План Лисандра был рассчитан не столько на уклонение от боя, сколько на непрямые действия, на удары по противнику тогда и там, где шансы были целиком на его стороне[1]

Бэзил Лиддл Гарт, военный теоретик

Современная политология России мало что может объяснить, а, тем более, ещё менее может спрогнозировать развитие событий и тенденций в мировом развитии человеческой цивилизации. Даже в ее наиболее простом разделе – только отношениями между субъектами МО – государствами[2]. Вершина такого современного «прогноза» – приписывая Е.М. Примакову идея «многополярности», которая, однако, в самых разных формах существовала и прежде, ещё до 90-х годов (например, в документах КПСС о трех центрах мирового соперничества).

В первые два десятилетия нового века стало особенно политически актуально и даже модно говорить о развале «однополярной системы» мира, существующей под контролем США после уничтожения СССР и ОВД. Во многом справедливо – старая система и ее институты, включая международно-правовые, фактически рухнула, а ее остатки в виден институтов (ООН, ОБСЕ и многих других) доказывали раз за разом свою неэффективность. Позже эта мысль стала общим местом в рассуждениях политологов и публицистов, хотя практические подтверждения не спешили себя обнаруживать[3].

В эти же годы появились сразу несколько моделей мироустройства, которые были альтернативными глобальной модели, контролируемой США, но отнюдь не отличались практичностью использования в политической области. СВО показала всему миру, что у США и оберегаемой ими модели глобального управления на практике есть огромные резервы[4]. Скорее всего, это были достаточно абстрактные и даже умозрительные идеи, в лучшем случае, концепции, к числу которых можно отнести и идею (концепцию) создания системы евразийской безопасности[5].

Как и любая идея создания системы безопасности, создание системы евразийской безопасности опиралась на стремление исключить из практики международных отношений применение силы в качестве инструмента внешней политики государств, заменив эту практику механизмами договоренностей, соглашений и правовых норм. Эти механизмы обеспечивают безопасность не силовыми силами и средствами. В этой связи целесообразно уточнить определение системы международной безопасности, как такой системы взаимоотношений государств, при которой государства самостоятельно располагают возможностью суверенного определения форм и путей своего экономического, политического и культурного развития, когда они в целом свободны от угрозы войн, экономического, информационно-когнитивного и политико-дипломатического принуждения, а также любого иного внешнего вмешательства в их внутренние дела.

Вопрос о реалистичности и практичности этой концепции остается открытым потому, что, как известно, во-первых, в основе политики государств лежат объективные интересы (потребности) наций, государств и коалиций, а также социальных классов, слоёв и групп населения, включая личные интересы отдельных личностей[6], которые, как правило, не совпадают и противоречат друг другу, а, во-вторых, субъективно и нередко (даже, как правило) неадекватно отражаются в целях и задачах политики (тем более, использовании тех или иных силовых средств такой политики).

Как первая, так и вторая группа противоречий неизбежны, а их устранение на длительное время путем каких-либо договоренностей, международных норм, решений об отказе от применения силовых (военных и не военных) средств политики выглядит иллюзорным, даже наивным. Конечно, достижение Рая на Земле – великая цель, но насколько она реальна? Точнее, насколько реально отказаться от решения противоречий между интересами субъектов политики и их субъективным восприятием только мирными средствами?

Надо честно признать, что все эти «локальные» модели миропорядка и глобальных институтов невозможны в качестве основы для глобального миропорядка и системы безопасности. Как на Западе, так и на Востоке. Кризис в НАТО и ЕС нарастает, международные институты находятся давно уже в глубочайшем кризисе. Отчасти прав А. Колесников, который написал в «Форин Аффеарс» в январе 2025 года: «Различные многосторонние организации, которые Россия помогла запустить за последние два десятилетия, споткнулись. БРИКС, как организация не-западных держав, которую Россия основала с Бразилией, Китаем и Индией в 2009 году, добавила больше членов, но не смогла добиться многого в плане ощутимых результатов. Проблема в том, что Путин утверждает, что строит альтернативный мировой порядок, но мировой порядок либо существует, либо нет. Он не может быть альтернативным, и он невозможен без Запада. Более того, другие члены БРИКС и других организаций, которые должны удерживать бывшие советские страны в орбите Путина, имеют собственные многовекторные интересы и так же стремятся сотрудничать с Китаем, Европой и Соединенными Штатами, как и с бывшей имперской метрополией»[7].

