Япония включилась в мировую схватку, руководствуясь соображениями несколько другого плана. Задолго до начала войны в Европе она стала превращаться в нестабильное, полуголодное, все более отчаявшееся государство. Оно оттолкнуло от себя всех своих соседей, упразднило многие элементы демократической и конституционной системы, не имело никакой осмысленной долгосрочной стратегии и убедило себя в необходимости использовать силу и расширить агрессию, чтобы найти выход из трудностей, которые оно само себе постоянно создавало. Не только гражданские партии, но и военные были разъединены: флот стоял за «южную» политику — экспансию в дальневосточные колонии, принадлежавшие Голландии, Англии и Франции, чтобы обеспечить Японию сырьем и нефтью, чего у нее не было; армейские генералы требовали экспансии в направлении азиатского материка, разбившись на фракции «северных», которые хотели укрепиться в Маньчжурии и напасть на Россию, и «южных», желавших завоевать китайские города и оккупировать огромные речные долины Китая.
Многие из них были блестящими тактиками, но никто — стратегом, способным задуматься о последствиях реализации планов, казавшихся столь привлекательными и многообещающими. Агрессивная политика Японии, стартовавшая еще в 1931 г., была в этом плане поучительной. Корреспондент «Нью-Йорк Таймс» в Токио Хью Байес писал 31 июля 1938 года: «Япония дошла до такой точки, когда длина спички и крысиная шкурка представляют собой важные экономические факторы для продолжения войны с Китаем. Нормирование и нехватка сейчас жестче, чем в Германии в 1918 г. Крысиные шкурки обрабатываются в качестве заменителей настоящей кожи. Хлопок-сырец, ткани, химикаты, кожа, металлы, нефть, шерсть и сталь исчезли с рынка. Нельзя купить зубную пасту, шоколад, жевательную резинку, мячи для гольфа, сковородку. Все сделанное из железа стало „дефицитнее золота“».
Страх перед будущим гнал правящий класс Японии по все расширявшейся «тропе войны». 27 сентября 1940 г. Япония подписала с Германией и Италией так называемый Тройственный пакт, обязывавший каждую из них вступать в войну с любым государством, если оно выступит в поддержку Великобритании. Этот сговор был явно направлен против США. Япония объявлялась ее союзниками той шпагой, которая должна была угрожать тихоокеанским интересам американской державы в случае, если они решатся вступить в войну на европейском континенте. 13 апреля 1941 г. Токио заключил договор о ненападении с Москвой, обеспечив тем самым северный тыл для экспансии на юге. Для Советского Союза это была безусловная удача: спустя шесть месяцев Сталин сможет перебросить с Дальнего Востока хорошо обученные, полнокровные дивизии под Москву и выиграть битву, которая предрешила исход всей войны с гитлеровской Германией в пользу Советского Союза. Для Японии вступление в большую войну означало только одно: страна была обречена на то, чтобы испить сполна горькую чашу судьбы тех наций, которые меняют масло для людей на пушки для разбоя.
«После заключения договора о ненападении Сталин сделал беспрецедентный жест и проводил министра иностранных дел Японии Иосуке Мацуоку на вокзал. Это было признаком особой важности для Сталина договора с Японией, а также поводом в присутствии всего дипломатического корпуса призвать Германию к переговорам и одновременно придать себе еще больший вес как партнеру. „Европейская проблема может быть разрешена естественным путем, если Япония и СССР будут сотрудничать“, — заявил Сталин министру иностранных дел достаточно громко, чтобы все могли это слышать. Возможно, для того, чтобы намекнуть всем, что теперь, когда восточным границам обеспечена безопасность, его положение в Европе как партнера по переговорам улучшилось, ибо теперь Германии незачем воевать с Советским Союзом, чтобы обеспечить Японии тыл для войны с Соединенными Штатами. „Не только европейская проблема“, — ответил японский министр иностранных дел Мацуока. „Да, во всем мире все можно будет урегулировать!“ — согласился Сталин. И чтобы довести свои слова до сведения Берлина, Сталин затем подошел к германскому послу фон дер Шуленбургу, обнял его за плечи и объявил: „Мы должны оставаться друзьями, а вы должны сделать все для этого“[1].
Г. Киссинджер, которому принадлежит вышеуказанное описание, связывал действия Сталина с его условиями присоединения к Тройственному пакту, которые были представлены в Берлин 25 ноября 1940 г. Этот автор писал, что, согласно этим условиям:
— Германия должна была вывести свои войска из Финляндии и предоставить Советскому Союзу свободу действий в этой стране;
— Болгарии предлагалось вступить в военный союз с СССР и позволить ему иметь военные базы на ее территории;
— Турция должна была согласиться на размещение советских военных баз на своей территории, включая Дарданеллы;
— Германия обязывалась оставаться в стороне, если бы Советскому Союзу пришлось добиваться осуществления своих стратегических целей на Балканах и в Дарданеллах при помощи силы;
— в развитие предложения, уже сделанного Гитлером, согласно которому территория к югу от Баку и Батуми будет считаться признанной сферой влияния советских интересов, Сталин расширил ее, включив Иран и территории до Персидского залива;
— Япония должна была отказаться от претензий на право разработки полезных ископаемых на острове Сахалин».
