Тот, кто сумеет действительно понять уроки истории и применить их на деле…. Он может надеяться на успех[1]

А. Скугаревский, генерал[2]

Приход к власти в США Д. Трампа и усиление позиций антиглобалистов – сторонников автаркии в мире вынуждают вернуться к вопросу не только о политическом значении идеологии, но и той роли, которую она играет в государственном управлении. «Деидеологизация» в СССР и России в последней трети ХХ века и начале нового века, начатая реформаторами из группы М.Горбачева, по инерции двигалась при Б.Ельцине. Её мотором был антикоммунизм, к которому немедленно обращались те, кто захватил власть в СССР-России,  как только речь заходила о необходимости идеологии, ориентированной         на государство, в стране. При этом, на деле насаждалась либерально-западническая, глобалистская,  идеологии, которая откровенно враждебна как государству, так и нации.

У этой проблемы есть и другая сторона, а именно: идеология, как наиболее общая система взглядов, существует в основе любой политики и стратегии, выражая конечную цель и способы её достижения. В том числе в военной области, где политическая цель войны всегда совмещена с идеологической (религиозной, нравственной). Отрицая идеологию, мы отрицаем основу политического целеполагания. В частности, так произошло на начальной стадии СВО, когда «идеологическая подготовка» в России (в отличие от массированной и длительной кампании на Украине) практически отсутствовала. В результате пришлось быстро, «наспех» обеспечивать идеологически сформулированные политические цели «демилитаризацию» и «денацификацию». При этом, много вопросов политико-идеологического характера так и осталось за скобками обеспечения СВО, хотя именно война в очередной раз доказала самые важные приоритеты – мотивацию личного состава и значение «пехоты» в любой войне.

Именно поэтому главный лейтмотив современной формирующейся идиологемы[3] в России – патриотизм, – который стал предметом горячего обсуждения, с одной стороны, и предметом критики, - с другой. Прежде всего, именно в силу того, что идиологема – политический термин, а не система взглядов, изначально достаточно расплывчатый и не имеющий системный, концептуальный характер. Примечательно, что даже в этом качестве идиологема, как оказалось, – достаточно эффективный инструмент управления, доказавший возможности массового применения в СВО  организацией волонтерского и добровольческого движения.

Вместе с тем, идеологема не смогла заменить идеологию, что также видно на примере СВО, где самые первые патриотические организации и лидеры («Моторолла», например) использовали флаги и обмундирование, сочетающие как имперское, так и советское наследие. У этой проблемы есть и более серьезная основа - отрицая идеологию, вы отрицаете уже не только идеологию как систему взглядов вообще (кстати, не только на развитие истории или политики, но и в целом ряде других областей), но и в целом объективную историю, что неизбежно ведёт к отрицанию системности в политике (по общему признанию, именно это и является одной из важнейших проблем России сегодня). В частности, например, в условиях «переходного периода» всей международной и военно-политической остановки 20-х годов нашего века,[4] который требует внятного объяснения с точки зрения конкретных политических реалий. Без этого политическая наука и практика остается аморфной и расплывчатой, а на деле легко организуемой «извне».

Наконец, наличие идеологии, как системы взглядов, предполагает основу для принятия управленческих и кадровых решений. Это – наиболее слабая область в современной России именно потому, что отсутствует идеологическая система. В отличие, например, не только от абсолютно идеалогизированной системы СССР, но даже такой «не идеологизированной» системы, как в США, где на самом деле с приходом республиканцев была воссоздана идеология политического прагматизма[5], существовавшая в правящих кругах страны в предыдущие столетия. Д. Трамп – типичный представитель этой идеологии, которая позволяет ему:

Во-первых, объединить вокруг себя искренних сторонников.

Во-вторых, принимать те или иные радикальные управленческие решения, обоснованные именно такой идеологией.