С ним согласен политолог Ф. Лукьянов, который писал по этому поводу, как всегда образно, красиво и не очень понятно: «Демонтаж прежнего мироустройства – тема в последние годы популярная. На уровне общих рассуждений всё понятно, даже стройно. Завершение иерархии, рост влияния разных стран и народов, сложная и неустойчивая, но в целом более справедливая система, выстраивание отношений нового типа, отражающих нелинейность образующегося мира...»[8]. Нет ни справедливой системы, нет нелинейности, но, действительно, – «сложная и неустойчивая система» мироустройства.

Во многом это обстоятельство – результат доминирования либерального миропорядка и кадров в последние десятилетия. Это сказывается, прежде всего, на качестве понимания политических реалий. Нужен, своего рода, катарсис[9], освобождение от устоявшихся в последние десятилетия либеральных наслоений в науке и методологии[10]. И в людях. Например, в отношении других государств и территорий, даже народов и этносов, которым русские традиционно создавали максимально благоприятные условия для развития. Как, например, финнам. В очень поучительной истории российско-финских отношений, для России есть мораль, которую необходимо подчеркнуть на будущее правителям России: создание привилегированных условий для инородцев в России, всевозможных автономий с готовыми правительствами для будущего отделения, причём всегда за счет русского населения, осыпание их всевозможными благодеяниями, попытки купить любовь и дружбу – занятие в историческом плане совершенно бесполезное, крайне для России вредное. Оно способно дать лишь временный позитивный эффект очень дорогой ценой[11].

Однако уже в среднесрочной перспективе это заявка на сепаратизм, создание конкурента, соперника, врага. Благодарности за такого рода благодеяния мы никогда не получали и не дождемся.

Если о прежней системе мироустройства и миропорядка, существовавшей до начала нового века, ещё можно говорить (как минимум, с долей условности), то сегодня таких общепринятых систем нет и – что особенно важно – они пока что не видятся в сколько-нибудь согласованном и общепринятом понимании. Рассуждают по-прежнему об «однополярном», «двух и многополярном» мире, о хаотизации международной обстановки (отсутствии системы вообще) и пр. В политике и политологии, однако, так и не появилось сколько-нибудь осмысленной концепции нового мироустройства и миропорядка, что резко снижает возможность анализа МО и ВПО[12].

Существует множество моделей и пониманий, которые существенно отличаются друг от друга. Крайне трудно говорить о теоретических основах явления, само существование которого еще не стало общепризнанным, а именно – нового мироустройства. Точнее можно было бы сказать, что старое мироустройство, существовавшее после Второй мировой войны до недавнего времени, и старый миропорядок уже изжили себя и уходят в прошлое. Наступает время нового мироустройства и нового миропорядка, которые еще только формируются, причем не всегда последовательно и не понятно по каким правилам.

Предлагаются самые фантастические модели, среди которых наиболее вероятные относятся к моделям, иллюстрирующим появление и борьбу новых центров силы, как правило, во главе с некоторыми локальными человеческими цивилизациями – западной, китайской, индийской, исламской, африканской, латиноамериканской и некоторыми другими.

