В ночь на 26 сентября 1983 года советский подполковник Станислав Петров заступил на смену в качестве оперативного дежурного командного пункта Серпухов-15 под Москвой. В 00:15 по московскому времени на КП завыли сирены, и система показала, что с территории США были запущены ракеты. Полагаясь на профессионализм и отчасти на интуицию, подполковник принял решение оповестить руководство о том, что тревога ложная. В интервью он рассказал о том, почему принял такое решение, вспомнил, какие чувства испытывал в те минуты и отметил, что героем себя не считает.
- Вы сами много раз говорили, что вы себя героем не считаете, что вы просто делали свою работу. Получается, что западные организации думают по-другому, вручая вам эти награды?
- Так думают не организации, а журналисты. Первые журналисты, которые ко мне приезжали, чтобы поднять ценность своей информации, начали раздувать эту геройскую тему, а я даже и не знал, что они пишут. Потом я уже вынужден был опровергать все это. Если бы я был герой, или считал себя таковым, как я мог 10 лет молчать? Даже моя жена не знала ничего. Обо мне стало известно после того, как генерал-полковник Вотинцев опубликовал большую статью в газете "Правда" под названием "Неизвестные войска исчезнувшей страны". Там он рассказал о том инциденте, написал, что я был во главе боевого расчета, кстати, абсолютно случайно - я подменял штатного дежурного. В той статье он назвал мою фамилию, так я и был расшифрован.
- Так кто все же считает вас героем - журналисты или организации? И почему в России предпочитают о вашем поступке не рассказывать в восторженных тонах?
- Героем меня считает вся западная пресса. А я так не считаю. Я сделал свою работу, она была трудная, но я ее сделал хорошо. И в этом героического ничего не вижу. А в России героя во мне не видят, так как у нашего народа менталитет другой. Наш народ пережил такое, чего не переживал никто.
- Оповестив в ту ночь командование системы, что тревога ложная, вы отчасти полагались на интуицию. Должны были пройти какие-то минуты, чтобы вы убедились в своей правоте. Помните, какие чувства вы испытывали в те минуты, пока все висело в воздухе?
- Это состояние не поддается описанию. Я должен был оповестить командира системы и начальника штаба системы. Для этого мне надо было выйти в другую комнату, и там телефон открытый, чтобы им на квартиру позвонить. А я встать с кресла не мог, у меня ноги отнялись. Переживал жутко, как будто меня на Голгофу вели. Если я ошибся, и вероятно ракеты все-таки летели, их должен был обнаружить второй эшелон защитной системы - это радары над горизонтом, которые могли обнаружить минут за 15 до попадания головных частей на нашу территорию. Первый эшелон - космическая система, добавляла нам еще 10 минут. Она создавалась, чтобы военно-политическое руководство страны, имело чуть больше времени для принятия решения об ответном ударе
- Что происходило в вашем рабочем помещении в эти минуты?
- Боевой расчет продолжал работу на своих местах. Мы же ее не прервали, контроль за ракето-опасными районами не прекращался. Это событие не могло отразиться на общем фоне. Ну и что, что ракеты летят. Мы работали на тот случай, если полетят еще.
- Это был самый сильный стресс в вашей жизни?
- Да, потом долго приходил в себя. Лишь позже, когда второй эшелон спустя 10 минут не показал ничего, я понял, что мое решение было совершенно правильно. А до этого я не был уверен. Все показывало против моего решения. Поскольку я был одним из тех, кто работал над созданием этой системы, я очень хорошо ее знал.
- Что именно давало повод думать, что вы не правы?
