… любой международной ситуации, созданной насильно, включая и территориальные  перекрашивания, можно придать внешний вид международного права с помощью юридических … декларации, подлогов, монтажей и конструкций…[1]

А. Владимиров, военный эксперт

Если … создать частно-научную теорию не удается, то начинается процесс дивергенции, т.е. дробление предметной области на сегменты в каждом из которых начинается формирование своего рода субтеорий[2]

М. Хрусталев, политолог

Изначально важно определиться, что в основе понятия «безопасность» того или иного субъекта или актора МО лежит не международное право или традиции, нравственные нормы, либо еще какие-либо основания, а интересы (потребности) этого субъекта и других участников МО. Многие, в том числе и ученые «от  политики», полагают иначе, а именно, что безопасность может быть обеспечена неким «пониманием», «договоренностью», «новым мышлением» или международным правом.

Именно на это обстоятельство следует, прежде всего, обратить особое внимание, когда речь идет о теории и анализе вопросов безопасности, где сосуществуют сотни теорий и методов, некоторые из которых выглядят вполне правдоподобно и практически применимо.

В целях точного анализа и построения практической модели обеспечения безопасности того или иного субъекта МО требуется обратить особое, исключительно важное внимание, на такую категорию, как «интерес» (потребность) того или иного субъекта политики. При этом целесообразно выделить отдельные интересы, которые в разной степени и каждый раз по-разному определяют политику того или иного субъекта и его безопасность.

В самом общем виде эту совокупность интересов можно выразить в некой матрице[3], где сделана искусственно, даже грубая попытка применительно к современной России выделить основные факторы влияния («веса») того или иного интереса, управляющего политикой. Из нее, например, видно, что современной политикой России управляет преимущественно и прежде всего личный

и групповой экономический интерес, а не интересы нации, государства, а тем более ЛЧЦ, влияние которых на политику носит второстепенный, подчиненный характер.

Таблица 1. Матрица экспертной степени влияния отдельных интересов на политику России в XXI веке

Как видно из этой матрицы (табл. 1), современную реальную политику России формируют конкретные краткосрочные личные интересы, что, кстати, подтверждает масштаб коррупции, когда рядовой полковник МВД смог украсть бюджет целого региона, или когда отток капитала ежегодно превышает величину бюджета страны, или когда до 75% всех основных фондов контролируются оффшорами из-за рубежа и т.д.

Другое доказательство — отсутствие перспективного целеполагания. Так, в октябре 2016 года МЭР сделало долгосрочный прогноз развития экономики России, в соответствии с которым ее темпы роста на протяжении 20 лет будут в 2 (!) раза ниже среднемировых при том, что уже последние 30 лет они были некие общемировых в 2,5 раза.

Поэтому «нормальное» (логически и практически объясняемое) распределение по приоритетам интересов того или иного субъекта безопасности меняется, когда речь заходит об его реальном, а не декларируемом интересе, что можно определить не искусственными построениями, а только анализом реальных действий, политической практики. В соответствии с такими интересами и их приоритетами и выстраиваются реальные приоритеты безопасности (рис. 1).

Рис. 1. Приоритетность понятия «безопасности»

Естественно, что факторы, определяющие интересы безопасности каждого из субъекта, политики, далеко не всегда тождественны. Как и угрозы и опасности. Так, то, что может критически угрожать современным интересам безопасности личности (например, эпидемия СПИДа и наркомании в России), далеко не всегда угрожает обществу, государству и нации в представлении правящих кругов. Но если интересы личности (включая интересы безопасности) находятся на приоритетном месте, то можно ожидать и того, что угрозы этим интересам будут наиболее приоритетны.

И, естественно, наоборот — то, что очень хорошо видно в наиболее переломные периоды истории. В 1918–1924 годах, например, была такая ситуация в России, когда ее национальным, государственным и общественным интересам безопасности угрожали прежде всего неудачи «победы мировой революции» (т.е. разновидности интересов социально-классовых, идеологических, III интернационала), что привело к серьезному конфликту в ВКП(б)    и руководство страны: Каменев и Зиновьев, а также Троцкий и др.

