Каждый народ в известную эпоху имеет свой политический идеал…. Если мы видим народ, который не имеет уже более никаких политических целей впереди, которому нечего желать и не за что бороться, то мы можем быть уверены, что он уже выполнил свою роль в истории, что он клонится к упадку, находится в периоде вырождения[1]

Е. Мартынов, русский военный теоретик[2]

В современной Евразии – как в Европе, так и Азии – формируются новые центры силы и новые идеи о безопасности, в основе которых находятся базовые представления об истории государств, их национальной идентичности и традициях. Все вместе эти представления создают фундамент для двух идеологий противоборствующих современных тенденций – глобализации и автаркии[3]. Но если первая сознательно искажает основы национальной идентичности и истории наций и государств, то вторая  прямо заинтересована не только в их сохранении, но и развитии. Политические идеологии, которые представляют эти две тенденции, не только предопределяют исход противоборства, но и во многом зависят от того, насколько обоснованно и полно будет обеспечен их идеологический фундамент.

Этот фундамент сознательно и максимально энергично создавался западными политическими элитами последние десятилетия, позволив им обеспечить политическую победу над СССР и его союзниками в 90-е годы, а затем направить их развитие в нужное для глобалистов русло. Причём, исторические и метафизические предпосылки обеспечения этого процесса до настоящего времени не являются предметом дискуссии. Во многом именно поэтому частные явления в политике, например, действия Д. Трампа и его администрации, воспринимаются иногда не как тактические приемы, а стратегические «поворотные» моменты в истории МО-ВПО.

Мы существенно, радикально, отстаем в освоении истории и политической теории от Запада, который (именно в силу такого отставания) диктует нам правила поведения и трактовки исторических и политических реалий. Между тем, создание новых центров силы и систем безопасности в Евразии невозможно без создания предварительной идеологической и теоретической базы, - задачи, которая лежит на периферии политической экспертизы. Те немногие «евразийские» центры и институты, созданные в России, не могут обеспечить не только зарубежные страны, но и российское общество сколько-нибудь массовой политико-идеологической поддержкой, без которой формирование политических структур безопасности невозможно.

Идеология – лучший инструмент государственного управления, который может играть не только положительную, но и исключительно разрушительную антигосударственную роль. Это означает, что отсутствие идеологии делает государственное управление изначально не эффективным. Поэтому, если государство решительно пересматривает свои политические интересы, то главная роль в этом процессе отводится именно идеологии. В истории мы наблюдаем этот процесс регулярно, особенно в современный период, когда радикальные политические изменения (которые нередко происходят очень быстро) сопровождаются мощной идеологической подготовкой. Иногда, правда, конкретные и даже прагматические политические решения, основанные на теоретических и исторических положениях, выглядят как «просто» прагматизм, оторванный от идеологии и политических требований.

Так было, например, не только в СССР, но и в современной России в 90-е гг., где «крепкие хозяйственники» (не только В.С. Черномырдин, но и большинство правящей элиты в ФОИВ и законодательных органах) попытались отторгнуть идеологию и политические потребности, обращаясь к прагматизму и «целесообразности» экономических решений.

Секрет – прост. Он заключается в скрытой идеологической и теоретической подготовке, предшествующей началу политических изменений. Так, например, взрыв русофобии в Польше и Финляндии в последние десятилетия произошел только после того, как внутри общества созрели культивированные длительное время предпосылки. Украина – яркий пример того, как русофобия подогревалась в советские времена правящей элитой, а не только националистами-интеллигентами на Западной Украине, где, кстати, национализм был даже меньше, чем в некоторых центральных районах республики.

Примечательно, что даже в СССР, в части «внутрипартийной оппозиции», культивировались теоретические и исторические предпосылки не только антикоммунизма, но и русофобии. В итоге, идеи «перестройки» носили во многом не только псевдо-теоретический характер, но и были направлены против власти, идеологии и национальной идентичности. Примечательно, что даже сегодня, когда пострадали (и страдают) миллионы людей, те, кто стоял за социальными переворотами и развалом СССР и России, трагедиями страны, до сих пор не признаны преступниками, а их деятельность не осуждена.

