Государственная политика в области обеспечения безопасности является частью внутренней и внешней политики Российской Федерации и представляет собой совокупность скоординированных и объединенных единым замыслом политических, организационных, социально-экономических, военных, правовых, информационных, специальных и иных мер[1]

Статья 4, ФЗ № 390 «О безопасности»

Исследование проблем, связанных со стратегическим сдерживанием России затрагивает целый ряд вопросов, связанных как с развитием международной и военно-политической обстановки (МО и ВПО), так и вопросами социально-экономического и военно-политического развития России. Причём само понятие «стратегическое сдерживание» в новых условиях стремительно эволюционирует, в отличие от прошлых определений, когда оно связывалось, как правило, только с ядерным или военным сдерживанием, в настоящее время предполагается, что стратегическое сдерживание распространяется на все силовые действия по противодействию политике, получившей название «силового принуждения».

Таким образом, под стратегическим сдерживанием предлагается понимать способность государства эффективно обеспечивать защиту национальных интересов и ценностей как в периоды относительно мирного развития международной и   политической обстановки, так и на любом уровне развития политического и военного конфликта, в т.ч. без прямого использования военной силы, обладая для этих целей достаточными возможностями, силами и средствами противодействия любым попыткам силового принуждения[2].

В отличие от существующего традиционного подхода[3], когда стратегическое сдерживание предполагает противодействие угрозам и предотвращение военных конфликтов, такая трактовка заставляет относиться с большим вниманием:

— к политическим и иным целям сдерживания;

— к средствам стратегического сдерживания;

— к мерам и способам реализации стратегического сдерживания.

Анализ и прогноз военно-политических условий развития России в ХХI веке — начало анализа всех процессов и аспектов будущей российской политики, включая прогноз и стратегическое планирование развития страны. Этот факт в очередной раз доказал озвученное 1 марта 2018 года В. В. Путиным послание ФС РФ и первый указ Президента России, подписанный 7 мая 2018 года[4], в которых задачи безопасности и обеспечения стратегической стабильности самым тесным образом сочетаются с задачами социально-экономического развития. «Интерес обеспечения безопасности нации и государства» — главный интерес любого суверенного субъекта МО и ВПО — потому, что без его реализации исчезает сам этот субъект: государство и нация могут развиваться с разной степенью успеха, но только до тех пор, пока они остаются суверенными и независимыми государствами и нациями. От надёжности гарантий безопасного существования зависят, в том числе возможности и темпы социально-экономического развития. И, наоборот, от темпов социально-экономического и научно-технологического развития зависят возможности обеспечения безопасности, включая эффективность стратегического сдерживания»[5]. Это положение особо подчеркнул в своём послании В. В. Путин, выделив для целей развития более половины всего объема текста, но оставив для целей безопасности — остальную часть[6].

Проблема соотношения безопасности и развития всегда стоит перед всеми государствами и нациями, но в разных внешних условиях (МО и ВПО, в частности) решается далеко не всегда одинаково. Иногда правящие элиты приходят к заключению, что интересы безопасности должны уступить интересам развития или другим (религиозным, экономическим, личным, пр.) интересам.

В этих случаях, как правило, в конечном счёте, терпит поражение государство, которое лишается суверенитета и обрекается на исчезновение, вслед за которым следует неизбежное уничтожение и исчезновение нации, о чем еще в 50-е годы прошлого века писал русский философ И. Ильин.

Но нередко бывает и так, что интересы развития уступают интересам безопасности. В этом случае начинается процесс милитаризации, когда ресурсы, выделяемые на интересы развития, минимизируются, что, в конечном счёте, ведёт к деградации государства и общества. Такие примеры характерны в особенности для периодов резкого обострения ВПО в мире, когда внешние угрозы становятся уже не просто реальными, а неотвратимыми. Но не только. Нередки случаи, когда руководители государств сознательно идут на огромные издержки в военной области ради обеспечения своих внешнеполитических амбиций. Так было в государствах, которые готовились к внешней экспансии — Германии, Японии в преддверии Второй мировой войны, а в настоящее время такие военные расходы стали нормой для Израиля, Саудовской Аравии, США и некоторых других государств.

