В данном исследовании мы считаем необходимым отталкиваться от сценария МО, который представляется наиболее вероятным в настоящее время и на перспективы, а именно сценария «Эскалация военно-силовых отношений между западной военно-политической коалицией и другими странами и центрами силы».

Этот сценарий МО реализуется в наиболее вероятном сценарии развития ВПО и его конкретных воплощениях в сценариях развития СО, что видно на следующем рисунке. Именно эта часть, развивающая положения сценария ВПО, о которой прежде не говорилось, становится основной в данном исследовании. «Вариант № 2» развития ВПО на 2019–2021 годы — «Усиление военно-силового давления» — был конкретизирован в минимальной степени потому, что основной акцент делался на реализации того или иного сценария ВПО и его вариантов до «переходного периода». В данной работе акцент изменен. В «переходный период» наиболее вероятным, на мой взгляд, будет вариант развития ВПО № 2.2. Поэтому конкретизация «Варианта № 2.2» должна быть описана подробнее. В том числе и потому, что «перспектива 2021» года уже наступила. Этот год стал реальностью, т. е. отсчёт «переходного периода» начался параллельно с наступление вероятного периода региональных и локальных войн[1].

Рис. 1. Развитие сценариев ВПО  и их вариантов в «переходный период» (2010 — 2025 гг.)

При этом особо отмечается, что при реализации этого сценария ВПО в его наиболее вероятном конкретном варианте — «Варианте № 2.2» — влияние военно-силовых аспектов внешней политики — военной политики, ВВСТ, военного искусства, развития ОПК и пр. аспектов, относящихся, как правило, к оценке состояния ВПО и СО[2], характере войн и военных конфликтов, — имеет возрастающее влияние на современный сценарий развития и формирование МО, требуя отдельного внимания. Именно этому посвящается данный раздел работы.

Этому не противоречит тот факт, что в США постоянно разрабатываются и другие варианты этого сценария. В частности, после прихода к власти в 2021 году новой администрации РЭНД подготовила специальный доклад о внешней и военной политике страны в глобальном мире и в отдельных регионах, имеющий самое прямое отношение к «Варианту 2.2» предлагаемого в работе сценария. В нем, в частности, говорится о том, что «Соединённые Штаты сталкиваются с рядом проблем национальной безопасности, в то время как федеральный бюджет испытывает давление из-за кризисов в области общественного здравоохранения и инфраструктуры. В ответ на эти вызовы растет общественный интерес к переосмыслению роли США в мире. Согласно одному варианту — реалистичной великой стратегии сдерживания — Соединенные Штаты примут более согласованный подход к другим державам, уменьшат размер своего военного и передового военного присутствия, а также прекратят или пересмотрят некоторые из своих обязательств в области безопасности»[3].

Авторы доклада РЭНД считают, что, как правило, сторонники сдержанности будут больше полагаться на дипломатию для урегулирования конфликтов интересов, поощрения других государств к лидерству и сохранения военной мощи для защиты жизненно важных интересов США. Конкретные последствия этой «Большой стратегии» варьируются также в зависимости от региона в зависимости от уровня интересов США и риска того, что одна-единственная держава может доминировать в регионе.

Сторонники сдержанности стремятся к более согласованному подходу с нынешними противниками США, такими как Россия и Иран.

Основная область разногласий среди сторонников сдержанности — стратегия США в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Сторонники сдержанности утверждают, что возвышение единого могущественного государства в Восточной Азии, Европе или Персидском заливе поставит под угрозу жизненно важные интересы США, но пока не предложили директивным органам указаний о том, как узнать, что такая угроза возникает[4].

Иначе говоря, новый возможный вариант «Сценария 2.2» может отличаться от существующего двумя особенностями: во-первых, долей силовых не военных средств и мер и различиями в региональной политике и приоритетах. Во многом этот вариант вызван именно различиями военно-технического характера в военной политике США в том или ином регионе или в военной политике страны, что, впрочем, всегда было нормой в современной военной истории, если вспомнить, например, опыт наполеоновских войн или войны за независимость в США[5].

Таким образом, если зависимость процесса формирования СО от сценариев развития МО и ВПО — известна, даже очевидна, принципиальна и носит определяющий характер[6], то не менее важно также заметить и влияние обратного процесса: как развитие СО, конкретных военных конфликтов и войн определяет процессы формирования не только ВПО, но и МО. В особенности, когда речь идет об острых фазах развития этих систем, как, например, это происходит в настоящее время в целом ряде регионов планеты. Так, развитие СО в Сирии, на Южном Кавказе и Юго-Востоке европейской части России в настоящее время прямо и буквально ежедневно сказывается на формировании ВПО и даже МО на Среднем и Ближнем Востоке, в Закавказье и на Юго-Востоке Европейской части России. Успехи операции России в Сирии достаточно заметно повлияли, в частности, на состояние МО не только в этом регионе, но и на отношения России с Западом в целом.

Иными словами, хотя отношения субъектов при формировании МО и ВПО выходят далеко за граница силовой, а тем более военно-силовой политики, охватывая такие не силовые области отношений как цивилизационные, гуманитарные, научно-образовательные, культурно-духовные и иные, возрастающее значение в последнее время имеют именно силовые и военно-силовые аспекты, которые требуют специального анализа[7]. При том понимании, что значительные области этих отношений могут и имеют всё возрастающее значение с точки зрения силовой (не военной) политики, т. е. являются частью ВПО и даже СО[8].

Авторы: А.И. Подберезкин, О.Е. Родионов