Надо точно осознавать, что также как военная сила и война, идеология и система национальных ценностей являются неизбежными спутниками создания, существования и уничтожения государств, а в их основе лежит национальная история, система ценностей и та теоретическая (метафизическая) основа, которая является фундаментом идеологии. Политика – мощный инструмент трансформации не только политической системы, но и основ экономики и общества,- но в её основе лежит национальная история, система ценностей и накопленная обществом теоретическая база понимания сути нации и государства. Чтобы внести политические изменения, необходимо изменить основы, на которых существует нация. Например, в 1916 году в армии России причащались на Пасху 98% солдат, а в 1917 уже менее 20%, т.е. сознание миллионов простых людей претерпело радикальные изменения в своих фундаментальных основах. Именно в результате политических изменений, произошедших после Февральской революции.

Эта ситуация во многом повторилась в СССР, когда почти 20 миллионов коммунистов отказались защищать КПСС и Советское государство, а в последующие годы КПРФ с трудом собирала 10%, опустившись в итоге к поддержке на выборах менее 5% населения.

История, система ценностей, национальная идентичность и теоретическая (ментальная, метафизическая основа) выступают в качестве идеологического фундамента политики государства. Тем более, когда задачи государственного управления связаны в экстремальных условиях с организацией силового противоборства во внешней политике. В государственной идеологии, ориентированной на силовое противоборство, таким образом, исключительно важную роль играют традиции нации, её история и основные положения, формирующие национальную идентичность и систему ценностей, укрепление которых  является главным национальным интересом (потребностью). 

Существующее нередко в массовом сознание мнение, что есть более важные национальные интересы, чем идентичность (политические, экономические, прочие), превращают нацию в простое население (избирателей) государства, которое не ассоциирует себя в полной мере со страной, прежде всего её системой ценностей, а также общим будущем. Таким образом, для того, чтобы постепенно деформировать нацию, превратить её в «народонаселение», оторванное от исторического и духовного наследия, необходимо исказить её историю, лишить нацию идентичности, либо (как на Украине) создать заведомо ложную национальную идентичность. Это, кстати, вполне реальная задача, которая была реализована за относительно короткий период в гитлеровской Германии, на Украине и в целом ряде других стран. Иногда такая «коррекция» происходит после того, как правящая элита государства в своих интересах  политически пересматривает свои приоритет, сознательно искажая национальную идентичность (как в Польше, Финляндии, целом ряде европейских государств), преследуя интересы отдельных правящих групп.

Иными словами, идея евразийской безопасности требует, прежде всего, исторического и теоретического обоснования, объясняющего, либо мотивирующего формирование евразийской идеологии (наравне с национальными) и евразийских институтов, против которых категорически выступают западные страны. Этапы этой политико-идеологической эволюции, которая всегда сопровождалась фальсификацией истории со стороны наших противников на Западе, прослеживаются достаточно отчётливо:

– сначала ведётся «поиск идентичности», а точнее того, что отличает ту или иную нацию /народность / общность (даже социальную группу) от евразийской и общероссийской истории и судьбы (кстати, на национализм коммунистических руководителей Украины А.Д. Шумского и Н.А. Скрынника указывал ещё грузин И. Сталин). Как правило, это делается представителями той или иной части правящей элиты на Западе и в России, которых изначально вербуют под разные программы из-за рубежа;

– затем показывается и обосновывается «вред», нанесённый этой общности великодержавным русским шовинизмом («голодомор», «имперская эксплуатация» и т. д.), «колониальной Россией». Этот процесс не прекращается никогда – всё время должны открываться «новые факты», а если этого добиться трудно, то они просто изобретаются. При этом никто особенно не беспокоится ни научным обоснованием, ни достоверностью. Опыт показывает, что «сенсация» может просуществовать несколько дней, а потом о ней напроч забывают;

– после этого делается главный вывод о необходимости бороться с «доминированием» (коммунизма, империализма, русского фашизма» и т. п.) сначала, естественно, самыми демократическими, цивилизационными способами, как в Прибалтике, Молдавии, на Украине и целом ряде других, в т. ч. европейских, государств, а затем «народное возмущение» может и должно перейти в силовую и даже вооруженную фазу. При этом обязательно находится «сакральная жертва», которая должна пострадать за идеалы и стать спусковым крючком для силовых протестов;

– после превращения России в открытого врага такая политика неизбежно и быстро развивается в русофобском направлении в «мягкой» или «жесткой» форме, которые не исключают, как в Чехии или Киргизии, смены нюансов в зависимости от политического заказа. Причём обе эти формы продолжают эволюционизировать под внешним давлением в русофобском направлении. Наиболее яркие примеры – Болгария, Польша, – но есть и другие, в том числе и среди союзников России, где постепенно развивается «чувство отдалённости» под предлогом сохранения суверенитета.

