом, манипулируя нашими денежными властями, Вашингтон парализует нашу политическую волю к ответным мерам»[16].