Если мысленно убрать в  сторону остатки европейской империи и  Советского Союза, перед  нами останется только одна держава, резко выделяющаяся своей мощью. Эта держава  — США …, конкурировать с  которой никто не в  состоянии[1]

Дж.  Фридман

Традиционная модель МО в  начале XXI  века существенно изменилась. В  ней резко усилилось влияние таких групп факторов, как ЛЧЦ, негосударственные акторы и глобальные тенденции, но прежде всего, усилилась роль США и  возглавляемой ими западной ЛЧЦ.

Формально, как и  прежде, модель МО в  XXI  веке осталась прежней, и  структурно состоит из четырех основных групп факторов:

—   субъектов МО (ЛЧЦ, государств, союзов и  коалиций);

—   международных акторов (МНПО, НПО, религиозные и  пр. организации);

—   глобальных и  региональных тенденций (технологических, социальных и  пр.); —   НЧК и  его институтов.

Проблема, однако, заключается в том, что усиление влияния отдельных групп факторов и даже отдельных факторов привело к качественному перераспределению этого влияния, которое исказило всю структуру модели МО до неузнаваемости. Так, резкое усиление западной ЛЧЦ и  возглавляемых ею союзов привело к  гипертрофическому изменению соотношения сил в  мире в  пользу западной ЛЧЦ, которая в  максимальной степени использует в  своих интересах процессы изменения в  остальных группах (например, глобализацию и информатизацию в  целях дезинформации, а  роль институтов НЧК  — в  качестве средств силового политического давления и  т.д.).

Произошло также резкое усиление влияния внешних факторов на формирование стратегий субъектов МО до степени доминирования со стороны западной ЛЧЦ. Вместе с этим резко усилились и  технические возможности внешнего влияния, прежде всего, за счет создания США глобальной системы контроля за передачей информации во всех областях человеческой деятельности, включая, естественно, политическую, экономическую и  военную область.

Рис.1[2]. Абстрактная логическая модель политического процесса формирования стратегиигосударства в МО

Как видно из рисунка, представленного выше, группа факторов «Б» (международные реалии, внешние вызовы и  угрозы) оказывает непосредственное влияние на все три базовые группы факторов  — интересы и  ценности ЛЧЦ и  государств (группа факторов «А»), правящие элиты (группа «Д») и формулируемые или политические цели и задачи (группа «В»), а косвенно  — через искажение целей, стратегии и  национальных интересов  — и  на перераспределение ресурсов.

В 1990-2010  годы, например, МО претерпела радикальные изменения, когда «Группа восьми» во главе с  США фактически стала контролировать всю ситуацию в  мире, включая внешнюю и  внутреннюю политику большинства государств, суверенитет и  системы национальных ценностей которых были фактически ликвидированы. Произошло постепенное замещение и  вытеснение национальных систем ценностей и  норм «универсальными» ценностями и  международными нормами. А  итогом такой эволюции МО стало публичное заявление США о  готовности силой «защищать эти ценности и  нормы», сделанное Б.  Обамой в  2015  году, которое не раз позже подтверждалось по любому случаю.

Иными словами в  начале XXI  века фактически произошло формирование новой модели МО, которая стала не просто однополярной, но «односистемной» и  доминирующей, навязывающей свои «универсальные» ценности и  нормы  — от норм валютного регулирования и  торговли до нравственных, образовательных и  культурно-духовных норм. Это привело к  тому, что в  абстрактной модели политического процесса и  структуре МО группа внешних факторов «Б» стала недопустимо доминировать над группой факторов «В» (национальные политические цели) и  даже группой факторов «А» (национальные интересы и  ценности). Более того  — над группой факторов «Д» (поведением правящих элит), а  также опосредовано и  на политические стратегии (область взаимоотношений групп факторов «В» и  «Г»)[3]. Новая политическая модель МО стала откровенно игнорировать и военно-силовым способом утверждать новые правила международного поведения, соответствующие нормам, правилам и  ценностям западной ЛЧЦ. Через систему и  структуру МО произошла трансляция и  превращение уникальных ценностей западной ЛЧЦ в  универсальные, сначала де-факто, а  затем и  попытка их закрепления в  международном праве де-юре. Новая модель МО стала выглядеть сознательно искаженно, следующим образом (рис. 2).

Рис. 2. Новая модель и структура МО

Как видно из рисунка, сильнейшему воздействию подверглись: —   национальная элита;

—   политические цели;

—   национальные ресурсы (через элиту и  смену системы ценностей); —   стратегии субъектов ЛЧЦ.

Для абсолютного большинства стран в  мире такая трансформация означала фактическую потерю к  началу XXI  века национального и  государственного суверенитета и  отчетливую угрозу национальной идентичности. Это стало отчетливо видно в  ЕС, в  связи с  референдумом в  Великобритании и  протестами в  Италии, Испании, Греции и  др. странах. Если в  прежние годы внешнее влияние ограничивалось влиянием, как правило, только на внешнюю политику государств, то в  XXI  веке новая модель МО предполагает недвусмысленное влияние на все области деятельности другого государства  — от семейного права, нравственных и  религиозных основ до внутриполитических решений. Стало происходить то, о  чем предупреждал еще в  1950  году И.  Ильин: потеря суверенитета вела к  потере идентичности.

