Война является только частью политической борьбы[1]

А.А.Свечин, военный теоретик

Война, в частности, СВО, - только часть и следствие политики США в отношении России. Надо признать, - долгосрочной, последовательной и настойчивой, которая перешла в открытую фазу практически сразу после уничтожения СССР.

СВО – не причина, а прямое следствие сознательного обострения Соединенными Штатами  МО и ВПО в новом веке, которое стало результатом сознательной и последовательной эскалации военно-силовой политики США и части их союзников в последние десятилетия. Эта эскалация была тщательно подготовлена в 90-е годы, когда считалось, что силовые не военные средства политики Запада, прежде всего, политико-дипломатические, позволят сохранить систему МО в выгодном для США положении, как минимум, до середины нового века[2].

К началу нового века века в основных слоях правящей элиты США сформировалось понимание, что этого автоматически не произойдет и необходимо возвращаться вновь к откровенной военно - силовой политике, существовавшей до начала 90-х годов. Повод был выбран идеальный – нападение террористов[3] на США в 2001 году[4].

На самом деле «пауза» в росте напряженности отношений между государствами 90-х годов была всего лишь тактическим приемом для того, чтобы максимально оптимизировать стратегию США для доминирования в мире, которая была использована для перегруппировки сил США и их союзников в целях будущей военно-силовой политики:

- взятия под окончательный контроль политики и ресурсов России;

- формирования будущей силовой политики против КНР и ряда других стран;

- ослабления стран ЕС и других союзников, их полное политическое подчинение США;

- хаотизации международных отношений в интересах США во всех областях.

Надо сказать, что при подобном стратегическом планировании в США совершенно справедливо следовали принципу  военной политики и стратегии, на который указывал (как на основной) ещё К. фон Клаузевиц: «Война является областью неопределенности; три четверти того, на чем должны производиться расет всех военных действий, спрятано в облаках великой неопределенности»[5].

Примером новой стратегии сознательной неопределенности и подобного стратегического планирования может послужить политика США в отношении КНР, которая изначально формировалась для создания в будущем прямой угрозы Китаю применения ЯО. Как пишет, например, в докладе RAND группа американских экспертов в ноябре 2024 года, «растущие опасения по поводу того, что Китай может вторгнуться на Тайвань, наряду с продолжающимся наращиванием Пекином ядерного потенциала, подчеркивают рискованность потенциального американо-китайского конфликта. Любое такое столкновение отличалось бы от прошлых войн США против региональных держав, у которых не было ядерного оружия. Новое исследование RAND рассматривает новую серьезную проблему удара США на дальние расстояния в гипотетическом конфликте из-за Тайваня»[6].

Обращает на себя внимание изначальное стратегическое планирование политики США. Исследователи пишут, в частности, что «если Вашингтон полностью привержен борьбе и победе в войне с Китаем, то он должен быть готов к ядерной эскалации и уделять больше внимания управлению этими рисками. Таким образом,  США изначально планируют использовать шантаж (политико-психологические формы военной силы) для политических целей – силового принуждения оппонента с помощью угрозу применения ЯО.

Более того, они  выделяют конкретный и  наиболее влиятельный фактор, который находится под контролем вооруженных сил США для управления эскалацией: выбор цели, а именно: «Соединенные Штаты могли бы снизить риск эскалации несколькими способами. Например, американские лидеры могут повлиять на мнение Китая о возможности нанесения удара на дальние расстояния еще до возникновения конфликта».

Лицемерие политиков США – откровенное. Они признают, что» Поскольку Вашингтон работает над предотвращением будущей войны с Китаем, эти выводы могут помочь американским военным стратегам и планировщикам, поскольку они рассматривают возможность того, что она все же может начаться. Если это произойдет, то задача будет заключаться в том, как добиться успеха, не спровоцировав катастрофической эскалации»[7].

Результатом «стратегии неопределенности США» стала закономерная политика в отношении России, которая сознательно дезориентировала правящую элиту страны (надо признать, что часть этой элиты хотела быть дезориентированной), одновременно – параллельно и последовательно – усиливая силовую эскалацию. Можно сказать, что отмеченные не раз «рубежи» в отношениях с США, неоправданно сдвигаются по временной шкале «вправо», даже к 2022 году. На самом деле «точка отсчета» была сознательно занижена в России еще в начале 90-х годов, а последующие этапы – 90-х и «нулевых» - не замечались. Ни в отношении КТО на Кавказе, ни в войне с Грузией, ни, тем более, в 2014 году, когда начались переговоры абсолютно бесперспективные и опасные переговоры в Минске.

В ноябре 2024 года это общее обострение ВПО привело к принятию решения США об использовании ВТО большой дальности (на самом деле, такое решение было уже предусмотрено в стратегии США и НАТО на 2024 год (о чем писалось в наших работах) в ударах по территории России. Причем, не раз и даже не два. Ясный прогноз был сделан в книге, опубликованной в марте 2024 года, посвященной стратегии США и НАТО в 2024 году[8]. Все выводы этой работы были подтверждены к концу 2024 года, а именно:

- переход к активной обороне,требующей от ВСУ меньше человеческих и материальных ресурсов;

- усилении террористической борьбы против России на всех направлениях;

- эскалации применения ВТО большой дальности, что и наблюдалось с февраля 2024 года, когда были приняты основные решения, которые позже поэтапно реализовывались. Именно этим объясняется невнятное поведение Дж. Байдена после 19 ноября (все принципиальные решения были приняты, а конкретные отданы на усмотрения ОКНШ).

