
Ситуация на Гаити сохраняет признаки перманентной катастрофы на протяжении десятилетий. Диктатуры Ф.Дювалье и Ж.-К.Дювалье, перевороты, господство банд над целыми районами и городами, нищета, массовые протесты, оккупация США и международных сил [1], последствия мощных землетрясений 2010 и 2021 гг., политическая нестабильность[1] и целый ряд других факторов привели к тому, что Гаити стала фактически несостоявшимся государством. Особо выделяется массовый разгул преступных организаций (ПО), которые не просто дестабилизируют Гаити, но также играют огромную социальную роль, вплоть до того, что в некоторых случаях жители видят в местных бандах альтернативу правительству, не выполняющему свои функции. Как отмечают исследователи, гаитянские банды, так же, как и их «коллеги» из Бразилии и Ямайки, осуществляют, в частности, распределение продовольствия ряда неправительственных организаций, иногда раздавая жителям средства и еду напрямую [3]. При этом, как отмечают авторы отчета «Кризис банд на Гаити и международные меры реагирования» (Haiti’s gang crisis and international responses), за последние пять лет гаитянские банды претерпели радикальную эволюцию, пройдя путь от довольно неструктурированных субъектов, зависящих от государственного или частного покровительства, до развитых негосударственных насильственных акторов, которые смогли преобразовать свою территориальную власть в возможности управления [4]. Фактически в стране произошло восстание банд, которые перехватили управление над значительными территориями, де-факто являясь политическими субъектами.
В данном исследовании мы выдвигаем гипотезу о том, что на Гаити имеет место внутренний вооруженный конфликт (ВВК) в форме криминального мятежа. Кроме того, мы полагаем, что вследствие убийства президента Ж.Моиза в 2021 г. Гаитянские ПО получили дополнительный мощный импульс к организационному усложнению, поскольку последовавший кризис ослабил и без того скромные возможности властей противостоять организованной преступности. Как следствие, группировки расширили свое влияние, увеличили свой ресурсный потенциал, что сделало их еще опаснее для властей и привело к большей дестабилизации страны. Вместе с тем банды сумели наладить устойчивые каналы поставок вооружения из США и других стран, что существенно повысило их боевую мощь. Цель данного исследования — показать соответствие ситуации на Гаити признакам ВВК в форме криминального мятежа.
Теоретико-методологическая база исследования
В современной науке существует два основных подхода к определению того, как высокоорганизованная преступность может влиять на государство. Первый подход, наиболее распространенный и к которому чаще всего апеллируют исследователи, заключается в том, что ПО с корыстной мотивацией[2] представляют собой угрозу только общественной безопасности, они не в состоянии участвовать в мятеже (сторонники данного подхода считают, что это прерогатива исключительно политически мотивированных негосударственных насильственных акторов — террористических и повстанческих организаций и движений) и им не свойственна политизация. Фактически под такими преступными группировками понимаются негосударственные насильственные акторы, чья мотивация состоит в извлечении прибыли незаконным путем. Среди исследователей, которые придерживаются подобных взглядов, можно выделить Д.Ширка и Д.Уоллмана [5], Ф.Уильямса [6], Д.В.Морозова [7].
Второй подход берет свое начало в работе С.Метца «Будущее повстанцев» [8], где он выдвинул концепцию «коммерческого мятежа». Согласно данному подходу, ПО при определенных условиях, включая территориальный контроль, в состоянии выступать де-факто политическими субъектами, представляя прямую угрозу суверенитету государства и его территориальной целостности. Фактически ПО, достигшие достаточно высокого уровня организации и ресурсного обеспечения, становятся криминальными повстанцами, участниками криминального мятежа, который иногда рассматривается как разновидность коммерческого мятежа. Сторонниками данной концепции являются такие исследователи, как Дж.Салливан [9], Р.Банкер [10], А.Бустаманте [11], М.Мэнваринг [12], Х.Мендисабаль [13]. В данном исследовании под криминальным мятежом мы понимаем насильственное действие ПО с корыстной мотивацией, достигших такого организационного уровня и ресурсного потенциала, при которых они способны демонополизировать право государства на законное применение силы. Кроме того, они в состоянии осуществлять масштабную и эффективную инфильтрацию в госаппарат, в том числе на региональном и национальном уровнях. Всем вышеперечисленным ПО создают угрозу территориальной целостности государства и его суверенитету.
