Вопрос об операционной линии есть главный центральный вопрос стратегии. Он все объединяет, всюду проникает, все и вся определяет. Это корневой стержень, который растит и питает все остальное[1].

Г.А.Леер, русский военный теоретик

Полдюжины человек, создавших свои технологические империи», определяют свои действия только корпоративными нормами и ни в грош не ставят Конституцию своих государств. Запад очень быстро утрачивает терпимость к многообразию и это вызывает серьёзную озабоченность[2]

С. Лавров, министр иностранных дел России

«Переходный период» трансформации международной обстановки, получивший с легкой руки Е.М. Примакова еще в конце 90-х гг. характеристику периода как «турбулентный», означает неизбежные радикальные изменения в состоянии международной и военно-политической обстановки (МО-ВПО) и, как неизбежное следствие (о чем иногда забывают),  – в национальных и военных стратегиях государств. И первое, и второе предполагает неизбежное усиление не просто внешнеполитической активности, но и использования силовых средств в политике. Это находит прямое отражение на внешнеполитических и военных стратегиях государств и их коалиций.

В конечном счёте, все субъекты МО-ВПО пытаются защитить своё представление о мироустройстве или навязать её другим государствам. При этом, не силовые и не военные средства политики. На практике это означает, что наиболее сильная группировка стран – западная военно-политическая коалиция во главе с США, - силовым способом принуждают остальные страны к сохранению модели подконтрольной США мировой глобализации.

Единственный реальный способ противодействия силовому принуждению к глобализации – национальная автаркия – политика, которая ориентирована практически во всех областях деятельности государств и обществ, которые стремятся сохранить остатки суверенитета и идентичности. Автаркия – не новая тенденция мирового развития, которая стала набирать силу особенно активно в начале нового века. Её основы сохранялись в политике всех государств, но в течение ХХ века вытеснялись искусственно глобалистами, что в итоге к концу века привело к созданию такого мироустройства, в котором доминировала глобализация, подконтрольная США и ряду их союзников, а также международным финансовым и информационным корпорациям. Можно сказать, что для начала нового века была характерна господствующая в мире глобализация во главе с политическим центром в США, которая не ставилась под сомнение и воспринималась как неизбежная данность, как и идеологический либерализм. Доминирование глобализации оценивалось в качестве тенденции, которая могла лишь развиваться как в человеческом, гуманитарном, отношении (половом, религиозном, «креативном» и т.п.), так и в господстве США, которое не ставилось под сомнение.

Вместе с тем, в ряде стран с той или иной степенью интенсивности существовали и развивались по- нарастающей процессы автаркии[3] новых центров силы и национальных государств, которая объективно развивались  в противовес контролируемой США глобализации.  Там, где традиционные культуры и ценности сохранялись и даже оберегались, эти процессы автаркии стали проявляться сильнее уже в последней четверти ХХ века, как, например, в Иране, Индии, Китае, где увидели в них прямую угрозу. В других странах (как, например, в России), глобализация занимала искусственно приоритетные позиции. Особенно в финансах, образовании, науке, культуре, где очень быстро она вытеснила национальные институты, или существенно ослабила их влияние в обществе. В некоторых областях (например, в православии РПЦ и традиционных религиях России) в середине 90-х годов удалось с трудом защитить канонические позиции, в частности, с принятием Федерального закона, где удалось защитить приоритеты традиционных религий[4].

В настоящее время доминирование глобализации сохраняется, что особенно видно на примере того, как глобальные институты, прежде всего, финансовые и экономические (МВФ и ВБ) используются США в борьбе с Россией и другими странами. Одновременно наблюдается отчетливо нарастающая тенденция автаркии уже не только в культурной, но и образовательной, научной и финансово-экономической областях как в России (где она была простимулирована СВО),  но и в нейтральных государствах, и даже в странах – союзниках США.

Соотношение между этими двумя основными тенденциями, противоборство между ними, определяет современную политику государств в мире. Но не только. По большому счету темпы развития автаркии в государствах и способность их противодействовать глобализации определяют возможность выживания государств и наций в будущем - универсализация наций, которая целенаправленно вытекает из политики глобализации, уничтожает нацию и, как следствие, суверенитет государств. Иначе говоря, «доля» глобализации и «доля» автаркии в политике тех или  иных государств выступает тем главным критерием их субъектности в мире, суверенитета и независимости.

