«Цена ошибки» от неверно определенных приоритетов и форм реагирования может оказаться весьма высокой. Задача долгосрочного военно-технического прогнозирования становится еще более актуальной, если принять во внимание, что Совет безопасности России, к примеру, анализирует угрозы с горизонтом не более 12 лет, т.е. ниша … «военно-политической прикладной футурологии» остается, по сути дела, вакантной[1]

А. Фролов

Важно подчеркнуть, что противостоящие стратегий – российской и западной ЛЧЦ – происходит в условиях создания принципиально новых средств ведении противоборства и разработки их способов прежде всего у западной ЛЧЦ. Так, российский эксперт Е. Зиновьева подчеркивает по этому поводу: «Термин цифровая дипломатия, распространенный наряду с понятиями интернет-дипломатия, дипломатия социальных сетей и Web 2.0 дипломатия, впервые начал использовать применительно к внешней политике США. В частности, под ним подразумевалось широкое использование информационно-коммуникационных технологий (ИКТ), в том числе новых медиа, социальных сетей, блогов и тому подобных медиаплощадок в глобальной сети для содействия государственным органам для осуществления функций и коммуникаций по вопросам, связанным с внешнеполитической повесткой дня. В настоящее время программы цифровой дипломатии реализуются не только США, но и рядом других государств. В частности, возможность перехода к цифровой дипломатии рассматривается также государствами НАТО[2].

Е. Зиновьева также подчеркивает, что Правительство США определяет цифровую дипломатию как применение социальных сетей в дипломатической практике правительства США для обеспечения взаимодействия американских дипломатов с зарубежными пользователями интернета[3]. Цифровая дипломатия США – одно из направлений публичной дипломатии, ориентированной на вовлечение в дипломатическую практику широких слоев населения, а не на взаимодействие с политической и дипломатической элитой зарубежных государств. Как отмечает российский исследователь Н. Цветкова, методами публичной дипломатии Web 2.0 являются «размещение радио- и телепередач в сети интернет, распространение в открытом доступе литературы о США в цифровом формате, мониторинг дискуссий в блог-пространстве, создание персонифицированных страничек членов правительства США в социальных сетях, а также рассылка информации через мобильные телефоны»[4].

Реализация программ цифровой дипломатии США проводится с опорой на крупные компании интернет-индустрии, среди которых лидирующие позиции занимает корпорация Google. Отправной точкой для активизации политики Государственного департамента в цифровой сфере стало осознание потенциала воздействия интернета на значительное число пользователей персональных компьютеров и обладателей мобильных телефонов в мире. Действительно, на сегодняшний день более 30 % населения планеты являются активными пользователями интернета, и цифра эта постоянно растет[5].

Ключевым для понимания сути цифровой дипломатии является тот факт, что она представляет собой технологический инструмент. В основе внешней политики и цифровой дипломатии Соединенных Штатов заложены идейные основания, которые эффективно воплощают бизнес-модель и информационная политика Google, Facebook, Twitter и других компаний американской интернет-индустрии – и прежде всего ценность демократии и либеральных свобод. Философские основы цифровой дипломатии были изложены в трудах Энн-Мэри Слотер, которая с 2009 по 2011 г. занимала пост директора по политическому планированию в Государственном департаменте США. В частности, по мнению госпожи Слотер, государства, обладающие наиболее налаженными и разветвленными информационными каналами и коммуникациями, способны определять глобальную повестку дня.

В настоящее время американские программы цифровой дипломатии реализуются в рамках различных ведомств, в том числе Госдепартамента, ЦРУ, Министерства обороны, а также Агентства международного развития США. Координацию публичной дипломатии в интернете по состоянию на сентябрь 2012 г. осуществляли заместитель госсекретаря по вопросам публичной дипломатии Тара Соненшайн, ответственная за продвижение в глобальной сети американских теле- и радиоканалов, ориентированных на зарубежную аудиторию, и старший советник по инновациям Алек Росс, занимающийся работой с социальными сетями.

В 2010–2011 гг. Белым домом были опубликованы несколько официальных документов, задающих направления цифровой дипломатии. В их числе был документ «Публичная дипломатия: укрепление взаимодействия Соединенных Штатов с миром», где обозначались задачи, определяемые руководством США для цифровой дипломатии. В частности, в список таких задач вошли:

– дискредитация идеологических противников Соединенных Штатов;

– противодействие информационной деятельности Китая в интернете;

– ограничение медиа-присутствия России на пространстве бывшего Советского Союза;

– противодействие внешней культурной политике Ирана, осуществляемой через социальные сети.

