Синтез применения силовых средств – онтологическая суть современной войны

 

Военная стратегия перестала быть стратегией ведения только вооруженной борьбы. По существу Свечин подводит к выводу, что стратегия ведения войны и стратегия ведения вооруженной борьбы стали существенно различными по содержанию и объему[1].

И. Даниленко, советский, российский военный теоретик, генерал-майор

 

Онтологическая суть современной войны – синтез силовых средств, - военных и не военных, - который произошел уже в период Первой Мировой войны и сформулирован А.А. Свечиным, но был недооценен в СССР и в России, в том числе современной,[2] уступив добровольно приоритет Лиддел-Гарту Б.,  а затем и другим западным политикам и ученым, которые максимально использовали не военные силовые средства для уничтожения СССР и ОВД и создания американского доминирования в мире.

В общем виде рассматриваются следующие аспекты современной теории военной стратегии, которые в настоящее время широко не обсуждаются в России ни в политических, ни в военных кругах:

 1. Постановка проблемы новой теории военной стратегии, её практическое политическое значение.

 2. Краткий обзор теории и история обозначенной проблемы.

 3. Развитие анализа проблемы в современных условиях и возможный прогноз.

1. Как ни странно, но анализом современной военной стратегии воюющего государства, особенно её теоретической части в России, похоже, в настоящее время не занимаются ни политики, ни военные, не смотря на активное применение всех видов и систем оружия, а также использование других силовых инструментов  и ВС на СВО. Это обстоятельство прямо противоречит традиции, которую сформулировал еще известный эксперт прошлого Леер Г.А.: Война является в виде одного из средств, крайнего средства в руках политики…»[3].

Похоже, что существует запрет не только законодательно ограничивающий обсуждение развитие ВПО, но и реальную дискуссию между экспертами, которую заменили хаотические выступления политологов на центральном телевидении и в СМИ.

Этот запрет ограничил поступление осознанной и квалифицированно отредактированной информации и аналитики, заменив её нередко упрощенной пропагандой, которая лишает общество реального понимания состояния дел, угнетает восприятие действительности. Неожиданные «всплески» реалий – коррупции и недостатков в Минобороны, например – лишь вызывают еще больше вопросов. Тем более, что интернет и разного рода «волонтеры» из всех стран мира вносят свою лепту в этот информационный хаос. Это мешает не просто пониманию сути происходящих процессов, но и, главное, поиску наиболее эффективных средств силового противоборства, которые уже не могут быть только военными.

Между тем, очевидно, что своевременный и умелый синтез силовых средств и методов войны в XXI – так называемая гибридная война – онтологическая суть современной войны. В том числе и потому, что такая война – неизбежное, даже естественное состояние мирового сообщества, которое могут отрицать только неисправимые фантазеры и идеалисты. Как справедливо заметил наш современник И. С. Даниленко, ««Согласно исторической логике, война – это способ перераспределения ролей субъектов глобального прогресса (подч. А.П.).  Этот процесс является отражением закона единства и борьбы противоположностей»[4]. Именно это и происходит сейчас в мире. Особенно актуален этот вывод в наши дни, когда происходит силовое переформатирование мирового порядка, которое, неизбежно, во-первых, будет развиваться по-эскалации, а, во-вторых, будет длительным.

Война, таким образом, будет всё более приобретать новые онтологические черты (и надо это признать, наконец, публично):

- цивилизационного противоборства, защиты системы национальных ценностей и идентичности, включая их институтов (например, РПЦ);

- экзистенциального значения, когда не останется промежуточных (пригодных для переговоров) целей и компромиссов;

- использования всех институтов нации, а не только государства, когда все ресурсы нации мобилизованы на решение стратегических задач (например, нападение только на несколько районов Курской области летом 2024 года требует ресурсов в несколько раз превышающих годовой бюджет региона);

- переход от только военных способов ведения войны (военного искусства) к гибридным способам, когда террор (использование БПЛА и ракетно-артиллерийских и авиационных систем) и нападение на гражданское население стали нормой;

- победа или поражение в военных действиях определяются не столько военными, сколько экономическими, демографическими и иными ресурсами;

- ключевое значение приобретает активная поддержка правящей элитой и обществом действия военный и политической власти.

Таким образом, русская политическая и военно-политическая мысль сильно отстает от анализа стратегических реалий, искусственно избегает их осмысления, оставляя западным политикам и политологам не просто инициативу, но и приоритет в их объяснении. Наши политологи традиционно повторяют за своими западными авторитетами, которые учили уже не только их, но и их родителей, а сегодня занимают, как правило, административные посты, управляя этим же процессом.

Исключение составляют многочисленные и действительно масштабные заявления и политическая риторика В.В.Путина, которая, однако, крайне редко опускается до прикладного военно-политического анализа, что, впрочем, объяснимо для руководителя воюющего государства. Его посылы не конкретизируются авторитетными политиками и экспертами, которые, в лучшем случае, их просто повторяют.

Вялая военно-политическая дискуссия, протекающая в военных академиях и политологических кружках университетов и НИИ РАН, не выходит на поверхность, иногда «выплескивая» публицистические выступления отдельных «диванных стратегов». Поэтому она не находит реальной поддержки в обществе, что имеет реальное и большое значение для победы в нарастающем противоборстве.