Эта же «доля» автаркии неизбежно определяет и уровень способности национального выживания и степень реального суверенитета стран. Яркий пример такой способности к автаркии – сознательный политический и идеологический выбор политической элиты Ирана, создавшей целую системы автаркии в культуре, образовании, экономике и военной области, открыто противопоставив её глобализации.

В России такую необходимость осознали значительно позже, фактически, только после начала СВО. И далеко не все в правящей элите, которая в своей значительной части уже стала частью глобальной элиты (правда, на третьестепенных ролях, что её очень огорчает), заменив, по сути, систему национальных ценностей на глобальные ценности, сформированные англо-саксонской правящей элитой Запада в ХХ веке.

Практически это озачает (что с опозданием и не до конца поняли в современной России), что если эта доля глобальной системы ценностей в экономике, науке, образовании, политике достаточно высока, то можно уже не говорить о возможности сохранения нации и государства. Их ждет достаточно быстрое и неизбежное растворение в глобализации под контролем США[5].

Это признание в той или иной степени стало общим местом в рассуждениях многих политиков и политологов во втором-третьем десятилетии столетия[6]. Оно не шло, однако, далее частных решений, но, главное, понимания необходимости создании господствующей идеологии, как целостной системы взглядов, альтернативной системе взглядов на глобализацию. В правящей российской элите во втором десятилетии господствовали взгляды, откровенно симпатизирующие глобализации потому, что значительная часть элиты получила осязаемые выгоды от глобализации в виде возможностей иметь заграничные счета, собственность, возможность вывода денег за рубеж и пр. То, что эти удобства и выгоды вытекали по сути за счет нации и большинства населения, суверенитета государства, - в большинстве своём никого не волновало. К сожалению, это отношение у многих осталось и после начала СВО, когда от них потребовались неудобства и даже некоторые жертвы.

Проблема автаркии и глобализации, таким образом, стала для российской правящей элиты проблемой выбора между личным благополучием и комфортом и неудобствами отказа от некоторых атрибутов глобального мира, к которым за последние 30 лет представители правящей элиты, их дети и родственники уже успели привыкнуть. Более того, некоторые из них уже перестали быть не только гражданами России, но и чувствовать какую-то связь с ней, превратились фактически в её противников.

      Но реальная проблема для России оказалась еще более сложная – неизбежный выбор такой национальной стратегии, который соответствует приоритетам национальной автаркии над приоритетами в глобализации, такого будущего, которое не вписывается в границы глобального мира потому, что эти границы не оставляют для России – государства и нации – места в истории. Речь идет как о принципах, целях, приоритетах и средствах национальной стратегии автаркии, например, в финансовой области  (мы, кстати, это хорошо видим на примере политики Центробанка, который вынужденно выбирает глобализацию вместо развития), так и более частных аспектах стратегии в образовании, науке, культуре. И, конечно, о внешней и военной политике и стратегии России. Речь идет не больше и не меньше как (по словам Г.А.Леера) об «основной идее» стратегии государства, предполагающей изменения в цели, направлении, плане её развития, а также «объеме средств и энергии»,- по словам Г.А. Леера,- необходимых для ее осуществления[7].

Иными словами, в условиях радикальных, качественных изменений в МО-ВПО, вытекающих из противоборства глобализации и автаркии, требуются не менее радикальные изменения в национальной стратегии. Такие изменения диктовались как внешними, так и внутренними условиями. Причем, особенность России заключалась в том, что такие изменения в стратегии стали происходить, прежде всего, под влиянием резко усиливающихся внешнего давления на Россию «по нарастающей» с 2014 года.

Их суть – изменение в стратегии национальной безопасности России, прежде во многом ориентированной на западную глобализацию (вспомним, «общие интересы», «борьбу с международным терроризмом» и пр. приоритеты) существовавшей с конца 80-х годов прошлого века в политике СССР и России, на приоритеты, которые объективно способствовали усилению автаркии практически во всех областях – от культуры и образования до экономики, внешней и военной политики, - ограничения влияния международных организаций, права и НКО и пр.