В задачи цифровой дипломатии также входит поддержка молодежных движений. Одним из наиболее успешных стало организованное с помощью социальной сети Facebook движение, которое переросло в массовую волну протестов.

При этом, если экономическая мощь США составляет порядка трети от коалиционной (куда включаются экономика стран-членов НАТО, Японии, Австралии, а также целого ряда других стран), то собственно военная мощь США (включая военные расходы) составляет более половины всей военной мощи, а в некоторых областях и видах вооружений значительно больше. Это означает, что простое механическое сравнение мощи восточной и западной ЛЧЦ, например, невозможно. Так же как и китайской, индийской и любой другой: необходим широкий выбор критериев и показателей для сравнения.

Так, в качестве примера для сравнения можно взять военно-экономический потенциал локальных человеческих цивилизаций, который играет все более важное значение по отношению только к военно-экономическому потенциалу государств и наций, иногда в несколько раз превосходя его по объему и качеству.

Анализируя эти данные, неизбежно приходишь к выводу о ведущем значении возможных коалиций ЛЧЦ. И не только вполне ясных и логически понятных, как, например, западно-европейская и североамериканская ЛЧЦ, но и японская и индийская ЛЧЦ, от вхождения которых в тот или иной блок существенно, даже радикально, зависит будущее противоборство. Так, например, от того, чью сторону в международных конфликтах (ООН, СМИ и пр. дипломатической и экономической борьбе) занимает и будет занимать Индия, принципиально зависит расстановка сил после 2040 года. Индия - страна-цивилизация – по своему демографическому, экономическому, военному потенциалу еще только заявляет об активной позиции на международной арене. И не случайно в 2016 году в планах МО США она занимала ведущее место.

Особенно важное значение для определения роли военной силы в МО в XXI веке приобретает военно-политический потенциал ДЧЦ, который фактически представляет собой мощь всех ЛЧЦ и их коалиций. Очень условное представление о соотношении сил в военно-политической области в 2016 году могут дать следующие оценки экспертов.

Военно-политический потенциал

Управленческий потенциал

Потенциал человеческого развития

Коалиционный потенциал

Оценка вклада различных потенциалов цивилизаций и наций в совокупный военный потенциал цивилизации (страны)

10 глобальных тенденций в порядке их приоритетности (вариант № 1)

Предполагается, что будут даны различные экспертные оценки развития глобальных тенденций, чьё влияние на соотношение военных потенциалов будет оценено по шкале от 1 до 10 баллов и учитываться при окончательной корректировке.

Глобальные тенденции в порядке их приоритетности, определяющие мировое развитие в начале и в первой половине XXI века (вариант № 2)

После обработки представленной информации выходные результаты сообщены экспертам и постоянно обновляются на официальном сайте Центра военно-политических исследований МГИМО (У). При этом, была использована практика, когда эксперты делились условно «по весу» в баллах следующим образом:

Преподаватель, научный сотрудник – 1;

Старший научный сотрудник, доцент – 2;

Ведущий научный сотрудник, профессор – 3;

Руководитель группы, сектора, доктор наук – 4;

Директор центра, посол, военный эксперт (полковник, генерал) – 5.

Понятийный аппарат, используемый в этой методике:

Военно-экономический потенциал – часть экономического потенциала государства, которая может быть использована в военных целях при максимальном военно-экономическом напряжении.

Военный потенциал – возможности государства для ведения войны, производные от экономического и морально-политического потенциала страны.

Военно-политический потенциал – совокупность нематериальных и духовных возможностей, как задействованных в настоящее время, так и тех, которые потенциально могут быть использованы в военных целях.

Управленческий потенциал – институциональная сила государства (цивилизации), выраженная в эффективности управления – политического, экономического, военного..

Национальный человеческий потенциал – демографические, творческие, интеллектуальные и духовные ресурсы нации, являющиеся основной частью национального богатства и мощи государства. В военной области НЧК определяет качество личного состава ВС, эффективность руководства страны и ВС, а также качество ВиВТ.

Коалиционный потенциал – способность государств/цивилизаций создавать взаимные коалиции, включая военные, политические, экономические и др.

Совокупный военный потенциал страны – военная мощь государства.