Примечательно, что в последнее время всё большую популярность приобретают инициативы, работающие на закрепление в сознании неизбежности противоборства в космосе. Наглядный пример – проект по разработке руководства по применению международного гуманитарного права (МГП), «работающего», как известно, в ситуации вооружённого конфликта, к военному использованию космического пространства, вышедший из канадского Университета Макгилла, который поддержал Международный Комитета Красного Креста – признанный «законодатель моды» в области соблюдения норм и принципов МГП. [1]

 Очевидно, что такие проекты вряд ли способствуют практическим международным усилиям по ПГВК, а лишь могут формировать устойчивое убеждение в международном общественном мнении, что возникновение вооруженного конфликта в космосе – лишь дело времени.

 В этом контексте уместно подчеркнуть, речь идёт о различных   инициативах и предложениях, которые умело «обтекают» возможность превентивных и прямых запретов на вывод, либо применение оружия в космосе.

Речь, по сути, идёт о подготовке правовой и терминологической основы для возможных агрессивных действий и конфликтных ситуаций в космическом пространстве. 

Возникает вопрос, насколько это оправданно и не программирует ли это в известной степени развитие ситуации в космосе.

 К числу подобных  наработок уместно отнести  инициативу ЮНИДИР по разработке  руководства по применению права на самооборону в космическом пространстве, а также  и к проводимому в настоящее время с подачи МККК – законодателя «мод» в области МГП и их соблюдения -  исследованию о применимости международного гуманитарного права к космосу. [2]

С одной сторон, уместно предположить, что подобные инициативы и исследования, могут послать неверный сигнал международному сообществу, способствуя его привыканию к мысли о неизбежности войны в космосе, так как принципы и нормы МГП начинают «работать» в ходе вооружённого конфликта.

 С другой, говоря об МГП, следует, на наш взгляд иметь ввиду, что космическое пространство может быть использовано для поражения объектов,  прежде всего, на Земле, но не только, которые можно охарактеризовать как имеющие критически важное значение для жизнедеятельности гражданского населения.  Как представляется, в данном контексте прослеживается аналогия с кибератаками и её последствиями.

  А это уже прямое нарушение норм МГП, постулирующих, как известно, при применении силы необходимость соблюдения принципов предусмотрительности, соразмерности, пропорциональности, разделения гражданских и военных объектов и т.п.

Однако говоря о ПГВК, следует четко и однозначно осознавать, что  цель при продвижении идеи договорённости на этот счёт  как в рамках многосторонних усилий в рамках ООН,  на КР, так и других профильных международных площадках состоит, прежде всего, в том, чтобы избежать конфликтов, в т.ч. вооруженных, в космосе, а не в том, как следует подготовиться к ним с военной, политической или правовой точек зрения, фактически устанавливая некие «правила игры».

Выступая, при этом, в 2008 г. с инициативой по ДПРОК ни Россия, ни Китай не предлагали отложить рассмотрения других проблем в космосе или связанных с космической деятельностью ради начала переговоров по проекту договора.

 Уместно предположить, что,  отдавая отчет в важности и срочности решения всего комплекса вопросов, от которых зависит долгосрочная устойчивость, предсказуемость и безопасность космической деятельности, Россия  в 2011 году откликнулась на инициативу США по разработке свода руководящих принципов ДУКД, именно поэтому в 2007-2015 гг. российские эксперты  последовательно и конструктивно взаимодействовали с Евросоюзом по выработке КПК, именно поэтому стремились к консенсусу в рамках ГПЭ ООН по МТДК, возглавляя работу Группы.

Другое дело, когда усилия по «приучению» общественного мнения к предопределённости разворачивания гонки вооружений в космосе в той или иной форме накладываются на серию продуманных шагов по выработке неких «правил поведения» в космосе   на международных многосторонних форматах.

В этой связи хотелось бы подчеркнуть, что «ответственное поведение», прежде всего, начинается не в космосе. Ответственное поведение начинается в «головах» и в политических установках.

Что касается России, то она является единственной страной в мире, в чьей Военной доктрине закреплено требование предпринимать усилия по сохранению космоса свободным от оружия, в том числе посредством заключения соответствующего договора.

Фактор МГП используется для определённых манипуляций  с тем, чтобы  «придержать» научно-технические  разработки  и обеспечить их международную подконтрольность одних стран – с одной стороны, и обеспечить преимущества  научным школам и разработкам других государств, - с другой, наглядно проявляются в сфере создания вооружений на основе искусственного интеллекта (ИИ).

Практически это реализуется в усилиях  ряда влиятельных международных организаций, НПО и «мозговых» центров, поддержанных радикально настроенными государствами, в выработке международных критериев, включая военно-технические, позволяющих судить о степени соответствия разрабатываемым смертоносных автономных систем вооружений (САС) нормам и принципам МГП. За основу критериев взяты т.н. критические функции САС – «значимый человеческий контроль» над такими системами, а также способность системы самостоятельно определять цель и давать себе самостоятельную команду на её поражение.

При этом создаётся искусственная база деления на государства, обладающих «значимым человеческим контролем» над автономными САС или нет. Критерии «значимости» разработчики оставляют за собой. 

В качестве международного проверочного инструмента соответствия новых видов вооружений нормам МГП берётся Статья 36 Доппротокола к Женевским Конвенциям, которая для России имеет обязывающий характер. [3]

К настоящему времени Статья 36 чётко не прописывает критерии соответствия МГП новым разработкам в сфере вооружений и сам механизм действия Статьи. Однако такие попытки их прописать резко активизировались.