Для понимания ситуации, сложившейся в ходе обсуждений проблематики ПГВК вокруг определения «оружие» и «оружие в космосе» и продвигаемого рядом скептически настроенных стран тезиса о «невозможности» выработки такого рода определений применительно к противоспутниковым системам (ПСС) важно понимать, что  речь идёт  не о технологиях двойного назначения, а об ударных боевых системах, разработанных специально для поражения космических объектов.

Иными словами, речь идет именно об оружии. А коль так, то государства, заявляющие об угрозе ПСС, и отсутствии запрета на них в проекте ДПРОК, ясно себе представляют предмет озабоченности и вполне могут дать ему определение. Тогда, это означает, что, говоря о невозможности выработки более широкого определения «оружия в космосе» и как следствие невозможности выработки «запрета» на вывод оружия в космос, представители этих стран либо заблуждаются, либо не хотят этого делать.

 Следуя этой логике «невозможности», мы должны признать, что проблема ПСС также неразрешима, как и проблема ПГВК, поскольку невозможно дать определение «оружие в космосе».

Кроме того, в поддержку ежегодной египетско-ланкийской резолюции ГА ООН по ПГВК голосует более 170 государств, при отсутствии голосов «против» вплоть до 73-й сессии ГА ООН и минимальном количестве «против» на 73 и 74 сессиях.[1]

 Не хочется думать, что большинство голосующих, особенно из числа западных государств, просто не отдают себе отчет за что они выступают.

Фактор «невозможности» выработки базовых определений в отношении проблематики ПГВК, которым манипулируют  эксперты государств, выступающих против установления международно-правовых барьеров на вывод оружия или его элементов в космическое пространство, наглядно проявляется в отношении актуальной темы  - разработки технологий «двойного назначения».

Высказываются опасения, что выработка определения «оружия в космосе» или «космического оружия» может привести к запрету на использование технологий «двойного назначения» и даже чуть ли не к концу космической эры человечества.

В этом контексте уместно провести аналогию с запретами, содержащимися в других международных соглашениях.

Так ДНЯО, постулирующий запрет на развитие государствами военно-ядерных технологий, не наложил запрет на развитие атомной энергетики в мире. [2]    

Тема Договора о запрещении производства расщепляющегося материала (ДЗПРМ) для целей оружия, которую активно продвигают западные эксперты, при отсутствии универсально понимаемого определения  РМ.

Ведь поддерживая введение запрета на РМ для целей создания ядерного оружия и других взрывных ядерных устройств, эти эксперты не говорят об озабоченности, что такой запрет может положить конец, например, рентгенологии.

Причём это касается и тех стран – а их большинство, которые выступают за нераспространенческий характер ДЗПРМ, то есть за вывод за скобки уже наработанного РМ (т.н. – мандат Шеннона), так и Пакистана, эксперты которого настаивают на ликвидации уже наработанного и «будущего» РМ, т.е. фактически за разоруженческий характер будущего инструмента.[3]

 Проблем при понимании, о чём идет речь, т.е. -  об «оружии» - ни у одних, ни у других не возникает. Проблемы существуют в том какой РМ считать оружейным и включать в сферу охвата документа. Таким образом мы, по сути, сталкиваемся с теми же проблемами, с какими столкнулись и при обсуждении темы ПГВК.

Но это не мешает западным экспертам активно настаивать на продвижении ДЗПРМ.

 И последний пример – существующий запрет на биологическое оружие, который ни в коей мере не препятствует развитию микробиологических технологий. При этом, как известно, Конвенция о запрещении биологического и токсинного оружия (КБТО) не содержит прямой юридической нормы запрета на био и токсинное оружие. [4]

Дело не в двойных технологиях, которые сейчас применяются повсеместно. Важно не путать технологии с применением систем, предназначенных для решения конкретных задач. Эта проблема не новая и уже поднималась в связи с возможным использованием маневровых спутников- инспекторов для силовых действий в отношении космических объектов.

Более того, как раз выработка  определения «оружия в космосе», закрепленное в договоре подобном ДПРОК или эвентуальном договоре по ПГВК, позволит зафиксировать, что оружия, как такого,  в космосе пока нет и, все остальные системы используются не в целях поражения объектов.

Кроме того, использование таких систем, как системы, предназначенные для борьбы с космическим мусором во враждебных агрессивных целях, невозможно без урегулирования всех связанных с этим вопросов, начиная с определения самого понятия «космического мусора» и заканчивая вопросами международного контроля за их использованием. Кстати, что служит важной гарантией от их неправильного применения.