На мой взгляд, этот подход наиболее перспективный. Становится все яснее, что именно ЛЧЦ, обладающие своими цивилизационными интересами и системами ценностей, могут стать основой будущего миропорядка, У них есть определенно общие базовые черты, выделяющие их из строя других субъектов МО. Так, у всех этих ЛЧЦ есть, как минимум, один общий знаменатель, численность населения порядка 1400 миллионов человек: у китайской, индийской, исламской, даже африканской и «североатлантической». Российская ЛЧЦ – исключение в этом ряду (численность ее ЛЧЦ сознательно сократили после развала СССР до 150 миллионов человек), но учитывая целый ряд других важнейших геополитических факторов силы (территорию, природные ресурсы, транспортные коридоры, историко-культурное значение, политическую и военную мощь и др.) она также может с полным основанием претендовать на роль самостоятельного мирового центра силы и ЛЧЦ. Тем более, что именно такую роль она исторически долгое время и играла[13].

Очевидно, однако, что старый миропорядок и его старые правила и нормы, нарушение которых в США рассматривают как «оппортунизм» России, Китая и Ирана, меняются на новые, в основе которых лежит равноправие и соблюдение национальных интересов и ценностей, будут постепенно замещать существующие нормы и порядки. Эти процессы неизбежно будут протекать в силовом и военно-силовом противоборстве, результатом которого станет формирование нового миропорядка[14].

Государства в ХХI веке поставлены западной коалицией перед выбором: либо принять действующий мировой порядок, существующий как нормы и правила в понимании Запада, либо попытаться выступить против этого порядка, создав новый, противоположный западному, миропорядок, соответствующий собственным национальным интересам. Этот политический выбор будет неизбежным выбором форм противоборства – мягких (если правящие элиты будут готовы поступиться национальными интересами) и жестких, военно-силовых. Иными словами, новый миропорядок в процессе установление неизбежно будет вести к усилению противоборства. Это надо отчётливо понимать правящим элитам государств[15].

В самом общем виде это силовое противоборство формируется в рамках двух «генеральных» глобальных тенденций – глобализации и автаркии, соотношение между которыми, в конечном счете, предопределяет внутреннюю и внешнюю политику государств. Там, где продолжает доминировать глобализация (как в России до второго десятилетия нового века), доля автаркии стремится к нулю, а суверенитет превращается в фикцию. Это очень хорошо видно на примере европейских государств, где (как в Венгрии, Словакии и Сербии) сохраняются остатки автаркии и отчасти суверенитет и системы ценностей.

Россия в последние два десятилетия постепенно освобождается от контроля глобалистов и медленно выходит из колониальной зависимости. Это происходит в рамках силового противоборства автаркии и глобализма во всех областях – культурно-образовательной, политической, финансово-экономической и военной. В этом смысле СВО на Украине – часть более общего процесса. Не только российской, но и мировой политики.

В то же время Россия не исключает возможностей по достижению компромиссов и политических договоренностей, т.е. не абсолютизирует военную силу даже в условиях слома существовавшего миропорядка. Так, на совещании с руководством МИД РФ 14 июня 2024 года, например, В.В. Путин предложил создать в качестве новой системы безопасности «Евразийскую систему международной безопасности», в которую могут войти и страны-члены НАТО[16]. Это предложение было сделано в рамках логики декабрьской инициативы (2021 г.), где речь шла о договоре о системе безопасности, проигнорированной странами НАТО. Эта инициатива означает, что вместо евроатлантической системы безопасности в Европе и в мире под контролем США предлагается равноправная система всех участников Евразии (без «внешних» участников, провоцирующих войну), которые заинтересованы в мире в Евразии[17].

Очевидно, что эта инициатива оказалась не воспринятой на Западе по понятным причинам – там планируют «стратегическое поражение России». Ответная реакция Запада и Украины – обстрелы гражданских объектов и террористическое нападение на Курскую и Белгородскую области, усиление поставок новейших, в т.ч. дальнобойных, вооружений на Украину, угрозы объявления войны – стали естественным шагом уже со стороны всего блока[18].

Вместе с тем, теоретически остался нерешенным вопрос о том, можно ли вести переговоры и выступать за соглашения в условиях, когда конечные стратегические цели (как у России и Запада) диаметрально противоположны. Или эта инициатива – очередной пропагандистский шаг в сторону российской либеральной публики, искренне «страдающей» от СВО.