Вдохновение следует искать в нашем собственном прошлом[1]

Д. Масловский, историк русского военного искусства

Современная особенность мировой политики – это то, что военно-силовое противоборство стало частью не только политики безопасности государств, но и их политики успешного социально-экономического развития. Произошла интеграция стратегий  обеспечения безопасности, которые ранее рассматривались как исключительно «затратные», со стратегиями повышения эффективности национального развития. «Пушки» стали не просто совместимы с «маслом», но и частью этого блюда. Причем, в большинстве государств, включая, естественно, США и Россию. Так, стратегия США в отношении России[2] и СВО предполагала, что вооруженное противоборство будет частью (причём не самой главной) общей политики страны, которая предполагает одновременное и системное решение вопросов безопасности и развития.

 В этом смысле, надо признать, им (доминирующей части правящей элиты, включающей как республиканцев, так и демократов) удалось добиться многого за относительно короткий период 2014-2024 годов, в частности:

- нарушить крепнущие и доминировавшие во внешней торговле России с Европой связи, в том числе крупный экспорт энергоресурсов из России, дававший ей наибольшую долю в экспортной выручке и возможности приобретать технологии, машины и оборудование из стран ЕС;

- подорвать эффективность экономики стран ЕС, которая во многом зависела от дешевых энергоресурсов из России, в том числе, перераспределив в 2023-2024 годах часть расходов НАТО «в пользу» ЕС;

- вынудить промышленность и квалифицированные трудовые ресурсы стран ЕС к эмиграции в США;

- создать трудности для России в технологической, финансово-экономической и торговой областях;

- переориентировать в максимальной степени торговлю ВВСТ на США, которая выросла на 20% за несколько лет за счет падения доли России и других стран (исключая Республику Корея);

- максимально использовать ВСУ в качестве непосредственного оружия США и западной коалиции, предназначенного для оказания военного давления на Россию;

- продемонстрировать Китаю и другим странам мира, что посягательства на «нормы и правила», установленные США неизбежно будут встречены самой острой реакцией со стороны стран-членов западной коалиции и т.д.

Это только часть тех задач, которые вписаны в универсальную внешнеполитическую стратегию США и их союзников, причем, далеко не все эти задачи были решены к 2024 году даже частично. Выделение странами ЕС и США финансирования Украины в феврале – апреле 2024 года (50 млрд. и 60 млрд. долл. соответственно) на долгосрочной основе стало запланированным и подготовленным политическим решением, принятым  еще в 2023 году. Более того, эти решения будут дополнены в ходе реализации такой долгосрочной стратегии в будущем шагами как отдельных правительств, так и решениями НАТО и ЕС.

Таким образом, внешняя обстановка, в том числе прогнозируемый на долгосрочный период сценарий развития МО и ВПО, предполагает, что процесс глобализации будет постоянно подкрепляться военно-силовыми решениями США и других стран-лидеров глобализации с тем, чтобы сохранить контроль над развитием военно-политической и финансово-экономической обстановкой в мире. При этом, исключительно важное значение в этой стратегии западной коалиции будет иметь использование государственных и не государственных силовых инструментов политики, прежде всего, институтов развития человеческого капитала – НКО, университетов, СМИ и т.п.

Противодействовать такому силовому давлению со стороны глобальных силовых средств можно только такими же системными силовыми средствами противоборства – не только (и даже не столько) военными, сколько не военными. Прежде всего, ориентированными на количественное и качественное развитие национального человеческого капитала (НЧК) и его институтов. Война, в современном смысле этого слова, может быть выиграна не только на поле боя, но и в одновременном (это – главная трудность) социально-экономическом соревновании противоборствующих сторон.

Это предполагает ускоренное и одновременное, системное, развитие всех компонентов человеческого капитала и его институтов – экономических, демографических, морально-волевых, нравственных, образовательных и культурных. Из этого перечня вытекает неизбежный вывод, что такие качества можно развивать только на национальной основе, которая, безусловно, не исключает мировой опыт, но ставит его в прямую зависимость от национальных интересов и ценностей. Так, например, не только фундаментальная, но и прикладная наука может развиваться только на основе национальных школ, которые сотрудничают и используют мировой опыт, но создают собственный, оригинальный продукт, успешно конкурирующий, а не повторяющий (с опозданием, трудностями и хуже) зарубежные результаты. Только в этом случае возможно соревнование и работа на опережение.

