Ни одна неделя не обходится без того, чтобы Иран и Россия не объявили об очередном совместном проекта на море, на суше или в космосе. На прошлой неделе, направляясь в Москву, министр коммуникаций и информационных технологий Ирана Махмуд Ваези пообещал вступление в «новую фазу по всем аспектам» отношений между двумя странами. В понедельник Россия объявила о том, что сделка о поставке в Иран современных ракет класса «земля-воздух» S-300 «вступила в силу». Все это является этапами беспрецедентного сотрудничества между Россией и Ираном, закаленного в ходе заключения «ядерной сделки» и укрепленного сотрудничеством в Сирии. Подобное новое партнерство в большей степени вызвано внутриполитической конкуренцией в Иране между умеренными прагматиками и твердолобыми консерваторами.
Иранские прагматики уже давно настаивают на том, чтобы страна двигалась по «китайскому» пути: либерализовала экономику, открылись в дипломатическом отношении, при этом ограничив доступ в политическое пространство. Концепция «китайской» модели впервые появилась при правлении бывшего иранского президента Акбара Хашеми Рафсанджани, который в 1990-х годах инициировал небольшие ориентированные на свободный рынок реформы и искал пути для сближения с США. Развитию этой линии также помогли ядерные переговоры, закончившиеся «сделкой» и проведенные его протеже президентом Хасаном Рухани.
Жесткие консерваторы, однако, не находят «китайскую» модель привлекательной. Высший руководитель, Корпус стражей исламской революции (IRGC) и верхушка службы безопасности считают, что экономическая либерализация нанесет урон их широким финансовым и политическим интересам. Кроме того, они опасаются, что излишняя экономическая и политическая открытость по отношению к Соединенным Штатам приведет к падению действующего режима власти, точно так же, как «гласность» Михаила Горбачева в свое время привела к распаду Советского Союза.
Однако сейчас, судя по всему, консерваторы находят вполне приемлемой модель «России Владимира Путина», а именно попытки переплести государство и экономику таким образом, чтобы не допустить приход к власти режима, поддерживаемого США. При развитии такой модели власть проводит ограниченную «приватизацию» и «либерализацию», которые в большей степени приносят прибыль силам, лояльным к действующей власти, при этом занимая твердую антиамериканскую позицию. Как заявил высший духовный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи, уступки лишь увеличат притязания США. Его позиция наглядно продемонстрирована в Сирии, где Иран поддерживает сирийского диктатора Башара Асада. Хаменеи выступает против любого намека на влияние США в эру, наступающую после «ядерной сделки». Даже открытый на прошлой неделе в Тегеране ресторан, лишь отдаленно напоминавший KFC, был расценен как слишком американский и незамедлительно закрыт.
В продолжающихся политических столкновениях прагматиков и консерваторов, последние, по-видимому, укрепили свои позиции. Народная поддержка «ядерной сделки» и желание стать более открытыми для остального мира для консерваторов является поводом для беспокойства о национальной безопасности. Как только переговоры по «ядерной сделке» начали приносить свои плоды, сторонники жесткого курса предприняли попытки принизить значение сделки с помощью ряда несвоевременных мероприятий. Хамени неожиданно благосклонно отнесся к публичным обсуждениям подробностей сделки, при этом предварительно предоставив консерваторам возможность указать на ее недостатки. Недавно он учредил абсурдную рубрику для оценки последствий сделки в будущем. Например, в ней он заявляет, что американский президент должен в письменной форме пообещать, что санкции против Ирана будут сняты. Он утверждает, что Иран столкнется с новыми санкциями на любом этапе и под любым предлогом в случае нарушения условий сделки. Судя по всему, Хаменеи нуждается в недостаточно выгодной сделке, которую со временем он мог бы назвать провальной: такой, которая могла бы снять с Ирана определенные финансовые и экономические санкции, но которая при этом могла быть представлена как «разрушающая» - чтобы подорвать поддержку как народа, так и высших кругов Ирана, оказываемую умеренному президенту Хасану Рухани.
В то же время, Хаменеи все больше обеспокоен тем, что падение Асада ослабит позиции IRGC и повысит рейтинг популярности умеренных. Таким образом, Хаменеи нуждается в помощи России. Командир спецподразделения «Кодс» Корпуса стражей исламской революции Кассем Сулеймани, по некоторым данным, посещал Москву в июле для координации новых военных операций с Путиным. В Сирии Иран согласился на использование своей пропагандистской мощи, эффективной разведки и шиитских пехотинцев; Россия же предоставила новейшие системы вооружений. Несмотря на то, что прагматики также видят Сирию своей важной союзницей, они не столь привязаны к фигуре Асада. Точно так же, как баланс сил в Сирии сместился в сторону Асада, так и в Иране он сместился в сторону Хаменеи.
Конечно, Путин уже имеет опыт сотрудничества с Ираном. В 2013 году Россия являлась посредником при заключении сделки с Асадом по уничтожению его арсенала химического оружия. Это решительное содействие предотвратило военную операцию США против Дамаска и заглушило призывы иранских прагматиков к поиску компромисса в Сирии. Подобное удачное партнерство стало основой для последующего сотрудничества двух стран в Сирии. Как только ядерное соглашение было практически заключено, Хаменеи и Путин предприняли шаги по усилению совместной поддержки Асада.
Для Хаменеи Путин в настоящее время является самым надежным партнером, чем когда-либо. Путин так же, как и он, испытывает страх перед поддерживаемыми США «цветными» революциями. Хотя оба руководителя видят стратегическую ценность Сирии по-разному, оба понимают ее важность в их усиливающейся антиамериканской внешней политике и для своей поддержки внутри страны. В России антиамериканская политика Путина подарила ему небывалый рейтинг популярности, который вырос еще больше после его вмешательства в дела Сирии. В противоположность ему, Хаменеи борется за симпатии населения, которое в 2013 году отдало большую часть голосов Рухани, выступавшему с позиций кооперации, а не конфронтации с США.
Если не поторопиться, то выборы в парламент Ирана и в Совет экспертов в феврале могут сделать ситуацию для Хаменеи и IRGC еще хуже. Расширение сотрудничества с Россией может усилить региональные позиции IRGC и укрепить поддержку внутри страны. С другой стороны, сотрудничество с Москвой может вызвать и обратный эффект. Судя по всему, Иран уже не так уверен в том, что США – это «Великий Сатана», и он может отблагодарить Рухани за заключение «ядерной сделки» уже на ближайших выборах. Более того, Тегеран и Москва расходятся во мнениях относительно некоторых задач, например, степени участия в Сирии. Кроме того, между странами существует исторически обусловленное взаимное недоверие. Как умеренные, так и консервативные иранцы полагают, что Россия на протяжении всей истории часто пользовалась Ираном как разменной фишкой в переговорах с США. Россия может свернуть программу сотрудничества точно так же, как она отложила завершение строительства Бушерской АЭС и отменила поставку ракет S-300 в результате переговоров с Вашингтоном. Эти предательские поступки очень часто приходят на ум умеренным иранцам, которые призывают отказаться от партнерства с «маленькими сатанами», а вместо этого начать переговоры напрямую с самим «Великим Сатаной».
Автор: Мохаммад Аятоллахи Табаар, сотрудник Института Бейкера общественной политике при Университете Райса.
Источник: ОБЗОР.PRESS