- Идеальная работа всей системы. На тот момент я отдал приказ проверить функционирование всех наземных средств, космического аппарата. Был проведен анализ, и эта сложнейшая система функционировала идеально. Смущало одно - система дала высшую оценку достоверности информации о запуске. В регионе, где находилась американская база в тот момент, была граница дня и ночи. Такой достоверности не могло быть, там каша сплошная была. Был еще визуальный канал (картинка со спутника), и он доложил мне, что они ничего не наблюдают. Я не имел права использовать эту информацию, я ее все-таки использовал. Все-таки я немного нарушил инструкцию. 50 на 50 было уверенности. Мелькала мысль, а стоит ли? Надеялся на второй эшелон, а если что-то начнется, то не я буду зачинщиком Третьей мировой войны, вот и все.
- А что в итоге произошло, почему система дала сбой?
- На объекте собралась государственная комиссия, работала там три дня, ясное дело, причину не выяснили. Когда подводили итоги, нам никто не докладывал, что они там написали. Потому что, очевидно, там была написана какая-нибудь чушь. Приезжий человек не разобрался бы так быстро. Мы - специалисты на объекте - затруднялись назвать причину, а то, что они вышестоящие, не означало, что они более знающие. Сколько мы работали в космосе, каждый раз космос нам преподносил сюрпризы. Это был один из них, и его очень трудно было выявить. Из-за взаимного расположения космического аппарата на орбите, и угла падения солнечных лучей, система засветилась. Тоже самое, как и дети играют с зеркалом и отражают его лучи человеку в глаз. Потом научились просчитывать такие ситуации и больше они у нас не происходили.
- В 2006 году в штаб-квартире ООН вы получили специальную награду международной общественной организации "Ассоциация граждан мира". Удалось тогда пообщаться со своими заклятыми друзьями, которые также сидели в пунктах управления, как и вы, только по ту сторону "железного занавеса"?
- Один из них - Брюс Блейр, я с ним встречался на той церемонии, потом был в его доме в Вашингтоне. Я все пытался у него выяснить, знали ли они что-нибудь об этом инциденте. В СССР знали, что у американцев аналогичных случаев было два. У них система появилась гораздо раньше. У них была стратегическая авиация, они поднимали свои Б-52, потом понимали что к чему и возвращали их на базы. Еще, когда я был в США, мне даже довелось спуститься в одну из таких ракетных баз, в пункт управления в Южной Дакоте. Там сейчас музей.
- Правда, что вас никак не поощрили, так как это подразумевало, что теперь надо искать и наказывать виновных?
- Абсолютно верно. Получилось так, что когда начали разбираться, в комиссию вошли те люди, которые непосредственно были виновны. Много нарушений было обнаружено. Получается, они должны были ругать сами себя, а тут еще вырисовывается одна белая и пушистая фигура - оперативного дежурного. Им надо было меня опустить до своего уровня. У меня был боевой журнал, в который я должен был записывать свои команды и принятые сообщения в ответ на них. Представляете сколько это писанины? А все развивалось буквально по секундам, я не имел физической возможности записать и оставил пропуски в журнале. За это обвинили меня ,что я неправильно оформил боевые документы. Нужно было меня завалить, и это сделали.
- Было тяжело держать всю эту историю в тайне?
- Я был привычен к секретной работе и очень хорошо знал, что если вылетит слово, то его назад не вернешь. Это еще раз доказывает то, что я не придал этой истории никакого значения. Я проспался хорошо и забыл все. Для меня было полнейшей неожиданностью, когда в 1993 году журналист из издания "Совершенно секретно" Дмитрий Лиханов взял у меня первое интервью. Оно вообще тогда никакого резонанса, кстати, не получило.
- У вас осталась какая-то обида на то, что вас вместо того, чтобы поощрить за хорошую работу, еще и ругали за неправильно заполненный журнал?
- Обиды никакой не осталось, я понимаю, в каких условиях я служил, какое было время, и обижаться нет смысла. Вообще, когда я только начинал давать интервью, я никого не жалел - всех этих людей, которые меня крайним сделали. Тогда была обида в душе, а сейчас осталась царапина. Стараюсь просто об этом не вспоминать, философски отношусь к прошедшему.
Автор: Антон Долгунов (Берлин)