В новом веке, однако, сложилась ситуация, когда МО и ВПО развиваются стремительно и угрожающе, но, как бы, без прямой угрозы возникновения глобальной войны. Так было какое-то время, пока эскалация вызовов и рисков не привела противоборство к состоянию «смешенного» типа, т.е. — «военно-силового противоборства», когда военная сила обеспечивает эффективное использование других силовых инструментов политики, но сама используется не всегда, либо в ограниченных масштабах. Это специфическое состояние требует от государств поддержания высокой степени готовности к отражению военных угроз. Но одновременно, противоборство и без военного конфликта приобретает силовую форму когда односторонний диктат активно используется в политико-дипломатической, экономической, торговой, финансовой и культурно-образовательных областях[7].

В этих объективных условиях обеспечения безопасности и развития России заложен тот фундамент её будущего, на котором станет формироваться и разовьется её новая внешняя, внутренняя и военная политика. Именно попытка анализа этих условий и прогноз их развития является задачей представленной на суд читателя этой работы. Кроме того она посвящена анализу изменений МО и ВПО, а также возможным военно-политическим перспективам России на рубеже 2050-х годов. И тенденции, и перспективы, как и актуальное состояние России, авторы пытаются формализовать в некие сценарии и их варианты, которые являются логическими и эмпирическими моделями[8]. Из этих сценариев во многом логически вытекают необходимые ИД СС и ПВК.

Подобная структура, может быть, излишне формализована, но она отражает сложившуюся де-факто практику стратегического прогнозирования и планирования в мире. В частности, в октябре 2017 года на съезде КПК фактически было заявлено о двух 15-летних планах до 2050 года, в США сложилась практика военно-политического планирования («Общий оперативный план до 2035 года»), да и в России ГОЗ, уточненный в конце 2017 года, ориентирован фактически на два периода — до 2035 года и далее. Этот самый общий подход лежит в основе всей работы и относится, как к оценке и прогнозу развития России, США, различных цивилизаций, других факторов и участников мировых процессов, так и развитию всей международной и военно-политической обстановки[9].

Очень важно отметить, что на все части работы огромное влияние будет оказывать субъективный, личностный момент, который выражается в собственном опыте, знаниях и информации (а, иногда, и интуиции) авторов. Российское общество в 2018 году представляется резко разделенным, как минимум, на два идеологических и политических лагеря, которые со всей очевидностью сформировались в результате так называемой перестройки и реформ. Иногда граница между этими лагерями проходит не только в элитах, министерствах и корпорациях, но и в семьях. Поэтому отношение к одному и тому же явлению, даже элементарному и вполне объективному факту, порой, может быть принципиально различным. Если же говорить об отдельных политических и военно-политических проблемах, то, несмотря на объективно существующие характеристики, отношение к ним может быть диаметрально противоположным. Подобная субъективность, присутствующая на индивидуальном и общественном уровне, не ликвидируется ни политическими решениями, ни правовыми документами. Но её негативное влияние заведомо меньше, если субъективизм опосредован мнением профессионала, а не случайного лица. К сожалению, вся новейшая политическая история СССР и России является иллюстрацией агрессивного субъективизма непрофессионалов, в результате деятельности которых российская цивилизация понесла катастрофические издержки, чреватые крупнейшими военными поражениями.

Существует и масса других — объективных и субъективных — трудностей, мешающих найти общий подход, оценки и взгляды на современное и будущее состояние безопасности страны, хотя самые серьезные предпосылки для формирования единой позиции общества реально уже определились. Правовой основой всей системы безопасности Российской Федерации являются Конституция России, несколько профильных законов, указы Президента России и постановления Правительства, касающиеся отдельных аспектов Стратегии национальной безопасности[10], в основе которых находится ФЗ «О безопасности»[11]. Именно поэтому представление о политике безопасности России как о «совокупности… объединенных единым замыслом» в самых различных областях мер, имеет принципиальное значение: никакая другая политическая область не требует такого органичного сочетания мер из самых разных областей — от экономики, военной сферы, до специальных и информационных измерений государственной деятельности.

И в этом же заключается и основная трудность. Специалисты в сфере национальной безопасности должны ориентироваться в экономике, социологии, военной, информационной, валютно-финансовой, культурной, образовательной, научной и пр. областях. Желательно вполне профессионально. Как минимум, — на уровне самого общего профессионального понимания. Но таких специалистов в России (а до этого в СССР) почти нет. Хуже того, даже тех немногих, которые были еще в 1990-е годы, почти не осталось (как и соответствующих научных школ), а небольшие коллективы сохранились в МИД, Совете безопасности, Генеральном штабе ВС, РАН и ряде других ведомств в очень «урезанно-пониженном» статусе.