То же самое можно сказать и о других областях человеческой деятельности, например, образовании, экономики, финансах, военном деле. Иначе говоря, нация и государство могут успешно конкурировать только в условиях доминирования автаркии[3], когда влияние глобализации дополняет, а не подчиняет себе национальные интересы и ценности. Именно в этом заключается суть эффективной национальной стратегии развития и безопасности России[4].

Национальная стратегия России (и, как следствие, СВО) в 2022–2024 годы находилась под сильнейшим влиянием двух мировых тенденций – прежней, доминировавшей в предыдущие годы, глобализации, –  и начавшейся вытеснять эту тенденцию, старой-новой мировой тенденцией – автаркии[5]. Причём, усиление противоборства между ними происходило в 2022–2024 годы в мире[6] и в России одновременно и практически сразу во всех областях: политике, экономике, промышленности, гуманитарной и других.

На эту борьбу мировых тенденций, ускоренную внешними санкциями и проведением СВО, оказывало сильнейшее влияние начавшееся незадолго до этого открытое противостояние США и КНР, а также объективно нараставшие тенденции в политической автаркии многих государств – от Африки до Латинской Америки.[7] Другими словами, борьба автаркии и глобализации касается не только России, но и других, в том числе развитых государств, что отлично видно на примере усиления правых и консерваторов в Европе.

В этом смысле в России происходило точно такое же силовое (но более ожесточенное из-за проведения СВО) противоборство этих же процессов, как и в мире. Это было отлично видно на многочисленных примерах, а, нередко,  непоследовательности в деятельности самой российской власти,  очень часто её запоздалой реакции (либо её отсутствия) по целому ряду принципиальных вопросов – от политико-дипломатической пассивности (относительно отказа в выдаче виз российским журналистам в ООН, «выселение» из школы в Варшаве и т.п.) - до замедленной или вообще отсутствия реакции на враждебные торгово-экономические санкции. Иногда это объясняется проблемами бюрократии, иногда – тактикой выжидания, но очевидно, что стратегия России в 2022-2023 годы носила явно выжидательный характер, вероятно, выражавшей надежду части правящей элиты на достижения компромиссов с Западом.

Компромисс с Западом в вопросах принципиальных - экзистенциальных, выживания нации и государства – невозможен. Как невозможен и компромисс между автаркией и глобализацией, который может быть выражен в достижении частных договоренностей, не более того, в принципиальных областях, например, в области стратегической стабильности, хотя и здесь мы с Западом расходимся в принципиальных подходах.

Между тем, складывалось впечатление, что движение в направлении автаркии в нашей стране, поощряемое в промышленности, сознательно сдерживалось или даже саботировалось в области финансовой, гуманитарной и политической. Элита страны хотела «остаться в Европе» всеми силами, нередко мешая развитию страны. Это было ясно видно, например, на политике Центробанка, который сохранял запретительные нормы кредитования, а также фактическом сохранении тенденций в образовании, заложенных ещё Соросом.

Возник парадокс: Россия выступила мировым лидером в борьбе с глобализацией, контролируемой США и их союзниками (даже если об этом и не говорится открыто), что признается всеми в мире – тот Китая и Индии до Бразилии, - но во внутренней политике мы видим сплошь и рядом остатки либеральной глобализации в нескольких областях, причем, в некоторых из них, такие «остатки» (например, в сохранении кадров), очевидно,  доминируют.

Это – крайне опасно, особенно если учитывать значительную часть правящей элиты и общества в России, которая занимает выжидательную, конформистскую политику, на которую в основном и делает ставку наш главный оппонент. Противоборство глобализации и автаркии в новом веке вступило в решающую фазу, когда те государства, которые смогут обеспечить себе минимальную возможность самостоятельности, выраженную тенденциями в автаркии, гарантируют сохранение суверенитета и национальной идентичности. Те же, которые не смогут добиться значительной доли автаркии в своей политике и экономике (т.е. хотя бы относительного суверенитета), станут дополнением западной военно-политической и финансово-экономической коалиции, неизбежно исчезнут в будущем как самостоятельные субъекты МО и ВПО.