И далее этот известный американский историк и политический деятель заключает: «В течение последующего десятилетия, используя тактику царей, Сталин займется созданием этой сферы, где можно было — c помощью соглашений, где необходимо — при помощи силы. Он добивался целей, поставленных в меморандуме от 25 ноября, вначале вместе с Гитлером, затем на стороне демократических стран против Гитлера и, наконец, посредством конфронтации с демократическими странами. А затем, где-то ближе к концу жизни, Сталин, похоже, намеревался предпринять попытку договориться с демократическими странами в самом широком плане для сохранения того, что он перманентно считал советской сферой влияния»[2].
Когда спустя восемь недель после заключения советско-японского договора о нейтралитете Мацуока узнал о нападении Гитлера на СССР, он наивно признался своим коллегам по кабинету: «Я подписал пакт о нейтралитете потому, что думал, что Германия и Россия не будут воевать. Если бы я знал, я бы не подписал этот договор». Отсутствие координации военных планов Германии с Японией — одна из самых необъяснимых загадок во всей карьере Гитлера. Не проинформировав Мацуоку во время посещения им Берлина в начале апреля 1941 года об уже принятом решении напасть на СССР, Гитлер как бы подтолкнул японскую экспансию в южном направлении и тем самым фактически отказался от возможности открыть против Сталина еще один фронт. Именно Мацуока придумал для «южной стратегии» некую миссионерскую цель в виде создания «Великой восточноазиатской сферы совместного процветания». В эту сферу планировалось включить Китай, все большие города которого к этому времени были оккупированы, а экономика и коммуникации взяты японцами под контроль.
Расчеты Японии были ориентированы и на привлечение к сотрудничеству французских колоний в Индокитае, британских — в Юго-Восточной Азии, голландских — в акватории Тихого океана, а также американских Филиппин. 5 ноября 1941 г. начальник штаба армии генерал Сугияма докладывал о серии наступательных операций, которые планировались на ближайшее время: «Нам нужно 50 дней, чтобы закончить операции на Филиппинах, 100 дней — в Малайе и 50 дней — в Голландских Восточных Индиях. Все операции закончатся в течение 5 месяцев с начала войны, и мы сможем вести продолжительную войну, если установим наш контроль над такими важными военными базами, как Гонконг, Манила и Сингапур». При этом он лишь упомянул об Индии и Австралии как о конечных целях предпринимаемой экспансии.
Для реализации всего или частично этого плана необходимо было избавиться от присутствия в Тихом океане американского военно-морского флота, так что война с США, с японской точки зрения, была делом предрешенным. Несмотря на то, что во многих своих аспектах, особенно в части территориальных захватов, программа экспансии Японии в южном направлении была реализована, тем не менее, о конечной победе в войне не думали даже наиболее оптимистично настроенные военные предводители этой страны. Самый способный из них, японский адмирал Ямамото считал, что его страна не может надеяться выиграть войну против Британии и Америки, какими впечатляющими бы ни были ее первоначальные успехи. Полковник Ивакуро, специалист по материально-техническому обеспечению армии, приводил в этой связи показатели соотношения между американским и японским производством[3]: а) стали — 20:1; б) нефти — 100:1; в) угля — 10:1; г) самолетов — 5:1; д) корабельного тоннажа — 2:1; ж) количеством рабочих — 5:1.
Начав войну против США 7 декабря 1941 г. нападением на американскую военно-морскую базу в Перл-Харборе, Япония пошла по безрассудному пути, завершившемуся для нее в августе 1945 года ядерным апокалипсисом Хиросимы и Нагасаки. Огромное экономическое превосходство Америки означало, что в долгосрочной перспективе Япония не может помешать США развить стратегию победы, поэтому некоторые современные историки квалифицируют решение Японии открыть тихоокеанский театр Второй мировой войны как разновидность общенационального харакири. Обширными были пространственно-территориальные притязания еще одного верного союзника Гитлера — фашистской Италии. Благополучно завершившаяся для Муссолини агрессия в Абиссинии только разожгла аппетиты итальянского дуче. Его войска 7 апреля 1939 г. вторгаются в Албанию, 28 октября 1940 г. нападают на Грецию, где итальянцы терпят позорное поражение. 9 октября 1940 г. англичане предпринимают контрнаступление в Ливии и в феврале 1941 г. освобождают от итальянцев город Бенгази. С огромным нежеланием, но в соответствии с «Железным пактом» Гитлер все же пришел на помощь своему незадачливому союзнику, послав в Ливию африканский корпус во главе с генералом Роммелем.
Автор: М.А. Мунтян, доктор исторических наук, профессор, шеф-редактор журнала «Вестник МГИМО — Университета»