Понятно, что это снижает качество анализа МО и ВПО. Поэтому эфир и прессу заполонили «диванные стратеги», неизвестные, ни своими работами, ни участием в каких-либо проектах и практических действиях, ни даже сколько-нибудь знакомых с минимальным набором соответствующей литературы. Этот общий низкий культурно-политический уровень отражается на решении частных вопросов военной политики и безопасности России[12].

Не менее важно, чтобы специалисты, решающие задачи обеспечения отечественной безопасности обладали и достаточным уровнем философской, теоретической и методологической подготовки, необходимой как для общего, так и специального анализа. Такой «синтетический» подход возможен только в результате многолетней работы соответствующих научных школ, которые в последние десятилетия отнюдь не развивались в России, более того, в ряде случаев просто ликвидировались.

Но, главное, специалисты в области национальной безопасности должны работать на интересы безопасности России, а не против этих интересов. Как ни странно, но такие «специалисты» и политики не только существовали, но и доминировали в недавнем прошлом. В значительной степени они сохранились и в современной России[13]. Более того, в некоторых случаях они и теперь очень активны и повторяют свои «наступления» в вопросах безопасности в масштабах 1990-х годов. Интересно, в этой связи, признание известного специалиста по России Стивена Коэна, которого, уж, точно не заподозришь в необъективности: «Идея того, что США могут переделать Россию по своему образу и подобию или, по крайней мере, смогут «думать за русских», возникла впервые после Второй мировой войны, в среде апологетов «холодной войны»[14]. В 1992 г., в первый год постсоветской эры и последний год работы администрации Буша, идея «думать и решать за русских» в американском истеблишменте возродилась. Так, в апреле 1992 г. Состоялось совещание представителей правительства, бизнеса, средств массовой информации и академической среды, которое рекомендовало Соединённым Штатам и их союзникам «принять самое непосредственное участие в процессе трансформации экономической и политической жизни в бывших советских республиках». А один политик-учёный даже конкретизировал задачу: «Нужно сформировать элитный корпус западных экспертов, которые будут жить на территории бывшего Советского Союза, и помогать управлять государством и бизнесом».

И такой «корпус» был сформирован и существует сегодня. Его представители активно навязывают свои взгляды не столько сугубо научной общественности, сколько деятелям из среды правящей элиты России. На протяжении всех последних тридцати лет этот процесс, меняя правила и площадки, не затухал, каждый раз активизируясь, когда подходило время решительных оценок и решений, особенно в сфере российской национальной безопасности. Будь то в области финансирования ГОЗ или развития тех или иных ВВСТ, или в области военно-политической деятельности России за рубежом. Оценки и прогнозы «корпуса» специфически ориентированных фигур публичного, а в ряде случаев и непубличного пространства, препятствовали развитию теоретической базы прогнозирования МО и ВПО[15]. А поведение его представителей — равносильно национальному предательству. Так, например, П. Авен (бывший министр России) и М. Фридман, выступая в США 24 мая 2018 года фактически не просто критиковали, но и присоединились к антироссийской кампании.

Активность подобных экспертов в постперестроечные годы постоянно нарастала. Вот что писал по этому поводу авторитетный западный исследователь. «Вскоре, однако, этот миссионерский порыв превратился в настоящий крестовый поход, и сделала это администрация Клинтона (хотя, нужно заметить, не без поддержки республиканской партии в Конгрессе)» — пишет С. Коэн. — «Почти сразу же после инаугурации президента Клинтона в январе 1993 г. его эксперты принялись тайно обсуждать вопрос, «как лучше реформировать Россию» и сформулировать задачи американского участия. Возникшая в результате «целостная политика», как пояснил позднее официальный представитель Госдепартамента, была направлена на внутреннюю «трансформацию России». По сути дела, США должны были учить экс-коммунистическую Россию капитализму и демократии и наблюдать за процессом превращения — так называемым «переходом». Доверить России самой искать пути собственной трансформации, разумеется, было нельзя, дабы не дать ей заблудиться, как заметил один из сторонников крестового похода, «в хитросплетениях её собственных противоречивых замыслов»[16].

Поэтому, говоря о современном состоянии, а тем более о будущем военно-политическом положении России, важно всегда помнить о стремлении наших оппонентов исказить в свою пользу фактические реалии. Причем не только внешнеполитические, но и внутриполитические. Будущее не только рождается, но и существует уже сегодня в некоторых своих проявлениях, которые иногда просто нужно захотеть и суметь увидеть. Политические фигуры, тенденции и события не появляются из «ниоткуда». Некоторым из них предшествует короткая история, а некоторым и очень длительная. Нередко измеряемая десятилетиями.