Мир, а не только главные субъекты МО и ВПО, уже вступил в новый этап формирования  мироустройства, который станет следствием не только радикальных изменений в соотношении сил между ЛЧЦ и центрами силы[8], но и эффективности использования субъектами и акторами всего набора военно-силовых мер и средств борьбы. Другими словами, эффективные средства и способы использования силовых средств (включая военных) становятся не менее важными, чем соотношение сил, объем и качество основных показателей государственной мощи.

В 2024 году откровенно силовые средства и способы стали доминировать в политике государств, а возможности политико-дипломатических средств практически исчерпаны. Либо, как в случае с «миротворческой конференцией» в Швейцарии, направлены на откровенную дезинформацию. Поэтому новое мироустройство, как результат именно силовой  борьбы, станет в конечном счете итогом борьбы (вероятно, вооруженной, как на СВО) за сохранение цивилизаций, государств и систем национальных ценностей и суверенитетов. Ренессанс «политики силы» стал фактом, которого даже перестали стесняться в практике международных отношений.

Силовая и коалиционная борьба стали доминирующими формами отношений[9], в которых стали даже практически использоваться не применявшиеся прежде понятия «коллективный Запад» и пр. Это, кстати, хорошо осознают на Западе, где противопоставляют себя не отдельным государствам, а их «коалициям» во главе с лидерами – Китаем и Россией[10].

Поэтому результат военно-силового противоборства становится в возрастающей степени зависеть от «мозгов» - национальной стратегии и способностей правящей элиты нашей страны. Это значение нередко перевешивает даже значение других, материальных, факторов.

Надо отчетливо сознавать, что стремительно меняется не только  МО-ВПО, т.е. внешние условия существования России, которые можно и нужно анализировать, но и стратегии западных стран, которые необходимо внимательно анализировать. Как минимум, в самой общей модели, например, одного из бывших руководителей ЦРУ Р. Клайна, который предложил наиболее известную традиционную методику, применяющуюся как среди исследователей, так и в американских силовых кругах. Она имеет мультипликативный теоретический характер, но, главное, – современный прикладной характер потому, что представляет собой подход, объясняющий резко возросшую роль как собственно силовых инструментов стратегии, так и не материальных инструментов силовой политикеи, прежде всего, политической воли, военного искусства и целеполагания[11].

Эта методика была представлена в ряде его работ 1975[12] и 1977 г. [13], а впоследствии практически без изменений вошла в его работу 1994 г[14].

С точки зрения изменения роли силы в стратегиях государств целесообразно рассмотреть ещё раз некоторые положения этого аналитика. Так, в основе оценке мощи государства и его возможностей лежит показатель «Воспринимаемая мощь» (Perceived Power – Pp), который подсчитывается следующим образом:

Pp = (C + E + M) × (S + W),

 где:

С – это критическая масса (Critical Mass), определяемая размером территории и численностью населения;

E – это экономический потенциал (Economic Сapabilities), определяемый ВВП, выработкой первичной энергии, добычей нетопливных минеральных ресурсов, экспортом зерновых, выплавкой стали и объемом внешней торговли;

M – это военный потенциал (Military Capabilities), определяемый потенциалом стратегических ядерных вооружений, а также развитием конвенциональных вооруженных сил (военными расходами, численностью армии и потенциалом глобального развертывания).

Используются и количественные критерии. Так, например, военный потенциал (M) и Стратегическое ядерное оружие = 15 баллов, Военные расходы = 2 балла баллов, Численность вооруженных сил = 2 балла, Глобальное развертывание вооруженных сил = 1 балл.

Данная сумма перемножается на сумму S – показатель стратегического целеполагания (strategic purpose) и W – национальной воли (national will). Другими словами, «воспринимаемая мощь в мире» во многом зависит от второго, а именно нематериального множителя, выражающего точность стратегического целеполагания и национальную волю. Это же можно назвать и показателем эффективности национальной стратегии.

«Второй множитель» воспринимаемой мощи имеет критическое значение: из арифметики известно, что если один из множителей ракен 0, то и результат будет 0.