Важно отметить, однако, что ни на одном из этих этапов идеологическая и политико-психологическая война не ослабевает, напротив, она должна только усиливаться, а для этого необходимы исторические (если их нет, то «логические») аргументы и доказательства. В определённом смысле оказывается прав И. Сталин, утверждавший, что по мере развития социализма (точнее – социалистического государства) идеологическая борьба усиливается. Сегодня эта борьба приобрела не столько социальные, сколько национальные приоритеты и ценности, разрушение которых неизбежно ведёт к разрушению национальных интересов и потере суверенитета. Причём это правило – универсально, т. е. распространяется не только на политических оппонентов, но и союзников.

В центре внимания сегодня – открытая политическая русофобия, которая будет противопоставляться любому сотрудничеству, а тем более интеграции в Евразии. Это будет приобретать крайние формы. Пример такой политико-идеологической эволюции – события в Фергане в 1989 году, когда из республик Средней Азии начался исход не только турок-месхетинцев, но и русских, татар и представителей других национальностей. Комиссия коммунистической партии Узбекистана установила, что в побоище было убито 52 месхетинца и 36 узбеков, ранено 137 военнослужащих внутренних войск и 110 работников милиции, один из них умер (по неофициальной версии погибло гораздо больше людей). К уголовной ответственности привлекли более 350 человек, а двоих приговорили к смертной казни. После выхода Узбекистана из СССР все осужденные были освобождены. В те годы эти события носили явно не только антисоюзную, но и антирусскую направленность.

Эволюция русофобии на постсоветском пространстве продолжается. Здесь наиболее яркими маркерами становится отношение к русскому языку, который либо ограничивается в использовании, либо административно вытесняется, либо просто запрещается. Всё эти формы сегодня присутствуют в политике не только оппонентов, но и союзников России. В частности, в Азербайджане, Армении и Грузии. Вместе с русским языком вытесняется и русская культура, образование и, в конечном счёте, сами русские. Прежде всего, из области государственного управления и экономики. Но не только. Особое значение придаётся изгнанию русских и русскоязычных из образования и СМИ, где, как правило, их присутствие становится абсолютно не допустимо.

На каждом из этапов необходимо «историческое» обоснование таких сугубо политических, часто просто откровенно вредных экономически, действий, когда те или иные правящие круги, как, например, Болгарии, «отмораживают уши назло бабушке», когда разрывают собственные обязательства по газопроводу. В данных случаях они особенно «не заморачиваются» в поиске аргументов. Иногда, как в Великобритании, их просто придумывают. Иногда, как в Польше, разворачивают целые масштабные кампании, которые удивительным образом совпадают с военно-политическими планами США и НАТО, например, по развертыванию ракет или танковых соединений на территории этих стран. И такие «исторические аргументы» находятся или … просто придумываются.

С этой точки зрения фальсификация истории – это не просто заведомо ложное описание, либо трактовка тех или иных событий, но и изобретение, т. е. фальсификация истории. Она становится острым идеологическим и политическим оружием, которое используется как в политических (закрепить за тем или иным государством историческое право на территорию, обосновать легитимность или не легитимность той или иной правящей элиты), так и в экономических или иных целях. Мы это отчётливо наблюдаем, когда «вдруг» появляются экономические претензии к России у стран, которых в своё время просто не было (как в Прибалтике), или которые сами (как Польша) выступали агрессорами по отношению к своим соседям.

Историческое пространство любой страны может использоваться не только как поле для сражений в современных информационных войнах, но и как средство подготовки победы или поражения, как инструмент идеологического обоснования того или иного разворота событий, как «не летальное оружие массового поражения». Действительно, если можно изменить прошлое посредством массового идеологического и психологического давления, как показывает опыт Украины, как минимум для части населения, то можно изменить и политическое настоящее, более того, подготовить фундамент для изменения будущего. На той же Украине сегодня в ходу экономические и политические концепции развития, исключающие сотрудничество с Россией в будущем даже в ущерб собственным гражданам. Идёт процесс сознательного стратегического планирования на русофобской основе, когда правящая элиты государства откровенно предаёт национальные интересы на будущее (те же условия приватизации земли и поставки энергоресурсов) просто в угоду своим сознательно искаженным идеологическим представлениям, в основе которых лежат исторические мифы.

