Именно в результате внедрения асимметричных и гибридных силовых приёмов в современную политику,  авторы предлагают схему основных направлений невоенных мер, которые они соотносят исключительно с «парированием военных опасностей и угроз»[1]. Между тем, не только «парирование военных угроз», но и продвижение национальных интересов и ценностей является функцией невоенных силовых инструментов политики. Так, например, утверждение (или изменение) тех или иных национальных норм и правил, их продвижение и закрепление в международном праве и политической практике возможно и необходимо, но без силовых инструментов — нереально. И в этом можно согласиться с авторами, утверждающими, что «особенность невоенных мер состоит в их конкретно-историческом содержании»[2]. Как и с тем, что разработка таких мер должна проводиться заблаговременно. Более того, в реальной политике если этого не происходит, то государство стремительно начинает терять свои позиции в мире. Так, свёртывание с конца 80-х годов прошлого века в СССР и России своих инструментов силового невоенного применения в политике (фактическая ликвидация обществ дружбы, иностранных редакций, совместных проектов с женскими, молодёжными, профсоюзными и пр. организациями, отказ от работы с зарубежными институтами привели к тому, что среди всех многочисленных и ­порой очень эффективных невоенных инструментов политики остались только политико-дипломатические и небольшое количество СМИ, которые были уже не в состоянии содействовать продвижению системы ценности России за рубежом и привлекать союзников[3].

К сожалению, авторы порой формально-традиционно относятся к политико-дипломатической практике как системе невоенных мер, имеющей относительно небольшое значение и постепенно уступающей позиции инструментам «новой публичной дипломатии»[4], которые напротив в возрастающей степени влияют на формирование современной МО и ВПО. В качестве иллюстрации можно привести активность Д. Трампа в социальных сетях, которая нередко становится важнее всех усилий Государственного департамента США (не случайно тот запланировал его существенное сокращение). Переговорный процесс в области ограничения и сокращения вооружений и военной деятельности только в воспалённом мозгу М.С. Горбачёва играл какое-то самостоятельное политическое значение. На самом деле это — всегда всего лишь Средство, а не цель, инструмент политики, причём нередко военной политики, который для США имел смысл только в случае односторонних уступок и компромиссов со стороны СССР и России. То, что это было именно так, доказывает одно простое обстоятельство: как только Россия перестала делать односторонние уступки, весь переговорный процесс превратился в затяжную и незначительную по своему политическому значению процедуру. В настоящее время США форсировано разрушают все механизмы и договорённости в этой области просто-напросто потому, что они им не нужны при реализации нынешней военной и внешней политики силового принуждения других субъектов ВПО.