И первое, и второе привели к «управленческой революции Д. Трампа», которая поразительно и неожиданно эффективно сказалась на кадровой политике и управлении в стране. Добиться такого результата без идеологии и сплочении части правящей элиты именно на её основе было бы невозможно. Похожие революции в области государственного управления и кадров случались очень редко, например, с приходом к власти в 1917 году большевиков, или с захватом власти либеральными демократами в России в 1991-1993 годах (когда «либерально-демократическое» меньшинство в несколько тысяч человек в огромной стране захватило власть).

Понятно, что окончательный эффект от таких революций будет оценен позже, но уже сегодня можно констатировать, что, например, в области военного управления и военного искусства в ходе СВО «на земле» происходят именно такие быстрые изменения. Причем, не только в тактике и оперативном искусстве, но и стратегии. Отстает, как всегда, тыл, который действует по бюрократическим моделям мирного времени, отягощенными отсутствием общей идеологии, которую заменила идеологема патриотизма. Это объясняется тем, что на поле боя практика и целесообразность становятся главными доминантами, тогда как в идеологии «мирной жизни» тыла такой доминантой остается идеологема (идеологические ценности) материального успеха.

«Революция в области управления и кадров» Д. Трампа – пример того, как в новых условиях формирования миропорядка должна поступать правящая элита во внешней и внутренней политике, а именно: опираясь на национальную идеологию успешно (быстро и эффективно) решать практические управленческие и кадровые задачи. Попытка В.В.Путина сделать аналогичные шаги (например, в области привлечения к управлению участников СВО) может демонстрировать  только намерения, которые очень далеки от системных решений. В частности, опыта Советского Союза. Стоит напомнить, что там вначале принималось политико-идеологическое решение съездом КПСС (индустриализация, коллективизация и пр.) долгосрочного или среднесрочного характера, которое затем – после дискуссий, обсуждений и пропагандистского обеспечения – утверждалось на сессии Верховного Совета СССР в качестве федерального закона, обязательного для исполнения не только коммунистами, но и всеми гражданами.

Аналог (упрощенный и заведомо малоэффективный) сложился в итоге в России после безуспешных попыток правящих либералов запретить не только идеологию, но и стратегическое планирование (которое в эти десятилетия успешно развивалось на Западе, опираясь на советский опыт). В нулевые стала редактироваться в более реалистическом плане Стратегия национальной безопасности (СНБ), которая в последней редакции 2021 года была оформлена, наконец, во вполне разумный документ (который, в отличие от советских документов, так и не имеет механизма реализации). Постепенно идеологема патриотизма стала наполняться концептуальным содержанием, а кадровые решения более обоснованными рекомендациями. К сожалению, темпы этих решений отстают от потребностей быстро развивающейся МО и ВПО, что хорошо видно на примере действий Д. Трампа, который радикально пересматривает обязательства и нормы США в отношении других стран.

Можно было бы вполне успокоиться и решить, что наши темпы изменений соответствуют нашему опыту, знаниям и практике. Поэтому, нам не стоит гнаться за поспешными шагами Д. Трампа в области государственного управления, идеологического обеспечения и кадровых вопросов. Проблема, однако, в том, что далеко не все в мире (а не только в России)  отрицают идеологию в том или ином виде, а, значит, могут повторить (и повторяют) маневры Д. Трампа в области поиска эффективных решений государственного управления и кадрового обеспечения. У него уже есть последователи, а, главное, результат их действий – опережающее развитие – налицо. Тот результат, который в России долгое время отсутствует из-за игнорирования системных идеологических и кадровых решений.

Более того, как мы видим в последние годы, идеологические установки и ценности сторонников глобализации, в том числе в России, а не только в странах ЕС,  насильно внедряются в общественное сознание – будь то не только в отношениях между полами, расами, но и принципах развития экономики, финансов, торговли. По сути дела, либеральные идеологические постулаты по-прежнему превращаются в России в системы ценностей и нормы, которые навязываются в качестве международных «общепринятых» норм другим нациям и государствам, заменяя международное право и созданные политические, дипломатические и нравственные нормы после Второй мировой войны[6]. Это отчетливо видно на примере правящей элиты России, значительная часть которой (по некоторым оценкам, более 50%) не только не поддержала СВО, но и намерена вернуть ситуацию в стране к положению «до 2022 года» - водораздела, обозначенного В.В.Путиным.

