В силу возраста я не верю, что от меня может быть какой-либо толк. Но если бы в прошлом фортуна вручила мне государство, думаю, что в самое короткое время я показал бы миру, сколь ценны древние установления[1]

Н. Макиавелли, политический и военный мыслитель

Оценка состояния ВПО и системы военной безопасности — самый начальный этап анализа положения страны в мире и основа для будущей национальной и военной стратегии. Она, как правило, бывает субъективной, политически ангажированной, хотя недостатка в информации в наше время существовать не может. Нередко, однако, такая политизированная оценка бывает не вполне адекватной — как излишне оптимистической, так и пессимистической, что одинаково плохо.

В первом случае переоценка ведёт в будущем к неизбежному поражению, как минимум, на начальном этапе военного конфликта.

Так было, например, накануне русско-японской войны 1904–1905 годов, когда в фундаментальной работе офицеров Генерального штаба России отмечалось, что «за время с 1898 по 1903 год военным ведомством на усилении нашей мощи на Дальнем Востоке и на сосредоточении там самых необходимых военных средств тратится уже немало средств; можно сказать, что в это короткое время сделано больше, нежели за весь предшествующий период со дня занятия нами Амура»[2].

Ход военных действий и поражение России показали, что такой оптимизм был малообоснован.

Примерно также излишне оптимистично была сделана оценка военных возможностей России накануне СВО на Украине, когда усилия самого последнего десятилетия, безусловно значительные, но, тем не менее, очевидно недостаточные, оценивались, тем не менее, как «выдающиеся» в подготовке ВС и ОПК. Во многом из-за политической конъюнктуры. Эта переоценка возможностей позже подверглась сильной критике как «показуха» и неадекватность в кадровой политике МО и Генштаба. Уже самые первые месяцы СВО показали, что у военной политики России до 2022 года было много изъянов, которые делали ее не способной к ведению полномасштабной и длительной войны на крупном ТВД без радикальных изменений в подготовке к военным действиям[3].

Важная специфика СВО — военно-силовое противоборство между Россией и Западом, прежде всего, англо-саксами, которое имеет традиционные особенности, — использование в качестве живой силы других наций, особенно, подконтрольных. Так военно-политическая философия современных англо-саксов, как лидеров западной коалиции, хорошо описана ещё во времена англо-французской войны начала XIX века, например, в Португалии. С той разницей, что вместо португальцев можно использовать сегодня украинцев.

Опыт использования британцами португальцев (индейцев, индийцев, сигхов, мусульман и пр.) — главная особенность СВО на Украине, где как территория страны, так и её нация используются в качестве инструмента англо-саксов. в интересах их политической победы. Точно также происходит и на Украине. Отдавая должное самоотверженности португальцев, следует признать, что лавры победителя в этой войне принадлежат в первую очередь дисциплинированной, отлично подготовленной британской армии и стоявшему во главе нее герцогу Веллингтону, которые использовали португальцев в качестве «мяса» для войны с французами, современники обвиняли его в излишней осторожности, но англичане и французы в Португалии находились в неравных условиях.

То же самое относится к возможным потерям англо-саксов, которые являются самым уязвимым местом их стратегии на Украине. Опыт войны Англии и Франции показателен: Наполеон не дорожил людьми — вместо разгромленных частей он легко формировал новые. Веллингтон заметил по этому поводу: «Ни один генерал не потерял столько армий, сколько он. Я же себе подобного позволить не мог, так как знал, что, если потеряю хотя бы пять сотен человек без большой необходимости, меня заставят на коленях отчитываться перед палатой общин»[4]. Так и современные англо-саксы, которые демонстрируют свое прямое «неучастие» в военном конфликте.

Стратегия Запада на Украине, как и в прежние времена, направлена на изматывание России, но не за счет Запада, а за счёт, прежде всего, Украины и некоторых союзников. Так же, как и в войне с Наполеоном. Так, располагая сравнительно небольшими силами, Веллингтон использовал их в высшей степени рационально. Он никогда не давал воли эмоциям и не действовал по формуле «умрем же под Москвой», а спокойно оставлял позиции, если считал это разумным, причем отступал всегда по заранее обдуманному плану. Постоянно маневрируя, британский главнокомандующий выбивал у привыкших разом решать дело в одном генеральном сражении французов почву из-под ног. Армии Наполеона одна за другой увязали в Португалии. Английская армия была превосходно вооружена, да и трепета перед «непобедимыми» французами не испытывала. Веллингтон говорил: «У меня есть подозрение, что все континентальные армии были наполовину разбиты французами еще до начала сражения. Меня, во всяком случае, им не запугать».

На Украине — ровно та же история. Запад не беспокоят потери украинцев. Абсолютно. Это является удивительным фактом, но только не для англо-саксов. Опыт Великобритании — показателен. Он многое объясняет в современной стратегии Запада на Украине. в Португалию, как и сегодня на Украину. широким потоком текли британские деньги: на них создавалась португальская армия, строились оборонительные линии, закупалось продовольствие. Веллингтон сразу понял, что формула Наполеона «война должна кормить сама себя» в Португалии не сработает. Он не допускал никаких экспроприаций, за все платил и вообще старался поддерживать добрые отношения с местным населением. и добился того, что португальцы повсеместно поддерживали англичан. Британские солдаты ни в чём не нуждались — в португальские порты ежедневно прибывали транспорты

с продовольствием, обмундированием, оружием, в то время как забытые своим императором французы ходили оборванные и питались воронами и желудями.