Вместе с этим мы полагаем, что ситуация на Гаити соответствует двум важнейшим критериям ВВК. Первый критерий — уровень интенсивности насилия, который мы рассматриваем согласно классификации Уппсальской программы данных о конфликтах (Uppsala Conflict Data Program, UCDP[3]), головной организацией которой является кафедра исследований мира и конфликтов в старейшем скандинавском вузе — Уппсальском университете (Швеция). Выбор классификации UCDP обусловлен тем, что данная программа регистрирует продолжающиеся насильственные конфликты с 1970-х годов и является одним из самых точных и широко используемых источников о вооруженных конфликтах в мире. UCDP осуществляет систематический сбор данных, которые имеют глобальный охват и длительные временные ряды, их можно сопоставлять по случаям и странам. Кроме того, они ежегодно обновляются и находятся в открытом доступе. В исследованиях по всему миру, посвященных ВВК, чаще всего используются данные этой программы именно в силу их огромного объема. Ими также активно пользуются специалисты ООН и аффилированных с ней организаций. Это и стало причиной выбора UCDP для классификации интенсивности насилия при идентификации ВВК. В соответствии с указанной классификацией, если количество насильственных смертей составляет от 25 до 1000 в год, то такой уровень насилия отвечает признаку вооруженного конфликта, а если от 1000 и выше в год — войне. Речь идет не о спорадических актах насилия, а об активности группировок, осуществляющих систематические и интенсивные боевые действия. При этом интенсивность мы рассматриваем кумулятивно (с накоплением) в соответствии с подходом Я.Клеффнера [14]. Выбор такого подхода был обусловлен тем, что в нем акты насилия:
- рассматриваются сгруппированными вместе, поскольку они происходят на конкретной территории и в пределах достаточной временной близости друг от друга;
- отличаются от разрозненной серии актов насилия со стороны различных организованных вооруженных групп, которые происходят на широкой географической территории[4].
ВВК начинается, как только достигается требуемый уровень интенсивности насилия, вызванного всеми вооруженными группами, действующими на территории государства, в том числе вооруженными силами (и другими военизированными структурами) государства.
При этом только одного критерия интенсивности насилия недостаточно для идентификации ВВК.Стороны также должны соответствовать критерию организованности, которая включает в себя командную структуру, внутренние правила, наличие полномочий на проведение операций с задействованием различных подразделений, а также способность вербовать (рекрутировать) и обучать новых комбатантов [15, p. 77]. Кроме того, подобные организованные вооруженные группы должны осуществлять такой контроль над частью территории государства, чтобы иметь возможность проводить непрерывные и согласованные военные операции. Мы полагаем, что мотивация субъектов не должна учитываться при идентификации их сторонами ВВК [15, p. 78]. Это также обусловлено тем, что государству безразлично, с какой мотивацией противостоящие им негосударственные насильственные акторы наносят ему вред.