При этом, В.В.Путин неоднократно и настойчиво подчеркивал, что это не означает полного отказа от глобализации и ухода в абсолютную автаркию, но, скорее, изменение баланса между ними в пользу автаркии. Баланс стал быстрее сдвигаться в пользу автаркии с 2022 года, но периодически наследие прежней ориентации на глобализацию давало и даёт о себе знать. Сложилось неустойчивое равновесие, когда движения внутри стратегической мысли («основной идеи»), планов её реализации, ресурсов и воли периодически корректировались то в одну, то в другую сторону. Иногда это колебание вводит в заблуждение, как, например, не точность в выборе главной политической цели СВО – «демилитаризации» (до какой степени?) и «денацификации» (опять же, до какого уровня?).

Стратегический выбор – окончательный и долгосрочный – в пользу автаркии очевиден, но иногда возникает сомнение, насколько этот выбор будет гарантирован конкретными шагами власти. Когда речь заходит о конкретных, тем более, радикальных изменениях в национальных стратегиях, например, в области финансов, ситуация выглядит ещё сложнее.

Это происходит потому, что правящие элиты так или иначе приспосабливаются к текущему порядку,  даже если и понимают необходимость его изменения. Россия – типичный пример того, как радикально изменившийся мир потребовал изменений в стратегии национальной безопасности России (СНБ РФ) в 2021 году, которые во многом начались вынуждено, принудительно, вопреки воле значительной части правящей элиты. Странным образом, но правящая российская элита не заметила этих изменений в СНБ, либо сознательно сделала вид, что их нет Приём – игнорирование – очевиден. Так, два принципиальных изменения – приоритет в развитии национального человеческого капитала, как главная цель СНБ, оказался в дальнейшем «забыт» в процессе подготовки бюджетов и в конкретных мероприятиях власти ограничен косметическими изменениями. Но, главное, оказалась забытой идея социальной справедливости, которая противоречила кричащей разнице в уровнях жизни 10% граждан и остальных 90%, вплоть времени до угроз Е. Пригожина, который резко и даже нарочито примитивно вернул этот приоритет.

Более того, та часть элиты, которая сумела приспособиться к текущему порядку, и даже извлечь из него выгоду (обзавестись зарубежными активами, привыкнуть к европейскому комфорту и т.п.), отнюдь не стремилась к изменениям, фактически препятствовала им даже в условиях СВО. Как показали некоторые примеры, в частности, с Р. Ивановым и другими начальниками МО РФ, параллельно с жертвами СВО в России протекала совсем другая жизнь по законам «глобального мира».

Это стало во многом результатом того, что острые социальные вопросы были искусственно убраны из повестки дня из-за несовместимости с естественным процессом национальной консолидации в ходе СВО. Поэтому как в научной, так и в политической дискуссии тема противоборства автаркии и глобализации в целом не стала центральной. В том числе и из-за опасений неизбежных социальных осложнений при её развитии. К сожалению,  далее признания «турбулентности» Е.М. Примаковым в то время дело не пошло. Этот шаг формально и номинально был сделан в Концепции внешней политики России в апреле 2023 года[8], а до этого в признаниях В.В.Путина и С.В. Лаврова о том, что «как прежде, больше не будет»[9].

Между тем частью этих изменений в мировой МО-ВПО стали перемены в состоянии региональной ВПО и СО в Европе, но именно частью, потому что суть этих изменений и характера СВО России на Украине может быть понята только в случае их восприятия как продолжения радикальных изменений в международной и военно-поллитической обстановки в мире.

Эти радикальные глобальные изменения связаны, прежде всего, с переходом доминирующей тенденции – глобализации под контролем США – в стадию, когда цивилизации, их коалиции и отдельные государства ориентируются в возрастающей степени на национальные интересы и приоритеты развития, растущую автаркию[10]. Этот процесс неизбежно отражается на характере экономик и развитии ВС и ОПК отдельных коалиций и государств, которые будут стремиться к национальной консолидации (или, как минимум, коалиционным блокам). При этом огромное значение будет иметь обеспеченность государств национальными ресурсами или гарантированным доступом к ресурсам человечества. Что отлично понимают в США, создавая систему контроля над важнейшими мировыми ресурсами и доступом к ним. Не случайно то, что антироссийские санкции привели к появлению многослойной финансово-экономической системе контроля со стороны США над экспортом российских ресурсов.