Труднее всего говорить о минимизации влияния субъективного фактора (или о значении исследований объективных реалий), когда речь идет о действительно научных исследованиях, без которых практическая политика все чаще заходит в тупик.

Именно поэтому основу любого политического анализа составляет, прежде всего, научный анализ и объективная оценка современного состояния того или иного объекта, т.е. поиск того, что уже существует и будет существовать[17]. Эти объективные тенденции и факторы, — если к их изучению относиться добросовестно, — могут дать адекватную картину мира, которая познаваема с помощью наработанных человечеством инструментов анализа[18].

Тем не менее, до сих пор никто «не отменял» субъективности в политическом анализе и влияния тех или иных внутренних и внешних факторов конъюнктурного или даже дезинформационного характера. Но эта субъективность, её влияние и вред могут быть минимизированы двумя факторами:

— во-первых, разработкой теоретических и методологических основ анализа и прогноза, моделей, критериев, уточнением понятий и другой научно-методической работой, которая превращает политический анализ в науку и, главное, практически востребованную научную дисциплину, а не набор «красот», описывающих международно-политические реалии;

— во-вторых, системным походом, сочетающим использование знаний из самых разных областей, который в итоге отчасти и компенсирует субъективизм тех или иных оценок.

Но субъективизм в анализе и прогнозе развития МО, ВПО, а тем более стратегической обстановки (СО) — всё равно неизбежен потому, что главным субъектом политики остается человек, а роль его и национального человеческого капитала (НЧК), как и институтов НЧК, в ХХI веке постоянно увеличивается[19].

Именно поэтому политический анализ и прогноз остаются очень субъективными процессами. Очень точно эту ситуацию и субъективную роль личности описал А. Бовин, который в течение нескольких десятилетий находился в центре процесса политического анализа в СССР: «Когда у меня спрашивают, какова моя узкая специальность, мне ничего не остается ответить, кроме того, что я специалист по общим проблемам внешней политики. То есть я дилетант, но стараюсь быть дилетантом высокой квалификации. Так, во всяком случае, сам я воспринимаю свою роль… и самое интересное — это ассоциации, связь явлений. Чем шире круг явлений, тем лучше видишь комплекс мировых дел в целом»[20].

А. Бовину в целом, на наш взгляд, не все хорошо удалось сделать при помощи этого подхода, в частности, не удалось обратить внимание на силовые, особенно военные, акценты противостояния цивилизаций и стран. Тем не менее, его поход, по своей сути, — наиболее правилен.

Кроме того, любой анализ и прогноз не должны быть простой экстраполяцией существующих реалий и тенденций. Мир неизбежно сталкивается со сменой основных парадигм своего развития, а в переходные периоды (в котором мы со всей очевидностью находимся сегодня) эта смена происходит особенно быстро и радикально. Это означает, что в прогнозах на долгосрочную перспективу следует пытаться учитывать неизбежность таких качественных перемен[21]. Иногда даже без ясного представления об их сущности.

В любом случае, даже на среднесрочную перспективу в политике нельзя полностью доверять экстраполяции. Этого можно отчасти избежать с помощью различных приемов, в т.ч. периодизации, когда влияние качественных изменений «дозируется». Вот почему состояние и перспективы развития России целесообразно, например, рассматривать в рамках двух периодов — среднесрочного, до 2025 года, и долгосрочного, до 2050 года. В данной работе именно так и делается — последняя часть исследования выходит за рамки среднесрочного прогноза.

Именно из-за таких неизбежных качественных изменений и смены основных парадигм развития страны, которые должны произойти за это время не только в России, но и в мире[22].

Наконец, — и это самая актуальная проблема для России сегодня, — выбор того или иного сценария развития и его варианта во многом зависит от выбора того или иного набора откровенно субъективных факторов. Иногда очень сильно. Иногда, даже только от них[23]. Для России это, прежде всего, качество и намерения правящей политической элиты, которая (как неоднократно показывала история) способна радикально и в короткие сроки повлиять на вектор развития нашей страны и общества. Но элита существует не только как некая социальная общность, но и как группа личностей, каждая из которых обладает собственными качествами и представлениями о политике. Столкновение, противодействие личностных воль и мнений, в конечном счете, и определяют тот или иной конкретный вариант развития событий. Именно такое столкновение различных подходов отчётливо отражает послание Президента России 1 марта и его майский указ 2018 года[24].