В настоящее время уже общепризнанно, что усиление кризисных явлений в мире и в отношениях между субъектами международного права будет не только продолжаться, но и будут развиваться по лестнице эскалации, когда практически ежедневно против России выдвигаются самые разные (в том числе абсурдные) инициативы. Особенно активно эта деятельность проявляется широкой западной антироссийской коалицией в области информации и с помощью неправительственных акторов – НКО, фондов и отдельных физических лиц, – по внутриполитической дестабилизации и широкомасштабным мероприятия в отношении отдельных представителей правящей и экономической, а также информационной элит России[7]. Их деятельность может быть условно разделена на откровенно противозаконную (террористическую и экстремистскую), пресечение которой находится в компетенции специальных служб России, и деятельность в гуманитарной области, не нарушающую открыто существующее законодательство нашей страны.

Этот вид общественно-политической, культурно-просветительской, образовательной и иной деятельности фактически находится вне контроля со стороны ФОИВ РФ, хотя его опасность в последние десятилетия уже значительно превышает опасность экстремистской деятельности. В США и других странах Запада этот вид деятельности отчетливо делится на средства и методы «мягкой силы» и средства и методы «силы принуждения», хотя разница между ними и условна. В современной России после ликвидации соответствующих структур СССР в ЦК КПСС и КГБ СССР таких органов не осталось, хотя они развиваются бурно в США, например, в последние два десятилетия.

В России постепенно всё чаще раздаются голоса и том, что существующий в Конституции запрет на государственную идеологию это не то же самое, что и запрет на идеологию вообще. Но пока что идеологией объявляется «патриотизм», что, конечно же, резко сужает горизонты формирования не только оценки действительности и истории, но и горизонты планирования. Это сказывается на всём процессе стратегического планирования, прежде всего, с точки зрения стратегического прогнозирования, но и на анализе исторического процесса в целом. Интересно, например, что утверждая Концепцию внешней политики России 30 ноября 2016 года, уже в самом первом пункте Указа Президента РФ отмечается: «Настоящая Концепция представляет собой систему взглядов (подч. Авт.) на базовые принципы, приоритетные направления, цели и задачи внешней политики Российской Федерации». Но именно это требуется сегодня и от обновлённой Стратегии национальной Безопасности России.

Напротив, «другая сторона» отнюдь не брезгует ни идеологией (нередко примитивной, такой как русофобия и антисемитизм), ни фальсификацией истории, ни их использованием в политических целях. На Западе в последние десятилетия сформировались достаточно жёсткие «идеологические каноны», которые в настоящее время испытывают серьёзный политический кризис – выход Великобритании из Евросоюза, схватка правящих элит в США, социальные конфликт во Франции, Германии, Италии и целом ряде других стран. Однако хотелось бы обратить внимание на один важный факт: при всех очевидных кризисных политических и социально-экономических явлениях на Западе там не ставят под сомнение приоритеты и ценности западной идеологии. Более того, очевидные провалы в политике и личные неудачи правящих элит не смущают их представителей с точки зрения адекватности их идеологии. Наоборот, чем сильнее провалы, тем сильнее нападки на историю и патриотическую идеологию России.