Дело в том, что небольшие традиционные ПО, неспособные к силовому территориальному контролю и оспариванию там функций государства, поскольку не обладают соответствующим организационным, боевым, ресурсным и кадровым потенциалом, не могут создать для государства угрозу его территориальной целостности и суверенитету. Однако при достижении ими определенного потенциала ситуация кардинально меняется, и ПО с корыстной мотивацией в состоянии наносить государству такой ущерб, как если бы они ставили перед собой политические цели (подробнее данную тему автор исследовал в работе [16]). Такие ПО не стремятся захватить власть, изменить конституционный строй или отделиться от государства подобно традиционным террористам/повстанцам. Однако результат их действий по своим разрушительным последствиям может быть сопоставим с ущербом от действий негосударственных насильственных акторов с политической мотивацией или превосходить его. Примеры — наркокартели в Мексике, крупнейшие ПО в Бразилии, Сальвадоре, Колумбии. По своему интегральному потенциалу (численность[5], организация, вооружение, финансирование) эти группировки сопоставимы, а в некоторых случаях превосходят традиционные повстанческие организации. Вот почему в международном гуманитарном праве при идентификации сторон ВВК не учитывается мотивация негосударственных акторов. Мы полагаем, что высокоразвитые ПО в состоянии соответствовать признакам организованности сторон ВВК. Следовательно, если на территории государства интенсивность насилия превышает порог, определяемый UCDP, и негосударственные насильственные акторы достаточно организованны, то вне зависимости от их мотивации, политическая она (как у террористов/повстанцев) или корыстная (как у наркокартелей или высокоразвитых банд), они выступают стороной ВВК. Поэтому высокоразвитые ПО следует рассматривать как криминальных повстанцев.
Подчеркнем: критерии интенсивности насилия и организованности сторон ВВК неразрывно связаны между собой. Если ситуация в государстве не соответствует одному из критериев, то ВВК не фиксируется. В противном случае, без учета сгруппированности актов насилия в пространстве и времени, а также в отсутствие соответствия критерию организованности сторон, можно было бы находить ВВК в подавляющем числе стран мира путем простейшего сложения спорадических насильственных актов, что привело бы к абсурдным результатам. Например, если в стране ежегодно совершается 2000 убийств, но эти акты насилия спорадические (бытовые убийства или убийства, осуществленные небольшими преступными группировками) и нет негосударственных насильственных акторов, отвечающих критерию организованности, то идентификация ВВК в подобном случае была бы в корне ошибочной.
Кроме того, в данном исследовании мы опираемся на концепцию «third generation gangs», разработанную исследователем Дж.Салливаном [17]. В соответствии с этой концепцией существует три поколения (или эволюционных уровня) банд. Первое поколение — это традиционные банды, действующие на определенной территории, где преступность ограничена и оппортунистична. Второе поколение — ориентированные на рынок предприимчивые наркоструктуры, имеющие централизованное руководство и относительно сложную организацию. Третье поколение — группировки, которые сочетают в себе де-факто политические и корыстные цели. Это самая сложная из трех эволюционных форм. Такие ПО в состоянии осуществлять силовой территориальный контроль, проводить инфильтрацию в госаппарат на национальном уровне, контролировать значительную часть экономики государства (речь идет о миллиардах долларах США и более), т. е. быть де-факто политическими субъектами. В качестве примера можно привести некоторые сальвадорские и эквадорские группировки (соответственно «Mara Salvatrucha», «Barrio 18» и «Los Choneros», «Los Tiguerones»), признанные правительствами Сальвадора и Эквадора террористическими организациями[6], поскольку эти ПО с корыстной мотивацией стремятся взять на себя осуществление полномочий государства на контролируемых ими территориях.
Как ранее отмечалось, у подобных группировок нет политических целей, но они влияют на государство, как если бы эти цели у них были. Например, стремление крупных банд и картелей обеспечить себя ресурсами означает для них необходимость наличия стабильного источника ресурсов (это может быть наркопроизводство или взимание платы на подконтрольных маршрутах транзита наркотиков), а это требует либо территориального контроля, либо диверсификации источников прибыли, либо того и другого. Отметим, что потребность в ресурсах растет нелинейно с ростом самой ПО, причем ресурсы должны поступать непрерывно, иначе устойчивость группировки будет поставлена под угрозу. Все это приводит к необходимости территориального контроля и способности противодействовать как государству, так и группировкам-конкурентам. Иными словами, де-факто политический результат (силовой и социальный контроль территорий является нарушением целостности государства), достигаемый ПО, обусловлен не их мотивацией (например, стремлением к выходу из состава государства или захватом власти), а спецификой эволюции этих группировок, в том числе необходимостью постоянного ресурсного обеспечения. Это тем более важно, когда потребность в ресурсах возрастает.
