Институты развития НЧК и системы ценностей становятся формальными политическими критериями системе МО-ВПО. Например, при обсуждении возможности вступления Финляндии и Швеции в НАТО важнейшим аргументом стало не только наличие военной мощи, но и их ведущая роль в ИР НЧК и таких критериях, как «демократические нормы»[1].

«Есть несколько причин, по которым эти проблемы могли остаться незамеченными. Во-первых, исследования военных кадров и кадровых систем зарубежных стран, как правило, рассматриваются военными учёными как сонная область исследований. Кроме того, в оценках зарубежных стран наблюдается перекос в сторону вопросов модернизации по сравнению с более мягкими темами, связанными с военной профессионализацией – воля к бою, сплочённость и боевой дух оценить просто труднее, чем количество танков»[2].

В специальной работе РЭНД «Воля к борьбе» авторы подробно рассматривают и моделируют поведение военнослужащих. «Желание сражаться может быть самым важным фактором в войне. Вооружённые силы США принимают эту посылку: война – это состязание людей, противостоящих независимым волям. Цель применения силы – сломить и сломить волю противника».

«Но эта фундаментальная концепция плохо внедряется в практику. Соединённые Штаты и их союзники несут большие издержки, когда им не удаётся поставить волю к борьбе на первый план, когда они неправильно истолковывают волю к борьбе, потому что она нечётко определена, или, когда они полностью её игнорируют», – признают авторы известной работы. В этом отчёте определяется воля к борьбе и описывается её важность для исхода войн. Это даёт вооружённым силам США и союзников возможность лучше интегрировать волю к бою в доктрину, планирование, обучение, образование, анализ разведданных и оценки военных советников[3]

В этих условиях принципиально важно расставить правильно акценты в приоритетах политики безопасности России. Напомню, что в СНБ от 31 декабря 2015 года в качестве стратегических национальных приоритетов названы (в порядке перечисления)[4]:

– оборона страны;

– государственная и общественная безопасность;

– повышение качества жизни российских граждан;

– экономический рост;

– наука, технологии, образование;

– здравоохранение;

– культура;

– экология живых систем и рациональное природопользование;

– стратегическая стабильность и равноправное стратегическое партнёрство[5].

Это означает, что в период существования СНБ в 2015–2021 годы приоритеты безопасности описывались абстрактными процессами. Такой перечень и порядок этих приоритетов мало что объясняет, как с точки зрения современных международных реалий – состояния МО и ВПО, – так и внутриполитического и социально-экономического положения России. Эти приоритеты – процессы, развитие которых может происходить сколько-нибудь долго и без очевидного результата. Что и было в результате их реализации в СНБ с 2015 по 2021 год. По сути дела, ни один из этих приоритетов (исключая укрепление безопасности, что также трудно оценить) реализован за 6 лет не был.

И этот перечень, которым руководствовались до принятия новой СНБ, точно не даёт ответа на вопрос о воли к победе в борьбе, мотивам. В отличие от перечня приоритетов США, которые ориентированы на конечный результат, а не процесс. В частности, если речь идёт о воле. Как уже говорилось в известной работе РЭНД, основные её выводы сведены всего-навсего к трём, достаточно конкретным[6]:

– Армия и объединённые силы США должны принять универсальное определение и модель воли к бою.

– Включите волю к бою во все целостные оценки эффективности наземного боя.

– Военные игры и боевые симуляторы должны включать в себя волю к бою

Этот перечень настолько универсален, а, значит, всеобъемлющ, что не может относиться к национальным приоритетам потому, что в нем к приоритетам относится практически всё и вся деятельность государства.

Между тем, приоритетность изначально предполагает некое сознательное и жёсткое ограничение таких областей, когда их перечень не может превышать ограниченного количества, как показывает опыт, как максимум, до 7 таких приоритетов. В перечне же СНБ встречаются повторы и логические противоречия. Так, «оборона страны» рассматривается в более приоритетном порядке, чем «государственная и общественная безопасность», хотя вполне оправданно включить её в качестве одной из составляющих этого приоритета. «Повышение качества жизни российских граждан» совершенно очевидно является следствием более низкого приоритета – «экономический рост», а «стратегическая стабильность…» – частью приоритета «государственная безопасность», а не самостоятельный приоритет, выдвигая который мы неизбежно заявляем о том, что этот приоритет стал самостоятельной целью, а не средством обеспечения безопасности[7] и т. д. и т. п.

Новая редакция СНБ от 2 июля 2021 года делает систему приоритетов более строгой[8]. Если попытаться сократить повторы в перечне приоритетов, то их можно свести к следующим:

– приоритет опережающего национального развития (социально-экономического, культурного, нравственного, физического), который определяется, прежде всего, темпами развития НЧК и его институтами развития[9];

– приоритет в обеспечении национальной безопасности, т.е. защиты суверенитета и национальной идентичности («образа жизни», как любят в таком случае говорить в США, который в современных условиях также в основном определяется количеством и качеством НЧК и его институтов.