Оставались важные детали -  будут ли и в каком количестве использованы новые модификации ракет, которые предполагали значительную разницу в пораженных целях – вплоть до Москвы. Например, АТАМАКС модификации 2017 года (которых было закуплено почти 2000 единиц), или «Сторм Шэдоу», способных долететь за 1000 км.

Это решение США привело к решительным ответным мерам, обозначенным в новой редакции положения о применении ядерного оружия России. Были сформулированы «основные условия», которые важно прокомментировать подробнее потому, что они в действительности только конкретизируют Статью №27 Военной доктрины России от декабря 2014 года.

Вместе с тем, эти детали становятся особенно важными в связи с СВО и возможным будущим развитием конкретного варианта  ВПО не только на Украине, но и в мире[9]:

В частности, в 3 разделе, Статья № 18. Российская Федерация оставляет за собой право применить ядерное оружие в ответ на применение против нее и (или) ее союзников ядерного и (или) других видов оружия массового поражения, а также в случае агрессии против Российской Федерации и (или) Республики Белоруссия как участников Союзного государства с применением обычного оружия, создающей критическую угрозу их суверенитету и (или) территориальной целостности[10]  просто фактически повторяется Статья 27 действующей Военной доктрины, но в Статье №.19 уже она конкретизируется, вводя понятие «конкретные условия»: «Условиями, определяющими возможность применения Российской Федерацией ядерного оружия, являются:

а) поступление достоверной информации о старте баллистических ракет, атакующих территории Российской Федерации и (или) ее союзников;

- это означает, что уже при получении информации (естественно, не дожидаясь прилета БР) будет использован потенциал ЯО, хотя и прежде предполагалось, что ответный удар будет «ответно-встречным».

б) применение противником ядерного или других видов оружия массового поражения по территориям Российской Федерации и (или) ее союзников, по воинским формированиям и (или) объектам Российской Федерации, расположенным за пределами ее территории;

- надо понимать, что речь идет как  о базах, коммуникациях, так и возможных местах базирования ПЛАРК.

в) воздействие противника на критически важные государственные или военные объекты Российской Федерации, вывод из строя которых приведет к срыву ответных действий ядерных сил;

- очевидно, что здесь присуствует предупреждение, что удары, например, по авиабазам ТБ будут рассматриваться как нападение на стратегические объекты, хотя прежде так не было, когда БПЛА ВСУ ударили по базе ТБ в Волгоградской области.

г) агрессия против Российской Федерации и (или) Республики Белоруссия как участников Союзного государства с применением обычного оружия, создающая критическую угрозу их суверенитету и (или) территориальной целостности;

- понятие «критическая угроза» может быть рассмотрена, например, как действие ССО в Белоруссии или России.

д) поступление достоверной информации о массированном старте (взлете) средств воздушно-космического нападения (самолеты стратегической и тактической авиации, крылатые ракеты, беспилотные, гиперзвуковые и другие летательные аппараты) и пересечении ими государственной границы Российской Федерации.

- очевидно, что речь идет об огромном потенциала КР морского базирования (КРМБ), размещенным США на эсминцах, крейсерах и подводных ракетоносцах.

Как и в «старой» Военной доктрине Статья №20 повторяет, что « Решение о применении ядерного оружия принимается Президентом Российской Федерации», а Статья №21. Президент Российской Федерации «может при необходимости проинформировать военно-политическое руководство других государств и (или) международные организации о готовности Российской Федерации применить ядерное оружие или о принятом решении о применении ядерного оружия, а также о факте его применения».

Это может свидетельствовать о том, что попытки уничтожить руководителя России будут означать вероятность нанесения ядерного удара потому, что управление СНВ и другим ЯО целиком зависит от его решений.

Таким образом, можно констатировать, что:

1. Решение Дж. Байдена 19 ноября, на самом деле, было просто публичным шагом, подтверждающим решения о стратегии  США и НАТО на Украине в 2024 году, хотя в реальности это решение было принято не позже января 2024 года, а в дальнейшем шел процесс его реализации – поставки ВТО и их частичное использование, которое носило характер «войскового испытания» как «Сторм Шэдоу», так и АТАМАКС, в которых было расстреляно порядка 50 тех и других ракет до 19 ноября.

2.Главное в этой стратегии заключается в том, какое количество новых типов АТАМАКС и «Сторм Шэдоу» будет поставлено из имеющихся запасов ракет с дальностью в 300 км  и новых модификаций с большей дальностью. Потенциально эта численность может составить до начала 2025 года 300-500 единиц.

3. Важное значение будут имеет космические возможности точного наведения этих ракет и средств преодоления ПВО России, которые смогут потенциально снизить эффективность пусков до 90% (если они не будут сопровождаться дополнительной массированной поддержкой БПЛА и РЭБ).

4. Принципиально важны ответные меры России:

а). По перехвату инициативы эскалации: именно мы должны понять эскалацию на новый уровень, а не «адекватно» реагировать на действия США, чтобы заставить их оценить возможные риски их действий. Причем такие шаги должны заронуть непосредственно интересы безопасности США и их союзников, например, ВС стран и, прежде всего, их спутники, БПЛА, РЛС и пр.

б). Эти шаги России должны быть ВНЕ сопровождения пропагандистской риторикой – молча и неожиданно, не адекватно и асимметрично.

Автор: А.И. Подберезкин