Предполагается, что трансформация банд происходит в связи с взаимодействием и влиянием трех факторов: политизации, интернационализации и сложности (в структуре группировок и проводимых ими операций).
Отметим, что в данной работе термин «банда» мы применяем в более широком смысле, чем тот, который вкладывается в данный термин в ст. 209 УК РФ, согласно которой банда — это организованная устойчивая вооруженная группа, состоящая из двух или более лиц, заранее объединившихся для совершения нападений на граждан или организации. Банды третьего поколения, принимая во внимание их уровень развития и интегральный потенциал (организационный, ресурсный, кадровый, боевой), отвечают признакам незаконных вооруженных формирований (НВФ) согласно ст. 208 УК РФ. Под НВФ понимаются не предусмотренные федеральным законом объединение, отряд, дружина или иная вооруженная группа, созданные для реализации определенных целей (например, для совершения террористических актов, насильственного изменения основ конституционного строя или нарушения территориальной целостности Российской Федерации). Банды третьего поколения могут обладать признаками НВФ, в том числе наемнических, террористических и повстанческих организаций, способных к силовому территориальному контролю и оспариванию на этих территориях функций государства. Мы полагаем, что некоторые гаитянские группировки постепенно приобретают признаки таких ПО и становятся сторонами ВВК.
Автор: К.С. Стригунов, к.пол.н.
>>Часть II<<
>>Часть III<<
>>Часть IV<<
Литература
1. Моиз, Д. (2024), Гаити: бесконечный переход к демократии, Экономические отношения, т. 14, № 1, с. 217‒226. https://doi.org/10.18334/eo.14.1.120759
2. Прошина, Е. (2021), Разбойники или оппозиционеры: Политолог об убийцах президента Гаити, 7 июля, URL: https://news.rambler.ru/world/46776190-razboyniki-ili-oppozitsionery-politolog-obubiytsah-prezidenta-gaiti/ (дата обращения: 01.03.2025).
3. Becker, D. (2011), Gangs, Netwar and ‘Community Counterinsurgency’ in Haiti, Prism Journal, vol. 2, no. 3, pp. 137‒154.
4. Le Cour Grandmaison, R., Oliveira, A. and Herbert, M. (2024), A critical moment. Haiti’s gang crisis and international responses, February. URL: https://globalinitiative.net/wp-content/uploads/2024/02/Romain-Le-Cour-Grandmaison-Ana-Paula-Oliveira-and-Matt-Herbert-A-critical-moment-Haitis-gangcrisis-and-international-responses-GI-TOC-February-2024.pdf (дата обращения: 04.03.2025).
5. Shirk, D. and Wallman, J. (2015), Understanding Mexico’s Drug Violence, Journal of Conflict Resolution, vol. 59, no. 8, pp. 1348‒1376.
6. Williams, P. (2012), The terrorism debate over Mexican drug trafficking violence, Terrorism and Political Violence, vol. 24, no. 2, pp. 259‒278. https://doi.org/10.1080/09546553.2011.653019316 Вестник СПбГУ. Международные отношения. 2025. Т. 18. Вып. 3
7. Морозов, Д.В. (2018), Преступность в Латинской Америке: нестандартные подходы к изучению проблемы, Латинская Америка, № 7, c. 95‒101. https://doi.org/10.31857/S0044748X0000027-8