Очень похожая ситуация сложилась и на СВО России на Украине, где ОПК страны и её ВС оказались в итоге не подготовлены к масштабной и затяжной войне. Система военной безопасности современной России медленно и непоследовательно трансформировалась из советской системы начала 90-х годов и разгрома либеральными реформаторами в последующие десятилетия. Критика Е.В. Пригожина в отношении руководства МО и Генштаба во многом справедлива. При этом, такая трансформация шла по самым плохим сценариям: вместо демилитаризации некоторых отраслей экономики прошел их развал, а «реформы армии» превратили Вооружённые Силы СССР в некий конгломерат родов и видов, слабо вправляемых и еще хуже обреченных военнослужащих, что наглядно продемонстрировала Первая чеченская война 1994 года.

В эти же годы шло планомерное уничтожение ОПК СССР и России. Речь идет не просто о кризисе в области промышленности страны, её станкостроении и приборостроении, что было вызвано неудачной политикой либералов. и не только неудачами в области приватизации оборонной промышленности, а сознательным уничтожением военно-промышленного потенциала, когда ликвидировалась документация, вывозилось оборудование и обрушалось производство[5].

В эти же годы в мире наблюдалась обратная ситуация: старый миропорядок был сменен на новый, а система и состояние ВПО и СО не только в Европе, но и в мире приобрели для России угрожающий характер.

Следует напомнить то, что пережила Россия, а именно то состояние, в котором она оказалась к началу века (но о чём очень редко сегодня вспоминают). к началу XXI века развитие России подошло к своей критической точке, когда стоял вопрос об оставшемся времени существования государства, его институтов и распада нации. Соответственно это означало и уничтожение военной организации и всей системы национальной безопасности[6]. Вопрос стоял, повторю, о существовании государства, более того, нации.

Это — принципиальное положение, которое, однако, многими в те годы сознательно не поддерживалось. Более того, вплоть до второго десятилетия наша либеральная общественность, политики и политологи искренне считали и утверждали, что «безопасности России ничто не угрожает». Это положение было даже зафиксировано в первой Концепции национальной безопасности России 1997 года.

На Западе искренне считали, что до этого остались немногие годы, но также полагала и значительная часть правящей элиты страны, рассчитывающая на очередной раздел государственной собственности, который был бы неизбежен, как и при развале СССР. С точки зрения существования системы национальной безопасности можно было констатировать, что она существовала (скорее — доживала) последние месяцы. Военные действия на Северном Кавказе в 1999 году продемонстрировали, что власть не могла не только сформировать корпус в 50 тысяч военнослужащих (из служивших формально только в Северо-Кавказском округе 350 тысяч), но и подобрать командование, генералы и офицеры которого массового отказывались принимать участие в военных действиях[7].

Достаточно напомнить, что все заместители министра обороны отказались от руководства операцией.

Если говорить об адекватности оценок состояния военной безопасности в России, то на мой взгляд, только основные ошибки в оценке ВПО и военных возможностей России к 2022 году, исходя из многочисленных оценок[8] — моих и экспертов, — были следующие:

— Военно-доктринальные положения требовали от российской армии и ОПК иметь возможности для ведения региональных и локальных войн, а не крупномасштабных войн с противником, обладающим собственным крупным потенциалом. Тем более, не с военной коалицией развитых в военно-технологическом отношении государств. Это означало, что численность ВС, запасы ВВСТ изначально были ориентированы на невысокую интенсивность и продолжительность военного конфликта.

— Кризис государственного управления в России в наиболее сильной степени отразился на эффективности управления в ВС и ОПК, которое не только потеряло остатки эффективности и гибкости, но и оказалось не способным к выполнению реальных политических задач. Так, если ВС и ОПК РФ смогли решать частные задачи в Сирии (успех которых был существенно преувеличен), то решение более значимых задач оказалось уже не под силу.

— Не способность адекватно оценить роль военной промышленности и массового выпуска ВВСТ, провал в финансировании НИОКР, разгром военной науки и образования неизбежно вели к превращению ВС РФ из армии великого суверенного государства в ВС регионального по своему значению субъекта МО и ВПО. Представляется, что это не случайно: для значительной части правящей элиты страны именно такое значение ВС и ОПК России в наибольшей степени соответствовало их представлениям.

— Увлечённость парадами, выставками и демонстрациями различных акций неизбежно вела к снижению внимания к повседневной рутинной работе ВС, повторяя традиционные ошибки российской армии, как, например, при Николае I, который вернул в армию порядки своего отца — Павла I. Внешние атрибуты службы вытесняли содержание.

— Отбор военачальников происходил по принципу удобства, что «вымывало» из ВС РФ наиболее энергичных и дееспособных, обладающих опытом военнослужащих. в армию были перенесены привычки и нормы бизнеса и такие же навыки управления.