Примеров истории множество. Очевидно, что ни стратегического целеполагания, ни национальной воли не было не только в значительной, но и вообще в сколько-нибудь заметной величине при М. Горбачеве и Б. Ельцине. Более того, в этот период сама необходимость стратегическое целеполагания отрицалась, а такое понятие как «национальная воля» ограничивалось по большому счету слабостью первого политика и сумасбродством второго. Поэтому «Воспринимаемая мощь» СССР и России в 90-е годы стремительно падала в глазах мировой элиты, делая бесполезной даже растущую материальную мощь государства[15].

И, наоборот, с приходом В.В. Путина неосознанное пока что «стратегическое целеполагание» («сохранение территориальной целостности и суверенитета в ходе конфликта на Северном Кавказе и ограничение самовластия регионов с помощью самых первых шагов по созданию федеральных округов) и «национальная воля» («мочить в сортире») стало активно работать на увеличение потенциала «Воспринимаемой мощи» параллельно с преодолением глубокого социально-экономического кризиса. Этому же содействовала политика восстановления ОПК и ВС в 2000–2008 годы, носившая осторожный, не всегда последовательный, но, безусловно, позитивный характер.

Наиболее отчетливо эта политика проявилась после начала СВО в документах и действиях В.В.Путина и правительства страны, которое было вынуждено взять откровенно курс на политическую, экономическую и технологическую автаркию, а не простое технологическое «импортозамещение» (которое фактически провалилось)[16]. Особенностью этого курса стала его реализация по сути в рамках СНБ, которая была утверждена до начала СВО.

Другой важнейшей особенностью стало то, что тенденция автаркии стала набирать силу в таких областях как образование, наука, промышленность. Она оформилась во многом в концепции внешней политики России 31 марта 2023 года, где «идентичность» стала господствующей идеей при том, что Россия отнюдь не отказалась от участие в глобализации[17].

В период 2008–2023 годов, если следовать логике анализа бывшего руководителя ЦРУ Р. Клайна, стоит рассмотреть некоторые показатели мощи России подробнее. Они имеют прямое отношение к эффективности государственной стратегии.

В самом общем виде, по моей достаточно первичной оценке, они выглядят следующим образом, если использовать базовую основу «формулы Клайна»:

Первый множитель:

С – «критическая масса, определяемая размером территории и численностью населения, – за 2000–2023 годы  в России несколько сократилась за счет снижения качества земли (вырубки лесов, истощения природных ресурсов и т.п., а также заметной депопуляции населения, которая продолжалась за исключением нескольких лет в начале первого десятилетия весь этот период); главная особенность – низкое качество национального человеческого капитала (НЧК)[18], сохраняющееся за Россией только в четвертом десятке стран мира, которое (в случае его роста) могло бы качественно повлиять на соотношение сил и исправить влияние этого негативный фактор. По сути дела, соотношение мощи России и «коллективного Запада» как 1 : 20 может быть изменено в пользу России только при быстром росте, как в КНР или Индии, НЧК.

Е – экономический потенциал страны медленно восстанавливался прежде всего за счет сырьевых отраслей промышленности, достигнув в итоге к 2020 году уровня 1990 года, но потеряв во многом промышленную мощь и некоторые подотрасли (например, приборостроение). В целом же сформировалось устойчивое отставание России от стран-лидеров и целой группы государств второго эшелона;

М – военный потенциал существенно вырос, прежде всего, в области разработки и производства новых видов ВВСТ, но отнюдь не во всех областях, относительно полного обвала 90-х годов, но, как показала СВО, не достиг даже близко уровня 1990 года в РСФСР.

Второй множитель:

Значение этого множителя определяется эффективностью национальной стратегии. Не столько ее нормативным вариантом, как, например, СНБ РФ 2021 года, сколько реальной политикой и практикой стратегического планирования, которые только-только начинают реализовываться в современной России. Причём, в максимальной степен6и и первое, и второе зависит от того насколько быстро пойдет процесс автаркии  во всех областях – от госуправления до образования.

S – показатель «стратегического целеполагания» несколько улучшился, хотя так и не приобрел окончательно оформленной идеи и стратегии. В России, следует признать, так и не сложилось реального единого целеполагания, которое у правительства во многом свое, у Центробанка – свое, у Минобороны – своё   и т.д.;

W – показатель «национальной воли», на мой взгляд, сконцентрировался на субъективной воле Президента страны, которая послушно и не всегда эффективно отражалась в воле правящей элиты и общества. Господствует откровенное приукрашивание реальности и сознательное дезинформирование, когда «причесанные» доклады заменяют реальное положение, что во многом стало главной причиной неудач в СВО.