8. Metz, S. (1993), The future of insurgency, Carlisle: US Army War College Press.
9. Sullivan, J. (2014), States of Change: Power and Counterpower Expressions in Latin America’s Criminal Insurgencies, International Journal on Criminology, vol. 2, no. 1, pp. 63‒71. https://doi.org/10.18278/ijc.1.2.6
10. Bunker, R. (2013), Introduction: The Mexican cartels — organized crime vs. criminal insurgency, Trends in Organized Crime, vol. 16, pp. 129–137. https://doi.org/10.1007/s12117-013-9194-4
11. Bustamante, A. (2020), Insurgencias criminales y guerra urbana en Latinoamérica: Una aproximación al proceso de urbanización regional ysu impacto en la evolución táctica y operativa de las organizaciones criminales trasnacionales, Entretextos, vol. 12, no. 35, pp. 1‒17. https://doi.org/10.59057/iberoleon.20075316.20203556
12. Manwaring, M. (2005), Street gangs: The new urban insurgency, Carlisle: US Army War College Press.
13. Mendizábal, J. (2023), La insurgencia criminal, un reto a la seguridad de la nación para Guatemala,
Revista Científica del Sistema de Estudios de Postgrado, vol. 6, no. 2, pp. 85‒99. https://doi.org/10.36958/sep.v6i2.180
14. Kleffner, J. (2019), The legal fog of an illusion: Three reflections on ‘organization’ and ‘intensity’ as criteria for the temporal scope of the law of non-international armed conflict, International Law Studies, vol. 95, no. 1, pp. 172‒177.
15. Vité, S. (2009), Typology of armed conflicts in international humanitarian law: legal concepts and actual situations, International Review of the Red Cross, vol. 9, no. 873, pp. 69‒94. https://doi.org/10.1017/S181638310999021X
16. Стригунов, К.С. (2025), Преступные организации как де-факто политические субъекты (на материалах стран Латинской Америки), Мировая экономика и международные отношения, т. 69, № 4, с. 97‒113.
17. Sullivan, J. (1997), Third Generation Street Gangs: Turf, Cartels, and Net Warriors, Transnational Organized Crime, vol. 3, no. 3, pp. 95‒108.
18. Simões, A. (2011), Brasil e Haiti: parceria em busca de um futuro melhor, in: Ministério das Relações Exteriores. III Seminário Brasil-Noruega: sobre paz e reconciliação, Brasília: Fundação Alexandre de Gusmão, pp. 11‒28.
19. Gallo, R. and Morales, E. (2023), Desarrollo, democracia y rupturas : un estudio de caso sobre la Operación de Mantenimiento de la Paz en Haití (2004‒2017) a partir de indicadores del Banco Mundial, Revista De Relaciones Internacionales, Estrategia Y Seguridad, vol. 18, no. 2, pp. 13–32. https://doi.org/10.18359/ries.5951
20. Lederer, E. (2022), UN aid chief: Gangs control about 60% of Haiti’s capital, 9 December. URL: https://www.independent.co.uk/news/ap-haiti-gangs-caribbean-antonio-guterres-b2241901.html (дата обращения: 19.03.2025).
21. Schuberth, M. (2015), A transformation from political to criminal violence? Politics, organized crime and the shifting functions of Haiti’s urban armed groups, Conflict, Security & Development, vol. 15, no. 2, pp. 169–196. https://doi.org/10.1080/14678802.2015.1030950
22. Felbab-Brown, V. (2023), Haiti in 2023: Political abyss and vicious gangs, 3 February. URL: https://www.brookings.edu/articles/haiti-in-2023-political-abyss-and-vicious-gangs/ (дата обращения: 20.03.2025).
23. Rail, A. et al. (2023), Haiti conflict analysis. URL: https://carleton.ca/cifp/wp-content/uploads/HaitiConflict-Diagnostic-2023-1.pdf (дата обращения: 21.03.2025).
24. Charles, J. and Weaver, J. (2024), Moïse’s rivals recruited Haiti’s gangs in deadly plot 3 years ago. Did they play a role? 8 July. URL: https://www.miamiherald.com/news/nation-world/world/americas/haiti/article289802109.html (дата обращения: 23.03.2025).
25. Abi-Habib, M. (2021), Haiti’s Leader Kept a List of Drug Traffickers. His Assassins Came for It, 12 December. URL: https://www.nytimes.com/2021/12/12/world/americas/jovenel-moise-haiti-president-drugtraffickers.html (дата обращения: 24.03.2025).