«старые большевики», представлявшие главный центр силы, — Коммунистический Интернационал — требовали пожертвовать национальной и государственной безопасностью ради «мирового пожара», а Сталин и ряд его сторонников — наоборот — боролся за приоритеты национальной безопасности, т.е. за национально-государственные интересы России, против угроз, возникающих в связи с деятельностью III Интернационала. Эта борьба между интересами — национальными и классово-социальными — закончилась после 1937 года победой И. Сталина, но она продемонстрировала антагонистичность, которая порой может возникать, между отдельными интересами.

Собственно говоря, эти примеры демонстрируют, что в основе исследования системных факторов безопасности в условиях новых рисков и уязвимостей находится детальный анализ интересов (потребностей) нации, государства, общества и личностей и их приоритетности при формировании политики (опять же нации, государства, общества и личности).

Сами по себе факторы безопасности[4] определяются только после того, как анализ интересов (потребностей) приведет к анализу политических целей и задач, которые являются следствием субъективного понимания тех или иных объективных интересов. Иначе говоря, цели и задачи политики — следствие субъективного восприятия правящей элитой тех или иных интересов — национальных, государственных, общественных и личных, — которые

«неизбежно «выстраиваются» в той же приоритетности как и интересы. Получается «двойная субъективность»:

Первая как субъективная оценка факторов безопасности (ибо их даже нормативная характеристика будет субъективной) — это влияние, опасность или угроза, и в какой степени и насколько актуальна? Вторая субъективность неизбежно вытекает из субъективности формулирования политических целей, в основе которых должны находиться (и находятся) объективные реалии. Так, объективный интерес ускорения научно-технического развития СССР в начале 80-х годов был субъективно переформатирован в ложные политические цели — «перестройка», «гласность» и пр., не отражавшие реальных экономических и научно-технических потребностей (интересов) нации и государства.

Так, в настоящее время важнейшие объективные интересы (потребности) российской ЛЧЦ практически не отражены в политических целях государства, что является самой серьезной ошибкой. Соответственно и не учитывается масштаб опасностей и угроз российской ЛЧЦ и государству.

В любом случае при определении факторов безопасности требуется «пройти» всю логическую цепочку от «интереса» до конкретных угроз. В нашем случае этот процесс выглядит следующим образом (рис. 2), иллюстрируя превращение интересов безопасности в угрозы безопасности[5] и факторы, влияющие на безопасности.

Рис. 2.

Если согласиться (при всей условности) с этим рисунком, то неизбежно приходиться сделать несколько далеко идущих и тревожных выводов относительно анализа факторов обеспечения безопасности. В частности:

1.            В реальной политике России ее цели и задачи определяются, прежде всего, интересами отдельных личностей, причем эти интересы находятся преимущественно в финансово-экономической области, а не интересами ЛЧЦ, нации и государства. Тем более долгосрочными и стратегическими. Это полностью искажает политическую стратегию, которая формируется на основе «ответной редакции» и не учитывает приоритетности интересов.

2.            Интересы нации, находящиеся в последние десятилетия на последнем по приоритетности месте, означают одновременно и отсутствие сформированной национальной элиты (что является сущей правдой), а также отсутствием общенациональных целей. Соответственно пока что не обнаруживаются и (существующие в реальности) действительные угрозы и опасности, а также факторы противодействия им. Так, например, цивилизационная угроза или угрозы национальной идентичности России только в самые последнее время стали осознаваться. До настоящего времени в области образования, культуры и науки эти аспекты практически не учитываются.

3.            На относительно низком уровне по приоритетности находятся и интересы безопасности государства (приоритетность которых только декларируется) и совсем низком — общества. Соответственно это означает и реальную недооценку этим угрозам, вытекающим из этих интересов.