Сегодня уже стало очевидным (хотя даже и не для всех российских классических историков), что история, как наука, перестала быть только «просто» историей, но превратилась в сильнейший идеологический и политический инструмент, по сути, силовое средство политики для достижения вполне конкретных, часто сугубо меркантильных целей, в том числе и,  быть может, экономических и политических, но прежде всего идеологических, мировоззренческих, ценностных. История стала частью системы политических мер «силового принуждения» в отношении политических оппонентов западной цивилизации, не зависимо от того к какой группе стран они принадлежат. Эта системность означает полную сочетаемость с другими, в том числе военными, средствами силового принуждения. Причём,  последовательность в их использовании, существовавшая прежде (сначала – исторический прецедент, потом кампания в СМИ, а затем эскалация силовых средств. Вплоть до вооруженного насилия), сегодня сменилась на другую – исторические прецеденты (чаще «псевдопрецеденты») появляются по мере политической необходимости, « вдруг» вспоминая или изобретая что-то подходящее под потребности сегодняшнего дня.

Важно, что «революция Д.Трампа» отнюдь не изменила принципиального отношения правящей элиты США к политике страны. В этой связи, представляется, что не стоит питать излишних иллюзий в отношении идеологических и стратегических положений США, которые сохранятся при «новом Д. Трампе».  Пока что американский президент не отказался от прежних установок, которые были сформулированы в первый срок его президентства. Так, например, в Стратегии национальной безопасности Д. Трампа того периодв, заложившей нормативные основы американской политики в том числе и для Дж. Байдена в последние годы, прямо говорится о необходимости «продвижения системы американских ценностей (естественно, самых лучших) в мире», которым угрожают «ревизионистские державы» – Китай, Россия, а в «Национальной оборонной стратегии» эта угроза конкретизируется в попытке России «получить возможность контролировать («ветировать») экономические, дипломатические и вопросы безопасности». Эта система основывается на неких аксиомах, в том числе исторических (по сути, идеологических), которые должны подтверждать её правоту.

Примечательно и то, что до недавнего времени в России это если и не отрицалось, то старательно не замечалось: парадигма российского либерализма долгие годы не предполагала вообще приоритета национальных интересов, что было в правовой форме закреплено до недавнего времени даже в Конституции РФ 1993 года. Удивительным образом отмечалось даже за рубежом, что в СССР и в России несколько лет фактически несколько раз за последние три десятилетия переписывалась история страны. Причём несколько раз за очень короткий период времени (за 90-е годы), но каждый раз в этом процессе сознательно усиливался элемент «покаяния» и даже самобичевания, когда искажениям подвергались даже хорошо известные и общепринятые факты.

Цель была сугубо политическая – зачеркнуть всё положительное в имперской и советской истории России, чтобы не только не допустить возвращения коммунистов к власти (как многие тогда думали), но, главное, не допустить восстановления России как мировой державы: геополитически, экономически, даже демографически. Эта откровенно русофобская политика стала нормой и «обоснованием» в последние три десятилетия для внешней политики целого ряда государств – от прибалтийских лимитрофов и Польши, до главных их заказчиков – США и Великобритании[8]. Россия вплотную столкнулась с этим явлением в ходе СВО, но наивно было бы думать, что в Швеции или Финляндии этого не было. Его старались сознательно и усиленно не замечать.

Не стоит заблуждаться относительно того, что, как в других государствах, включая постсоветские, сознательно создавались «научные школы» и разного рода «независимые» общественные организации, целью которых было сначала идеологически, а потом в образовании и науке создать фундамент для русофобской политики для силовой составляющей – экономической, торгово-финансовой и военной. В этих целях длительное время финансировались специальные программы, отдельные учёные, более того, создавались целые институты и организации – «Национальной истории», «Национальной памяти», «Голодомора» и т. п. По этому пути в той или иной степени прошли все бывшие союзники СССР по Организации Варшавского Договора (ОВД), а затем и постсоветские образования. Украина – наиболее яркий пример, когда от идеи «Украина не Россия» (автором которой был отнюдь не Л. Кучма, а еще советско-партийные руководители коммунистической Украины, а до них – националисты) до открытого геноцида русского меньшинства прошло менее 40 лет.

Автор: А.И. Подберезкин