Судя по всему, существует решение избегать теоретических обобщений опыта СВО – как позитивного, так и негативного характера. Проблема, однако, заключается в том, что принципиальные вопросы остаются без ответа, а, значит, в обществе накапливается недоверие. Так, ясно, что военно-силовое противоборство с Западом будет длительным (говорят осторожно о десятилетиях), а «перераспределение ролей субъектов» МО будет активным, но далее даже эта осторожная констатация не сопровождается ни анализом, ни стратегическим  прогнозом развития ВПО, ни, тем более, анализом стратегии России в этих условиях. Более того, широкие «народные массы» не отдают себе отчета к чему и когда надо готовиться. Всё, что мы имеем – бюрократические, нормативные документы: СНБ и Концепцию внешней политики, а также «уточненную» Военную доктрину Российской Федерации.

Но эти документы уже не только устарели и игнорируют многие реалии, но и не соответствуют публичному запросу общества, которое ждет от власти (а не от «диванных стратегов») реальных ответов. Например, как использовать новую «норму»  международного права – использование военной силы в нарушение международного права, освоение космического и информационного пространства в качестве новых сфер военных действий, стирание грани между военными и невоенными средствами межгосударственного противоборства, обострение в ряде регионов застарелых вооруженных конфликтов увеличивают угрозу всеобщей безопасности, усиливают риски столкновений между крупными государствами, в том числе с участием ядерных держав, повышают вероятность эскалации таких конфликтов и их перерастания в локальную, региональную или глобальную войну»[5].

2. отличительной чертой развития современных средств силовой политики государств в новом веке стало параллельное ускоренное развитие всего спектра  силовых средств – как военных (вооружений и ВС), так и не военных (публичной дипломатии, цивилизационных, гражданских и пр.). Этот универсализм,  когда не отдается видимого предпочтения только отдельным видам и родам войск и силовым политико-дипломатическим средствам, означает, что государство обязано учитывать в своей стратегии  все потенциальные возможности применения военной силы и силы вообще, а не только очевидные. Пример – беспилотники (БПЛА), – которые, как показала СВО, были недооценены в начале века в России и роль которых резко возросла в последние десятилетия[6].

Это же означает, что в определенные периоды западная стратегия меняет (и наверняка будет в дальнейшем при Д. Трампе) менять свои акценте на тех или иных силовых средствах, которые условно можно разделить на 3 большие группы:

- наиболее предпочтительные и эффективные для Запада силовые не военные средства политики – экономические, технологические, информационные, политико-дипломатические,- которые наиболее дешевы и безопасны, но не всегда гарантируют результат;

- к перечисленным выше дополняются военно-технические средства и методы политики, которые представляют собой очень широкий спектр военно-силовых операций – от террористических войн и ССО до массированного применения ВМС и Сухопутных сил:

- наиболее рискованный, но теоретически терминальный период в развитии противоборства – масштабное применение без ограничений ВВСТ, средств ВТО большой дальности и ТЯО на отдельных ТВД.

Теоретически существует и еще один уровень – массированное использование СНВ и ПРО, которое в США фактически не допускается в качестве рационального силового инструмента, но толькт в политико-психологической форме.

Иными словами, требуется публичное экспертное обсуждение особенностей современной войны и военно-силового противоборства, когда будут выдвигаться новые идеи и новые, более эффективные способы силового противоборства. Прежде всего, имеющие не узековедомственное значение, а общенациональные, «народные». Стратегия России на СВО должна превратиться:

- из военной в военно-силовую, но, прежде всего, военно-политическую, где роль политики и идеологии существенно выше;

- из ведомственной (Минобороны, ФСБ, Росгвардии) в общенациональную, в том числе и с точки зрения управления, единоначалия как на ЛБС, так и в регионах;

- из традиционного подхода к использованию военной силы и ВВСТ, к гибридным, но, прежде всего, силовым, не военным, ориентированным на широкие слои населения;

- необходимо ориентировать национальную стратегию на развитие автаркии в максимальном количестве областей – от образования и науки (до настоящего времени ориентированных на глобальные ценности) до промышленности, сельского хозяйства.

Но начинать надо с решительных мер в области информационно-аналитического обеспечения общества и превращения упрощенной пропаганды в интеллектуальную общенациональную дискуссию, в которой общество доверяет своим политикам, военным и СМИ. Для этого необходимо, чтобы власть перешла от «бухгалтерско-финансового метода» (в том числе в решении военных проблем и задач ОПК) решения проблем к содержательно-политическому. Как сказал когда-то известный военный теоретик Г.В.Жомини, «Государство, богатое деньгами, может защищаться очень худо. История свидетельствует, что народы самые богатые не были ни самыми сильными, ни счастливыми».

Автор: А.И. Подберезкин



[1] Даниленко И. Классик стратегии. Введение к книге А.А. Свечина «Стратегия».- М.:Кучково поле, 2023, с. 24.

[2] Подберёзкин А.И. Онтология современной международной безопасности: противоборство автаркии и глобализации.- М.: Издательский дом «Международные отношения», 2024, СС.8-28.

[3] Цит. по: Попов И.М., Хамзатов М.М. Война будущего: взгляд из прошлого. Конспект идейного наследия русской императорской армии.-  М.: Т.1, 2020, с.47 с.

[5] Путин В.В. Указ «О Концепции внешней политики Российской Федерации». «Кремль.ру» 31 марта 2023 года в 14.30 / http://www.kremlin.ru/events/president/news/70811

[6] Подберёзкин А.И. Стратегия национальной безопасности и стратегическое планирование в условиях резкого обострения военно-политической обстановки, СС. 86–101. В кн.: Трансформация войны и перспективные направления развития содержания военных конфликтов. Сборник материалов круглого стола. ВАГШ, кафедра военной стратегии, 2023. – 239 с.

 

13.11.2024
  • Эксклюзив
  • Военно-политическая
  • Конфликты
  • Органы управления
  • Россия
  • Глобально
  • Новейшее время