Стратегия выходит на передний план, когда конфликт становится открытым[1]

Л. Фридман, специалист в области стратегий

СВО России на Украине в 2022 году развивалась в совершенно конкретных условиях сформировавшейся к февралю 2022 года МО и ВПО реалий военно-силовой эскалации, основной особенностью которых стала достаточно последовательная стратегия полномасштабной гибридной войны[2]  западной военно-политической коалиции в отношении нашей страны, начатой задолго до военной операции[3].

Начало ГВ против России в современный период можно отнести к завершению «холодной войны» против СССР, т.е. ГВ стала переходом от «холодной войны» (открытой враждебности) к началу хорошо замаскированной скрытой враждебности, скрытого противоборства с Россией, конечной целью которого было уничтожение государства и дезинтеграция пространства бывшего СССР[4].

Но именно этот характер военно-силового противоборства между Россией и Западом фактически игнорировался российской правящей элитой и, соответственно, исключал изменения в государственном и военном управлении, которые даже в 2022 году протекали крайне эволюционно, замедленно, вплоть до октября-ноября 2022 года[5]. Создание Координационного совета и поручение кураторств Д.А. Медведева над ОПК стали по сути первыми реальными шагами в области укреплен6ие оборонной промышленности. Это же означает, что многолетние руководства соответствующих вице-премьеров оборонкой — Иванова, Рогозина, Борисова и Мантурова (ещё ми министра) оказались малоэффективными. ОПК России так и не перешёл к массовому производству ВВСТ до февраля 2022 года. Более того, в правительстве ещё долго сохранялось убеждение, что «выделение денег всё решит», которое не соответствовало реалиям. Для массового производства нужны, прежде всего, люди, оборудование и ещё раз квалифицированные кадры[6].

Естественно, что такой переход повлиял на формы борьбы, акцент которых какое-то время был смещён в направлении спектра инструментов «мягкой силы». Другими словами, гибридная война (ГВ) на своём первом, начальном, этапе представляла собой нечто среднее между сотрудничеством и постоянными уступками со стороны России, бесконечными компромиссами, которые в ходе контртеррористической операции (КТО) на Северном Кавказе на рубеже нового пока показали, что такая политика неизбежно ведёт к ослаблению суверенитета и институтов государства. Эта политика была классической силовой политикой враждебных государств, многократно описанная до этого выдающимся военным теоретиком Б.Л. Гартом, например, в его работе «Стратегия непрямых действий»[7].

Можно сказать, что именно тогда стали активно меняться и формы ГВ, где постепенно стали доминировать откровенная политика русофобии и стремление использовать институты гражданского общества для ослабления суверенитета нашей страны. Эти тенденции усиливались, нарастая, превращаясь в открытую враждебность, которая вылилась в прямую конфронтацию в 2008 году и особенно в 2014 году.

В стратегии России, СНБ РФ и СП эти изменения признавались с опозданием, хотя, строго говоря, СВО РФ на Украине стала лишь естественным очередным этапом в развитии ГВ США и их союзников против России, сохранив все заложенные прежде формы и тенденции противоборства, которые развивались по эскалации в последующие месяцы, а также постепенно добавляя новые формы военно-силового и не военного противоборства[8].

Это прямо признал осенью В.В. Путин, заявив: «– мы ничего не начали с точки зрения военных действий, а пытаемся только закончить»[9].

По сути, этот факт стал признаваться В.В. Путиным публично только после начала СВО на Украине в феврале 2022 года, что означало пересмотр некоторых положений СП не только в военной области, но и в экономике, и в промышленности (в частности, «технологического суверенитета», сокращения ориентации на доллар и т. п.), который мог и должен был бы произойти ранее. В определённом смысле СВО на Украине ускорила процесс перехода национальной стратегии и СП на более реалистические положения, прямо ориентированные на национальные интересы и систему ценностей не только в экономике и финансах, но и культуре, образовании и науке[10].

Это В.В. Путин признал в сентябре 2022 года на Дальневосточном экономическом форуме[11]. Отвечая на вопрос, он прямо сказал: «Я думаю, уверен — ничего мы не потеряли и ничего не потеряем. С точки зрения приобретений могу сказать, что главное приобретение — укрепление нашего суверенитета, и это неизбежный результат того, что сейчас происходит. Да, конечно, происходит определённая поляризация — и в мире, и внутри страны. Я считаю, что это пойдёт только на пользу, потому что всё ненужное, вредное и всё, что нам мешает идти вперёд, будет отторгнуто. Мы будем набирать обороты, темпы развития, потому что современное развитие может быть основано только на суверенитете. Все наши шаги в этом направлении направлены на укрепление суверенитета»[12].

Гибридная война (ГВ), как известно, представляет собой синхронное использование многих элементов государственной и не государственной мощи субъекта МО, нацеленных на достижение максимального синергетического эффекта. Не только военных, но и силовых, не военных. Предполагается, что эскалация этих средств и мер происходит как по горизонтали — за счёт выбора последовательности, места и масштаба, — так и по вертикали — за счёт усиления интенсивности действий. Яркий пример ГВ — война против России западной коалиции, которая прошла несколько ступеней эскалации, начиная с 90-х годов прошлого века. Так же, как по горизонтали, — расширяя спектр силовых средств давления и принуждения, — так и по вертикали, — усиливая напряжённость, масштаб и интенсивность силового давления. Очень наглядно это видно на примерах ужесточения политико-дипломатического давления на Россию — от высылки дипломатов и отъёма зарубежной собственности до применения контролируемых международных институтов в качестве средств силового давления.

ГВ — также рассматривается как вид (виды) враждебных действий, при котором нападающая сторона не прибегает только к классическому военному нападению (вторжению), а подавляет своего оппонента, используя сочетание скрытых операций, диверсий, кибервойны, а, кроме того, оказывая поддержку повстанцам, действующим на территории противника.

При этом, собственно военные действия могут вообще не вестись, и с формальной точки зрения гибридная война может протекать в мирное время.

Именно так была организована ГВ против СССР в Афганистане и против России на Северном Кавказе. В отношении России, например, можно говорить также об использовании западной военно-политической коалицией ГВ на самых разных стадиях, начиная с формального завершения «холодной войны» в начале 90-х годов до настоящего времени.

Нападающая сторона осуществляет стратегическую координацию указанных действий, сохраняя при этом возможность правдоподобного формального отрицания своей вовлечённости в конфликт. Классическими примерами гибридных военных действий в конце XX — начале XXI веков считают действия СССР в начальный период афганской войны (до 1979 г.), действия России по поддержке ДНР и ЛНР на Украине, а также действия США, Пакистана, Китая и других государств по поддержке афганских моджахедов.

Гибридной войне может предшествовать так называемая асимметричная война, которая может перерастать в гибридную войну по мере роста навыков повстанцев. Некоторые специалисты в России помещают «гибридную войну» на предлагаемой ими «лестнице эскалации» вооружённых конфликтов и войн на «4-ю ступень» — выше «обостряющегося политического кризиса», но ниже уровня «локальной войны». По мнению этих авторов, неотъемлемой частью «гибридной войны» является ограниченное боевое применение военной силы (особенно сил спецопераций, а также наёмников), наряду с широкомасштабным использованием политических, информационно-психологических, экономических и пр. средств. При этом «гибридная война» расположена этими авторами по «лестнице эскалации» ниже «локальной обычной войны». Так, ГВ против России на Украине началась с массированного применения киберсредств и атаки в СМИ, поддержанной массированными акциями в социальных сетях.

Авторы: А.И. Подберезкин, О.Е. Родионов.

>>Чаcть II <<

>>Чаcть III<<