>>Часть I<<

>>Часть II<<

>>Часть III<<

Очевидно, что формирование необходимой США ВПО в Тихоокеанском регионе вынуждало к дополнительным издержкам в военной политике, что становилось все труднее совместить с растущими военными усилиями США в Европе. Даже новый военный бюджет на 2023 год не снял препятствия, которые возникали с новыми потребностями ВС США в Тихоокеанском регионе. «Требования обеспечения европейской безопасности и сдерживания в Индо-Тихоокеанском регионе будут неизбежно напрягать оборонный и военный потенциал Америки. «Сдерживание гегемонистских амбиций Китая и сдерживание его замыслов в отношении Тайваня является главной стратегической задачей Вашингтона, и поэтому он должен сосредоточить свои усилия на этой области».

Причём подход США не отличался механистичностью. Как пишут эксперты, «Несмотря на то, что на разных театрах военных действий действуют разные оперативные требования, основным приоритетом для Вашингтона должно быть предотвращение стратегических перегибов. Более сильная и более автономная в стратегическом плане Европа поможет избежать риска чрезмерного охвата. «Более стратегически независимая Европа» в то время, когда Америка смотрит в Индо-Тихоокеанский регион, не означает, что Вашингтон оставит континент на произвол судьбы. Отнюдь нет. Роль Америки изменится и должна измениться: вместо того, чтобы действовать как левиафан, она будет действовать как primus inter pares»[1].

Иными словами, масштабы военно-технических усилий и стратегия США не будут определяться только военно-политическими и геополитическими соображениями, но и собственно военными возможностями. Это отчетливо стало видно в ходе СВО, когда наличие уже существующих ВВСТ и боеприпасов стало критически важно не только с военно-технической, но и военно-политической точки зрения. Развитие ВПО и даже всей системы МО стало во многом зависеть от наличия уже произведенного ВВСТ и боеприпасов, особенно ВТО и средств ПВО. Не только политическая стратегия, но и военная стратегия государств стали критически зависеть от военно-технических возможностей.

Изменение ситуации в МО-ВПО в пользу усиления влияния военно-технического фактора далеко не сразу и не везде нашло свое отражение в политическом и даже военном планировании. Суть таких подходов, иначе говоря, определяется отрицанием доминирования значения военно-технических аспектов в формировании политики, в особенности, когда речь идет о военно-технологическом соперничестве или так называемой гонке вооружений[2]. В СССР и России эти подходы были названы «политическими», «новым мышлением» и пр. абстрактными соображениями, которые в итоге девальвировали всю военную науку и военное искусство до примитивных «общечеловеческих представлений гуманистического характера, которые не имели ничего общего с политической практикой (доказавшей на примере Югославии, Ирака, Ливии, Сирии и других интервенций, их бессмысленность).

В этой связи принципиальным становится вопрос о том, что определяет прежде всего тенденции развития ВПО? В частности, то, по какому из конкретных вариантов сценария ВПО будут развиваться основные события (отношения между субъектами)? Закономерности развития МО или ведущие военно-технические тенденции? Однозначный ответ в пользу глобальных тенденций МО, вероятно, стоит, как минимум, пересмотреть. В новом веке, как представляется, мы вновь вернулись к состоянию, когда международные отношения определяются «большими батальонами», а не политическими декларациями. Иллюзии «всеобщего гуманистического сообщества» в мире оказались порушенными циничной политикой США и их союзников, которые за 10 лет взломали всю систему международной безопасности, традиции и нормы.

Доминирование общих тенденций в МО над процессами формирования ВПО – главное сохраняющееся положение современной политической и военной науки. Это базовое утверждение о приоритете процессов в МО над процессами в ВПО и СО, например, во многом противоречит положению о военно-технической политике в России, которое трактует диалектику развития ВВСТ следующим образом: «Движущей силой процессов строительства и развития ВС является диалектика развития военного искусства и средств вооруженной борьбы, которая выражается во взаимном влиянии процессов развития форм и способов применения войск (сил) и появления новых, все более совершенных образцов вооружений. Процесс развития вооружения и военной техники (ВСТ) реализует целевые установки военно-технической политики (ВТП), которая является частью государственной внутренней и внешней политики, направленной на разработку и реализацию мер по поддержанию, развитию, технического оснащения и других войск РФ, развитие научно-производственной базы для создания вооружений и военной техники, военно-техническое сотрудничество с другими странами»[3].