Необходимо учитывать, что нередко те или иные представители советско-российской элиты играли крайне негативную роль в развитии нации. И речь идет не только о таких фигурах как М. Горбачев и Б. Ельцин, но и о достаточно широкой социальной группе лиц, занимавших в последние 30 лет откровенно антигосударственную и русофобскую позицию, или в силу разных причин неосознанно оказавших негативное воздействие на развитие России. Общее, что их объединяет, это антинациональный подход, приверженность западной системе ценностей, фактическое отрицание сколько-нибудь положительного значения национальной культуры и интересов[25].

Примечательно, что Россия, пожалуй, одна из немногих стран, где представителям подобных групп дается право и возможность активно участвовать в формировании общественного мнения и позиции правящей элиты. Этот феномен имеет исключительно важное значение для описания современных военно-политических условий формирования политики России. Так, только в июле 2017 года был лишен российского гражданства владелец двух влиятельных СМИ, открыто на протяжении многих лет продвигавших такую позицию, некто Д. Кудрявцев[26]. Другими словами (особенно ярко это видно на фоне скандала против российских СМИ в США), в России многие годы редакционную политику ведущих газет определял гражданин другой страны. Именно он, в конечном счете, говорил российским гражданам, что считать истинным, а что — нет. Полагаем, что ситуация не нуждается в комментариях.

Наконец, любой анализ и прогноз — именно в силу влияния субъективных факторов — многовариантен. Точнее — состоит из многих сценариев (возможных и наиболее вероятных) и их конкретных вариантов. Тех, которые в итоге и реализуются на практике. Вот почему при политическом анализе и в прогнозе всегда присутствуют несколько конкретных вариантов реализации того или иного сценария. Или даже вообще несколько самих сценариев[27]. Это не просто желательно, но и объективно необходимо для того, чтобы сценарий в условиях конкретной реализации оставался многовариантным, а, значит, сохранялись условия для его корректировки.

Так, в январе–мае 2018 года Россия также стояла перед выбором одного из вариантов развития в рамках существующего инерционного сценария после фактического завершения выхода из кризиса последних лет. Этот выбор означал выбор того, по какому варианту будет уже развиваться, а не только выходить из кризиса Россия, что отчетливо признала на очередном гайдаровском форуме председатель ЦБ Э. Набиулина. Она, в частности, сказала следующее: «Мы ожидали, что к концу 2017 года завершился период, в некотором смысле, восстановления после кризисного падения. По сути, это произошло»[28].

По словам главы ЦБ, Российская Федерация в 2017 году вышла на темпы роста ВВП «приблизительно в тех объёмах и на тех уровнях, которых ожидал Центральный банк». Это потенциальные темпы роста при нынешней структуре экономики. В некотором смысле, мы сейчас в поворотной точке. Сейчас вопрос о том, как и на чем мы будем дальше расти. Макроэкономическая стабильности дала возможность экономике не сильно упасть, но вызов для нас — будущие темпы экономического роста»[29], — подчеркнула Э. Набиуллина. Она также напомнила, что по оценкам ЦБ экономика РФ будет в 2018 году расти темпами 1,5–2%. Что совершен но недостаточно, учитывая длительное отставание России, о чём позже в 2018 году не раз напомнил В. В. Путин[30].

Этот сценарий, как оказалось, совершенно не устроил В. В. Путина, предложившего в своём послании 1 марта 2018 годы совершенно иные темпы роста и модель развития страны. Позже, 7 мая 2018 года, в своём первом указе Президент РФ конкретизировал это требование в поручении Правительству до 1 октября того же года подготовить соответствующий прогноз и план развития России. Эти нормативные документы стали основой формирующейся новой стратегии опережающего развития России до 2024 года[31].

И последнее. Любой сценарий развития МО, ВПО, политики США или России в 2018–2050 годы, будет формироваться под очень сильным (и усиливающимся) влиянием внешних факторов — региональных, глобальных, даже местных, — которые могут оказаться даже решающими в этот период: мир становится все более взаимозависимым, а пространство и информация сжимаются, превращая его в монолитную субстанцию. Вот почему сегодня влияние внешних факторов — как положительных, так и отрицательных — не идет ни в какое сравнение с влиянием этих факторов еще в недавнем прошлом, когда можно было бы как-то «изолироваться» от внешнего мира. Поэтому создавать модели и политики «изолированного» развития бессмысленно.