Что касается определений «использование силы» или «угрозы силой» в отношении космических объектов, то они являются частью соответствующего обязательства, поэтому они также играют значимую роль.

Наиболее существенным  моментом является то, что в качестве одного из критериев «применения силы» или «угрозы силой» при продвижении ДПРОК и обсуждении в профильной ГПЭ проблематики ПГВК российскими экспертами было предложено   использовать именно «преднамеренность» действий, направленных на причинение ущерба космическим объектам. Поскольку в противном случае практически любое действие, вследствие которого космическому объекту причинен ущерб, расценивалось бы как нарушение ДПРОК (либо другого подобного документа) и давало бы повод потерпевшему государству беспрепятственно принять ответные меры.

Такой критерий особенно важен и в свете того, что в некоторых национальных доктринах просматриваются концептуальные установки на немедленные ответные, даже превентивные действия в случае любой провокации или даже предполагаемых враждебных действий со стороны других государств, что само по себе противоречит нормам международного права.

Принцип неприменения силы или угрозы силой является давно устоявшимся базовым положением международного права. Он закреплен в параграфе 4 Статьи 2 Устава ООН.[5]

 Кроме того, в статье 3 Договора о космосе 1967 г. предусматривается, что вся деятельность в космическом пространстве должна осуществляться в соответствии с нормами международного права, включая Устав ООН, что автоматически означает и соблюдение принципа неприменения силы или угрозы силой.

Данный принцип также утвержден резолюцией 3314 (XXIX) ГА ООН об определении агрессии от 14 декабря 1974 г., Хельсинским заключительным актом СБСЕ 1975 г., а также Декларацией об усилении эффективности принципа отказа от угрозы силой или ее применения в международных отношениях (резолюция 42/22) 1987 г. Кроме того, в статье 3 Договора о космосе 1967 г. предусматривается, что вся деятельность в космическом пространстве должна осуществляться в соответствии с нормами международного права, включая Устав ООН, что автоматически означает и соблюдение принципа неприменения силы или угрозы силой.[6]

 Как представляется, целесообразно конкретизировать концепцию применения силы или угрозы силой в отношении космоса, по крайней мере для целей будущего договора по ПГВК.

Показательно, что   в последней версии ДПРОК в определении на этот счёт сделана оговорка, что действия по снятию с орбиты неуправляемых и представляющих опасность объектов, например, спутников в рамках соглашения не будут подпадать под «применения силы».

Однако принципиально важно на перспективу, что такие действия должны быть оговорены согласием стороны, под чьей юрисдикцией находится космический объект.

Весьма показательны в этой связи попытки «заточить» определение «применение силы» в отношении космоса, предпринимаемых рядом экспертов и аналитических центров.[7]

Следует исходить из того, что применение концепции использования двойных технологий (в частности, применения технологий по борьбе с «космическим мусором») должно осуществляться на согласованной в многостороннем порядке правовой, технологической и даже политической основе. Принятые консенсусом решения по правовым, технологическим и политическим аспектам позволили бы избежать применения таких систем двойного назначения в целях, для которых они не были предназначены, а также их бесконтрольное использование.

Уместно также обратить внимание на то, что разработчики отказались от включения в последнюю версию ДПРОК определения «космического пространства».

Связано это, видимо, с тем, что этот вопрос находится на рассмотрении Комитета ООН по космосу, в частности его Юридического подкомитета, уже несколько десятилетий, и консенсус по нему пока не просматривается. (документ номер AC.105/C.2/L.306 от 9 марта 2018 г.).[8]

Вопрос о необходимости в определении космического пространства для целей проекта ДПРОК возникает, т.к. в документе дается определение тому, что понимается под «оружием, размещенным в космическом пространстве». Наиболее важным в проекте ДПРОК является запрет на «вывод оружия на орбиту», при том понимании, что орбиты могут находиться и выше 100 км и ниже и они также широко используются государствами. Представляется, что для целей договора   определение точных высот не так важно.

В целом, было бы желательно, чтобы будущая договоренность по ПГВК содержала широкий набор определений. Однако, в конечном итоге, все будет зависеть от сферы охвата документа.

С учетом вышеперечисленных факторов, включая общую расстановку сил вокруг темы «превентивности» применительно к выводу оружия в космос, сам эвентуальный документ мог бы быть предельно компактным. Понятийный аппарат сводился бы к нескольким ключевым определениям. Рамочный характер инструмента мог бы подкрепляться прилагаемыми к нему протоколами по конкретным темам и с различными сферами охвата. Такая гибкая структура инструмента мог ла бы облегчить достижения его универсальности и обеспечить его устойчивость по отношению к быстроменяющейся обстановки в сфере космической безопасности.