Иными словами, по мнению авторов, представляющих, вероятно, прежде всего, интересы ВПК и ВС России, на развитие ВВСТ прежде всего влияет «процесс развития форм и способов применения войск», т. е. военное строительство и военное искусство – стратегия, оперативное искусство и тактика. Эксперты НИИ № 46 МО России конкретизируют эту диалектику следующим образом: «На практике реализацией основных положений НТП осуществляется через разработку и выполнение целой совокупности федеральных целевых и государственных программ оборонного значения, где центральное место отводится государственной программе вооружения (ГПВ) – среднесрочной программе, разрабатываемой каждые 5 лет на 10-и летний период»[4].

Другая разновидность преувеличения значения военно-технологических аспектов развития МО и ВПО – положение о том, что некие военно-промышленные круги стимулируют «саморазвивающийся» процесс гонки вооружений ради получения прибылей, который был популярен не только в СССР, но и в других странах, например, в США потому, что снимает ответственность с политической части правящей элиты за военный психоз и военные расходы. Идея доминирования в политике представителей ВПК, на которую ссылаются со времен Д. Эйзенхауэра, получила широкое распространение не только в пропагандистских и политических целях[5], но и как некое научное обоснование необходимости развития обрабатывающей промышленности. В действительности на долю ОПК в развитых странах приходится порядка 1–2% численности всех граждан, занятых в экономике страны.

Существует ещё несколько подходов, объясняющих решающее влияние того или иного фактора развития ВВСТ и, как следствие, военного искусства на сценарии развития ВПО и МО. На мой взгляд, решающей группой факторов является всё-таки группа политических факторов, которая реализуется в развитии того или иного сценария МО и его трансформации в конкретный вариант сценария ВПО[6]. Так, развитие бронетанковой техники накануне Второй мировой войны и эволюция военного искусства, в частности, использования крупных масс танков (в корпусах и даже армиях) произошло прежде всего под влиянием экспансионистских политических установок Германии и запоздалых попыток Англии, Франции и России нейтрализовать эту тенденцию, а не в результате развития военного искусства: танки традиционно рассматривались как часть пехотных соединений, не играющих самостоятельной роли. Только с появлением «политического заказа» – возможности проведения военных «блиц-операций» в Европе, основанного на неудачном опыте ведения позиционной Первой мировой войны, в конце 30-х годов возникла сама возможность массированного использования танковых корпусов и дивизий.

Так же, как это произошло с развитием ВМС Великобритании, которые господствовали более 200 лет на море в мире, обеспечивая морскую торговлю островов Великобритании. Иначе говоря, – это был политический и экономический интерес, который правящая элита Великобритании трансформировала в политическую и военную цель.

В свою очередь, ВПО, как часть МО, является производной от состояния МО[7]. В этом смысле сценарий развития ВПО является частью сценария развития МО, а не самостоятельным явлением и процессом. Другими словами, как минимум, сценарий развития ВПО ни в одном из своих вариантов не может противоречить доминирующему сценарию развития МО. Наконец, сценарии развития глобальной и региональной СО, ситуаций на ТВД и в отдельных регионах, а также в основном войн и конфликтов, не могут противоречить в целом сценариям развития ВПО и МО. Это условие анализа необходимо было повторить, но сам по себе предмет исследования – состояние ВПО и СО – является отдельной темой[8].

Поэтому, на мой взгляд, прежде всего базовые основы развития того или иного сценария ВПО и даже его конкретного варианта следует искать в развитии общих сценариев МО и отношений между главными субъектами и акторами. Применительно к ВПО в России – стремлению США лишить страну суверенитета и национальной идентичности.

Таким образом, структура МО и миропорядка будет качественно, радикально меняться в «переходный период» до 2025 года под сильнейшим влиянием военно-технических факторов – ВВСТ и ВС, их способности влияния на процессы изменения миропорядка