Надо признать, что в те же годы наблюдался определенный «кризис воли» и в правящих элитах западных государств и КНР, но если в Китае из него вышли окрепшими на ХХ съезде КПК в 2023 году, то в США кризис элит продолжается до настоящего времени. И не только в отношениях между двумя партиями, но и всей правящей элиты. Яркий пример, иллюстрирующий подобную взаимосвязь, – открытое письмо более 100 американских генералов и адмиралов в отставке по поводу политики Дж. Байдена и его администрации, опубликованное 12 мая 2021 года. В нем акцент делается:

– на «тяжелом левом повороте в политике США в сторону марксизма и левого радикализма»;

– угрозе, исходящей от сотрудничества с Китаем;

– физического и ментального состояния главнокомандующего.

По сути дела, это обращение американских военных – признание глубокого внутриполитического кризиса в стране и требование изменить внутреннюю политику и реакцию на внешние угрозы (примечательно, что акцента на политику России в письме нет)[19].

Напротив,  России за 2000–2024 годы удалось только отчасти восстановить государственную мощь, растерянную с конца 80-х годов, но в то же время удалось увеличить политическую волю и пересмотреть ложную стратегию, что в целом привело к увеличению степени её влияния в мире. Таким образом, можно констатировать, что в целом показатель «воспринимаемая мощь» России за 2008–2023 годы вырос, но, к сожалению, недостаточно относительно темпов роста этого показателя у целого ряда других государств-центров силы. Во многом это объясняется тем, что наибольшее значение при подсчетах уделяется экономическому и военному потенциалу (по 20 баллов), меньше (10 баллов) отдается так называемой критической мощи[20].

Но, на мой взгляд, не стоит недооценивать значение показателей второго множителя – стратегического целеполагания и политической воли, которые в целом определяют эффективность государственного управления страной. В российском обществе складывается впечатление, что эта эффективность во многом зависит от темпов движения к автаркии, причем, в нескольких областях. Не только промышленности («имапортозамещении»), но и в финансах, но, главное, в гуманитарной области.

Укрепление национальной идентичности – процесс, непосредственно связанный с укреплен6ием государственного суверенитета, – характерен для всех стран на планете. Он – универсален, но проявляется в разных странах по-разному.

Это хорошо понимают в США, где форсируют применение силовых средств и методов в отношении других стран, пытавшихся направить свое движение в направлении укрепления государственного суверенитета и национальной идентичности, т.е. политической и экономической автаркии. «Цветные революции» и прямые военные интервенции – примеры такой политики. Это хорошо видно на примере внешней и военной политики США в мире, которая постоянно переоценивает степень своего влияния и возможностей, и принимает институциональные и организационные решения. В частности, в апреле 2021 года в сенате США рассматривалась деятельность и запросы двух военных командований по финансированию на 2021 ф.г. – в Центральной Азии (СЕНТКОМ) и Африке (АФРИКАСОМ), – и были приняты соответствующие организационные решения (например, переподчинение  отношений с Израилем от европейского командования к африканскому) по приоритетам и целям. Генерал армии Стивен Дж. Таунсенд, командующий Африканским командованием США[21], и генерал морской пехоты Кеннет Ф. Маккензи-младший, командующий Центрального командования США, дали  показания в Комитете Сената по вооруженным силам при рассмотрении разрешения на оборону. запрос на 2022 финансовый год и Программу защиты на будущие годы[22].

В заранее подготовленных заявлениях Маккензи обозначил три направления усилий Centcom: сдерживание Ирана, противодействие воинствующим экстремистским организациям и долгосрочное стратегическое соперничество с Китаем и Россией. Акцент Таунсенда был сосредоточен на участии Китая и России в быстро развивающемся регионе Африки, сохранении доступа к ресурсам и на том, как это влияет на стратегические усилия США в регионе.

Иными словами, две доминирующие мировые тенденции – глобализация и автаркия – проявляются в настоящее время, прежде всего, в национальных стратегиях государств. Как нормативных, так и практических. Если говорить о России, то это – главная причина слабости российской стратегии, которая не набрала еще достаточной энергии и инерции в развитии автаркии во всех областях.

Автор: А.И. Подберезкин