Парадоксально, что параллельно с усилением взаимозависимости стремительно развивается и противоположная тенденция, связанная с ростом самоидентификации наций, которую условно можно назвать «заборостроительством», отгораживания от этого усиливающегося внешнего влияния[32]. Эти два взаимосвязанных, но противоречивых процесса, очень хорошо видны на примере ЕС, страны которого пытаются приспособиться к глобальному миру, но и сохранить суверенитет и идентичность. Естественно, что эти особенности по-разному будут влиять на военно-политические черты развития России. С одной стороны, как на субъект, противостоящий коалиции западной ЛЧЦ, созданной и укрепляющей свое влияние при лидерстве и под руководством США. С другой, как субъект, развивающий отношения со странами Запада в интересах своего опережающего развития на фоне нарастания противоречий внутри западной коалиции, как на цивилизационном и экономическом уровнях, так и на уровне безопасности, активности участия в коалиции[33]. Ярким примером такой диалектики в подходе российского руководства к формированию ВПО даже в условиях кризиса стало проведение ПМЭФ в мае 2018 года.

Это мероприятие проходило в условиях явной эскалации военно-силового давления на Россию, но, российское руководство смогло даже в этих условиях извлечь не только экономическую, но и политическую выгоду. Как сказал советник Президента РФ, «Вы знаете, дорогого стоит то, что один из лидеров Европы объяснил своим французским бизнесменам, что надо в два раза увеличить инвестиции в нашу страну. И это произошло на фоне призывов английского правительства о том, чтобы продолжить оказывать давление на Россию с помощью принятых Евросоюзом санкций»[34].

Он добавил, что Палата лордов уже заинтересовалась, почему официальные лица Великобритании не присутствовали на петербургском форуме. Советник Президента РФ  также вспомнил, что еще два года назад Госдеп США призывал американские компании не приезжать на мероприятие в Петербург, а в этом году посол США призвал заокеанских бизнесменов участвовать в ПМЭФ. «И мы видим результат — самой представительной делегацией в эти дни была делегация именно Соединенных Штатов — 550 человек», — отметил Кобяков. Он подчеркнул, что на форуме не звучал большим резонансом вопрос о санкциях против России. «Мы в последнее время привыкли к слову „санкции“, привыкли к звучащим ограничениям в отношении нашей страны, но Петербург это все развенчал. Приехавшие к нам более 17 тысяч участников из 143 стран подтверждают то, что Россия — это действительно страна возможностей, а петербургский форум объединяет мир». По словам Кобякова, если самой крупной делегацией на ПМЭФ была делегация из США, то вторыми по численности в 2018 году были японцы и французы»[35].

Опыт проведения ПМЭФ, а также другие примеры политической и экономической жизни в условиях обострения современной ВПО свидетельствуют о неоднозначности тенденции эскалации и соответствующей политики Запада по «силовому принуждению». Это требует очень внимательного отношения потому, что политика «стратегического сдерживания» должна учитывать такие нюансы, в частности, сочетания откровенной агрессии и попыток достижения договорённостей, бескомпромиссности и готовности договариваться[36]. Очевидно, что формирование политики безопасности России будет в будущем основываться и далее на стратегическом сдерживании, но в более широком его понимании и, возможно, при сочетании его разных форм. Но в любом случае эта политика стратегического сдерживания будет опираться на потенциал и возможности России, которые, в свою очередь, будут зависеть от темпов и качества её развития.

Развитие России до 2025 года, таким образом, будет находиться под влиянием, как внутренних, так и внешних факторов. В итоге, в результате их взаимодействия, должна появиться не только эффективная концепция стратегического сдерживания России, базирующаяся на прогнозе развития МО и ВПО, но и сформулирована её оценка с точки зрения перспектив развития страны в целом, т.е. найдена «золотая середина» между определением доли необходимых ресурсов, используемых в интересах безопасности и развития.

Пропорции при распределении ресурсов, в конечном итоге, станут основой для разработки рекомендаций по повышению эффективности реализации Стратегии национальной безопасности России[37] в условиях, близких, или даже полностью соответствующих, условиям, существования и развития нашей нации и МО.

Автор: А.И. Подберёзкин

>>Полностью ознакомится с монографией "Стратегическое сдерживание: новый тренд и выбор российской политики"<<