Этот процесс хорошо иллюстрируется на примере расширения доступа России к национальным природным ресурсам в последние годы. Так, в России со временем стало ясно, что авиационную, космическую, оборонную промышленность, электронику и автомобилестроение невозможно развивать без собственной сырьевой базы металлов.  На начало 1996-го из 29 видов минерального сырья, отнесенных правительством к стратегически важными, обеспеченности достигли только по 15 – нефти, природному газу, золоту, меди, никелю, свинцу, молибдену, вольфраму, олову, цирконию, кобальту, платиноидам, серебру, алмазам и особо чистому кварцевому сырью. Остальные 14 видов – уран, марганец, хром, титан, бокситы, тантал, ниобий, скандий, бериллий, сурьму, литий, германий, рений и редкоземельные элементы иттриевой группы – полностью или частично импортировали[11].

С годами ситуация ухудшалась. В связи с развитием новых технологий потребность в некоторых металлах возросла в разы, а запасы месторождений, открытых и разведанных еще в советское время, истощались. Зависимость от зарубежных поставщиков стала критической, особенно после введения экономических санкций. В августе 2022-го правительство утвердило новый перечень основных видов стратегического минерального сырья – уже из 61 позиции.  Добавили гелий, графит, рубидий, цезий, индий, галлий, гафний, ванадий, апатитовые руды, калийные соли, плавиковый шпат, все 17 редкоземельных элементов, а также подземные воды. По некоторым – марганцу, хрому, титану, литию – зависимость от импорта сегодня достигает ста процентов.

Прежде всего, между военно-политической коалицией Запада и другими центрами силы, из которых прямо решилась выступить против Запада пока что Россия и, только отчасти, КНДР, Иран и Китай. В этом смысле современная западная военно-политическая коалиция во главе с США включает не только страны-члены НАТО, но и основные прозападные страны в АТР – Японию, Австралию, Республику Корея, а также отражает настойчивые попытки втянуть в эту коалицию Индию и другие страны[12]. Яркий пример – конференция по Украине в Женеве в июне 2024 года, куда под самыми разными предлогами втянули большинство государств-членов ООН, попытавшись придать этому собранию образ альтернативы ООН.

Надо признать, что к концу 2022 года США практически уничтожили складывавшуюся десятилетиями после Второй мировой войны систему международной безопасности, договоренности и созданные десятилетиями институты. На её руинах они пытаются создать некие новые «нормы и правила», с помощью обязательного выполнения которого будут формироваться новый миропорядок. Этот миропорядок будет легитимизировать глобализацию, контролируемую США.

Этот вывод принципиально важен потому, что оценка сути СВО прямо зависит от того как вы оцениваете происходящие в целом в мире изменения. Под сущностью любого явления в политике понимается совокупность наиболее важных и устойчивых, глубинных связей, отношений, присущих данному явлению и определяющих его главные черты и тенденции развития. Применительно к государству, его политике,  современной оценке ВПО, определить его сущность – значит установить, в чьих интересах сосредоточена государственная власть, чьим интересам она служит, чью волю выражает. Так, сущностью современного этапа развития наиболее вероятного варианта сценария ВПО, её «основной идеей»,  является нарастание прямой, экзистенциальной угрозы России[13]. Причем не только как суверенному государству, но и как всей нации. Уничтожение государства и его институтов, контроль над национальной элитой – первый шаг к последующей неизбежной ликвидации нации.

В нашем случае я исхожу из того, что решающими интересами выступают интересы правящей элиты США и части элит их стран-союзников, которые концентрируются в узких социальных группах, контролирующих национальные и международные ресурсы и процессы глобализации. В том числе зарубежных стран, включая Россию. Об этом свидетельствуют, например, тысячи финансируемых организаций из-за рубежа и десятки тысяч отдельных граждан, получающих прямую финансовую выгоду от такого сотрудничества. Эти интересы могут и нередко прямо противоречат не только общечеловеческим, но и национальным интересам. В этом смысле современный процесс формирования МО и ВПО – непосредственное следствие политики в области силового обеспечения интересов этих узких социальных групп. Причем, надо открыто признать, сохранившихся в России. Нередко в правящей элите страны.