В практическом плане это означает, что формирование политического курса (и  не только внешней политики) государств, стало предопределяться внешним влиянием через группы «Д», «В»

и  отчасти даже деформированную группу факторов «А». Для России, например, это выразилось в  «деидеологизацию» политики, дискредитацию идеи национальных интересов, стратегических прогнозов и  планирования, что, в  конечном счете, привело к  появлению не просто очень слабых, но и  ошибочных решений и  документов в  области национальной безопасности в  1990-е годы: Концепции национальной безопасности, Концепции внешней политики и  др. Но не только. Остатки этого влияния сохранились до настоящего времени и  угрожают быстро увеличиться при смене политического курса правящей элиты.

Достаточно радикальным изменениям в  XXI  веке подверглись и  алгоритмы реализации политических стратегий государств, права которых в возрастающей степени делегировались на уровень стран-лидеров ЛЧЦ. Это очень хорошо видно на примере западной ЛЧЦ, внешняя и  военная политика которой, по сути, превратилась в  коалиционную поддержку политики США в  Югославии, Афганистане, Ираке, Ливии, Сирии, на Украине и  в других странах. «Оговорка» заместителя государственного секретаря В.  Нуланд на киевском майдане в  2014  году относительно роли ЕС в украинском кризисе  — очень иллюстративна. Она демонстрирует, что процесс принятия решений постепенно перешел от национальных правительств к  США и  уполномоченных ими институтов.

Эти изменения в модели и алгоритме принятия решений западной ЛЧЦ пока что слабо в начале XXI  века учитываются в  практике принятия политических решений в  РФ и  ее внешнеполитической стратегии, где продолжает действовать внешнеполитическая традиция. К  сожалению, эта концептуальная и  нормативная слабость отчасти сохранилась вплоть до наших дней, что заставило, например, В.  Путина в  июне 2015  года даже говорить о  будущей корректировке Стратегии национальной безопасности и  Военной доктрины, варианты которых были относительно недавно им же только приняты. Это связано, прежде всего, с  продолжающейся «деидеологизацией» политики, т.е. стремления избежать выстраивания долгосрочной системы взглядов и последовательной принципиальной стратегии. «Разновекторность», «прагматичность» внешней политики России в  XXI  веке не могут быть политическими принципами и  нормами. Это  — идеологемы, направленные вовне, но не несущие серьезной смысловой нагрузки. Ниже я  попытаюсь рассмотреть существующую систему взглядов в  стратегии национальной безопасности России, в  том виде, как она была изложена в  соответствующем Указе Президента РФ от 31  декабря 2015  года.

Таким образом, ко второму десятилетию XXI  века фактически сложилась такая модель МО, при которой произошло резкое усиление влияния внешних факторов на все основные элементы модели формирования политической стратегии государства, но прежде всего:

—   на формулирование политических целей и  задач правящими элитами практически всех ЛЧЦ и государств, что привело их в итоге к фактической утрате суверенитета, подчинению внешней воли лидера западной ЛЧЦ;

—   превращению внешнего влияния на правящие элиты в  доминирование и  контроль над этими элитами через систему навязываемых «демократических норм и  процедур», международных институтов, а  также посредством технических средств;

—   деформацию систем национальных ценностей и  интересов в  «универсальные», «общепринятые» нормы и  правила;

—   на прямое распределение национальных ресурсов и возможностей того или иного государства.

Важно в  этой связи попытаться проанализировать структуру и  степень влияния тех факторов и  тенденций, которые входят в  «группу Б» (международные реалии и  тенденции развития ЧЦ) и  могут ассоциироваться с  факторами формирования МО, о  которых говорилось выше, а  именно:

—   субъекты МО (ЛЧЦ, нации и  государства);

—   акторы МО (политические и  иные организации); —   глобальные тенденции развития ЧЦ;

—   человеческий капитал и  его институты.

Ниже я  попытаюсь проиллюстрировать количественно изменение влияния этих групп факторов. По сути, эти изменения означали полную деформацию всей существовавшей модели МО,сложившейся к XXI веку в которой решающая роль принадлежала суверенным государствам, как основным факторам формирования МО. Их роль была насильственно перераспределена в  пользу одного лидера  — западной ЛЧЦ,  — который во многом формирует глобальные мировые тенденции, нередко создает и  контролирует международные акторы (в  т.ч. террористические) и  институты НЧК. Если попытаться количественно оценить это «перераспределение внешнего влияния» в  этих двух разных моделях МО среди всех четырех групп факторов, то можно проиллюстрировать этот процесс следующим образом.

Перераспределение внешнего влияния между  основными группами факторов формирования МО в  XXI  веке

Как видно из таблицы, произошло достаточно радикальное изменение влияния между различными факторами, формирующими МО, которое выразилось, прежде всего, в  том, что основная роль в  формировании МО (а  также ВПО и  СО соответственно) перешла от наций-государств к  ЛЧЦ. Но не только. Резко усилилось влияние и  других факторов, в  частности, общественных акторов (яркими примерами чего является деятельность «ХАМАЗ», «Правого сектора» и  ИГИЛ).