Человек как творец и интерпретатор современной истории оказался в центре информационных технологий, с беспрецедентной скоростью и радикализмом меняющих жизнь человечества. Он же, его сознание, мировоззрение – становятся в центре информационных войн. Их цель заключается, прежде всего, в том, чтобы навязать потенциальному противнику программируемый образ мира, такого мироустройства, в котором для победителя будут складываться наиболее благоприятные условия существования и развития. Г. Киссинджер определил кредо такого рода событий с беспощадностью технолога: «Знание мировоззрения противника важнее объективной реальности».

За кулисами проходящей перед глазами всего мира его массовой информатизации было разработано информационно-психологическое оружие, способное эффективно воздействовать на психику, эмоции моральное состояние людей. Вымывание из школьных учебников в постсоветской России идей гражданственности и патриотизма, «переписывание» учебников истории, из которых исчезали наиболее значимые страницы русских побед демонстрировали прямое следствие покушения на отечественную историю, ибо, если вспомнить слова В.О. Ключевского, то народ без истории подобен ребёнку без родителей: любой может с ним сделать то, что ему заблагорассудится.

Мы все зачарованы high tech’ом, в первую очередь информационными технологиями, от которых ждем самых лучших перемен в своей жизни, совершенно не задумываясь над тем, что большинство из них изначально предназначены для перестройки человеческого сознания. Подобная перестройка является не побочным продуктом достижения какой-то традиционной человеческой цели (улучшения связей между людьми, обретения больших аналитических и организационных возможностей и т. п.), но является главной, ключевой задачей воздействия информационных технологий. Неожиданно для себя люди обнаружили, что перестройка сознания, систем ценностей приносит качественно большие дивиденды, чем переделка косной материи. Массовое распространение компьютера и информационных технологий сделало возможным широкомасштабную корректировку живого общественного сознания на уровне наций и многонациональных государств.

Связанные с этим технологии уже получили название high hume, в отличие от high tech’а. Они вырастают из обычных информационных технологий, используя их как своего рода питательную среду, отличаются высочайшей эффективностью, высокой изменчивостью и приспособляемостью, а также максимальной скоростью саморазвития. Именно их применение на деле позволяет констатировать, что в развитии человечества происходит подлинный переворот, революция, последствия которой еще не осознаны даже на уровне первичного познания. Продуктом high hum’ов можно считать «цветные революции», проведенные в Сербии, Грузии, Украине, странах Северной Африки, где без оружия и баррикад были сменены политические режимы. Последствия применения «мягкой силы» подобных технологий, будучи «привязанными» к определенным территориям, демонстрируют не меньший радикализм, чем традиционные войны и революции. В данном случае можно привести слова генерала А.И. Владимирова, который еще в начале XXI века предупреждал о «ставшей явью глобальной угрозе формирования не нами нашего образа мышления и даже национальной психологии»[4].

Одну из главных ролей в перестройке человеческого сознания имеет соответствующая сознательная ложная интерпретация истории, вернее, ее фальсификация и искажение, перестановка акцентов и предумышленное забвение. В последнее время целями такого рода деятельности стали:

– во-первых, российское государство как политический институт, его формы и режимы;

– во-вторых, русская национальная история и национальные культурные и духовные ценности, те энергетические токи культуры, которые создали великое государство и великую историю;

– в-третьих – русская нация и национальное пространство, ею обживаемое и формируемое.

Именно на этих трех направлениях начали формироваться констелляции продуманных недомолвок, нарочитых умолчаний, тенденциозно подбираемых фактов, вычурно формулируемых банальностей, откровенных нелепостей и грубой фальсификации явлений и событий. И все это – отнюдь не случайности: все три упоминаемые сферы связаны с фундаментальными основами самоидентификации современной России, в них выкристаллизовываются её национальные интересы и духовные ценности.

Автор: А.И. Подберезкин