Именно поэтому сущность «переходного периода» в развитии МО и ВПО в мире 2010–2025 годов (т. е. развитие главных свойств и качеств конкретного сценария МО и ВПО в одном из его конкретных вариантов), сложившихся после 2010 года, в России оценивается разными политиками и учёными «очень по-разному», причем, как правило, достаточно противоречиво и субъективно. Во многом в зависимости от политической и идеологической точки зрения, личной выгоды и, нередко,  профессиональной принадлежности. Часто – в зависимости от личных или групповых интересов. Как и средств силового противоборства[14].

Очевидно, что  существование, как минимум, двух лагерей – либералов-западников последователей политики М. Горбачева и Б. Ельцина,  которая в своих основных чертах ориентируется на «вхождение России в западную цивилизацию» на любых условиях (в том числе противоречащих национальным интересам и системе ценностей), – и широкого спектра политиков и ученых, составляющих, однако, меньшинство в правящей элите страны, ориентированных на самостоятельное развитие России, т.е. автаркию.  Именно разница в понимании интересов отличает оценки этих групп политиков и ученых[15].

В этой связи напомню, что предложенный мною еще в 2013 году вариант сценария развития ВПО в 2015–2025 годы, («Усиления  военно-силового давления») в настоящее время трансформируется в вариант «Рспространения военных конфликтов на другие ТВД в мире и в Европе»,  предполагает неизбежный переход к стадии военных конфликтов в регионах и против отдельных стран.  Очаги этих конфликтов – в Молдавии-Приднестровье, на Южном Кавказе, Прибалтике, Казахстане и других республиках Средней Азии очевидно разрастаются в 2024 году.

Важной особенностью этого периода является ликвидации как единого целого остатков постсоветского пространства (девальвация институтов СНГ, ОДКБ, ЕврАзеС),  и неизбежная последующая дезинтеграция собственно России, как единого субъекта МО и потенциально возможного будущего ядра евразийской интеграции. Поэтому значительная часть услий Запада направлена на ликвидацию ОДКБ, СНГ и других интеграционных объединений, в том числе и самого крупного международного масштаба – БРИКС, ШОС.

У сторонников глобализма есть в России и другая точка зрения, когда, как всегда, пытаются инициировать очередные компромиссы и односторонние уступки со стороны России, аргументируя такую политику «сохранением пространства для сотрудничества», «сохранением институтов сотрудничества» и т. п. даже ценою принципиальных уступок в области суверенитета и национальной идентичности.

Разница в подходах тех или иных представителей правящей элиты России объясняет разницу в оценке и прогнозах развития ВПО по тому или иному сценарию в будущем: именно следствием субъективного отношения («позиции») к сущности «переходного периода» и интересов отдельных социальных групп и внешних сил. Это хорошо видно на примере многочисленных работ, подготовленных в этих учреждениях, организациях и неформальных коллективах.

Таким образом, особенности развития ВПО в мире предопределены более общими особенностями развития МО, которые в решающей степени влияют на частные сценарии и их варианты развития ВПО и СО. В том числе ход  военных операций на Украине. «Переходный период» прямо зависит от результатов и темпов национального развития тех или иных государств и экономик.

Глобалисты прекрасно понимают, что решающую роль в их усилиях будет играть то, чью сторону займет «креативный класс», который, как по численности, так и по его влиянию в социально-политической, экономической и военной деятельности государств приобрел решающее значение в мире. В начсале века именно на него сторонники глобализации стали делать ставку. Его численность выросла за последние 30 лет в ряде стран в 5–7 раз, а в развивающихся странах стремительно догоняет показатели развитых государств. В ходе СВО на Украине именно качество человеческого капитала (ВВСТ, военного искусства) и его институтов (подготовки личного состава, боеспособности отдельных видов и родов войск) предопределяют результаты военно-силового противоборства. Иными словами, именно институты развития НЧК и критерии развития «креативного класса» сегодня определяют уровень государственной и военной мощи, в том числе и эффективность его силовой (военной и не военной) политики.

Но не абстрактно-глобальные, а национальные, цивилизационные и культурные, т.е. развивающиеся по пути автаркии.

Автор: А.И. Подберезкин