26. Shuldiner, H. (2025), Haiti Violence Surges as Gangs Expand Influence, 24 January. URL: https://insightcrime.org/news/haiti-violence-surges-gangs-expand-influence/ (дата обращения: 26.03.2025).
27. Ives, K. (2022), In Cité Soleil, the G9 Federation in All-Out War with G-Pèp, 13 July. URL: https://haitiliberte.com/in-cite-soleil-the-g9-federation-in-all-out-war-with-g-pep/ (дата обращения: 28.03.2025).
28. García-Pérez, P. (2020), Organizaciones armadas post Autodefensas Unidas de Colombia: Del pasado contrainsurgente al presente de criminalidad transnacional. 2006–2016, Izquierdas, vol. 49, pp. 141–158. http://doi.org/10.4067/S0718-50492020000100209
29. Пятаков, А.Н. (2023), Транснациональная организованная преступность в странах Латинской Америки: современные тенденции развития и военно-силовые способы противодействия, Вестник Московского университета. Серия 25: Международные отношения и мировая политика, т. 15, № 2, с. 65–93. http://doi.org/10.48015/2076-7404-2023-15-2-65-93
30. Muggah, R. (2023), Haiti’s criminal markets: mapping trends in firearms and drug trafficking. URL: https://www.unodc.org/documents/data-and-analysis/toc/Haiti_assessment_UNODC.pdf (дата обращения: 02.04.2025).
31. Laughland, O. (2024), Guns and weapons trafficked from US fueling Haiti gang violence, 14 March. URL: https://www.theguardian.com/us-news/2024/mar/14/haiti-gang-violence-us-guns-smuggling (дата обращения: 02.04.2025).
32. Juhakenson, B. 217 additional Kenyan police officers arrive in Haiti to boost the multinational mission,
19 January, 2025. URL: https://haitiantimes.com/2025/01/19/217-kenyan-police-officers-arrive-in-haiti/ (дата обращения: 07.04.2025).
[1] Как отметил руководитель Центра политических исследований Института Латинской Америки (ИЛА) РАН З.В.Ивановский, «за последние 35 лет после диктатуры Дювалье сменилось 20 правительств. Очень нестабильная страна» [2].
[2] К ПО с корыстной, т. е. криминально-экономической, мотивацией в данной работе мы относим банды и картели. В этом состоит их отличие от террористов и повстанцев, т. е. ПО с политической (также: идеологической, религиозной) мотивацией. Далее в тексте под ПО имеются в виду группировки именно с корыстной мотивацией, если не будет оговорено иное.
[3] Uppsala Conflict Data Program. UCDP/PRIO armed conflict dataset codebook. Version 19.1, 2019. URL: https://ucdp.uu.se/downloads/ucdpprio/ucdp-prio-acd-191.pdf (дата обращения: 08.05.2025).
[4] В данном исследовании пространственный масштаб соответствует территории Гаити, а временной масштаб соответствует одному году.
[5] Численность таких ПО, как мексиканские «Cártel de Sinaloa», «Cártel de Jalisco Nueva Generación», бразильская «Primeiro Comando da Capital», сальвадорская «Mara Salvatrucha», оценивается в десятки тысяч постоянных участников. Годовой доход одних только крупнейших мексиканских наркокартелей исчисляется миллиардами (по некоторым признакам — десятками миллиардов) долларов. Транснациональные преступные группировки зачастую активны как минимум на территории двух континентов, а крупнейшие из них — на пяти.
[6] Decreto Nº 350. La Asamblea Legislativa de la República de El Salvador, 5 May, 2022. URL: https://www.asamblea.gob.sv/sites/default/files/documents/decretos/A79FF372-D786-4E56-84DCA6475EB2B294.pdf (дата обращения: 10.05.2025); Secretaría General de Comunicación de la Presidencia (2024), Decreto Ejecutivo no. 111, 9 January, 2024. URL: https://www.comunicacion.gob.ec/decretoejecutivo-n-111/ (дата обращения: 11.05.2025).




