Стратегический прогноз развития международной и военно политической обстановки: ретроспектива и современность

Точная оценка и стратегический прогноз (СП) развития международной и военно политической обстановки (МО и ВПО) [3] и вероятных изменений национальных стратегий основных государств – первое и, наверное, самое важное условие для подготовки эффективной будущей Стратегии национальной безопасности (СНБ) России, а также  более частных стратегий государства – социально экономических, военных и пр., непосредственно вытекающих из СНБ. 

Первый, самый ответственный этап – максимально точная оценка состояния МО и ВПО в мире, которая зависит не только от профессиональной компетенции и имеющейся информации, но и нередко от субъективной политической позиции (определяемой иногда личными симпатиями) или часто диктуемой тактическими соображениями. Очевидно, например, что такая оценка МО во времена М. Горбачева и Б. Ельцина была искаженной, неадекватной, что во многом привело к принципиальным политическим ошибкам.

Здесь очень важно не переоценить или недооценить такое субъективное влияние. Так, в измененной в 2025 году позиции США по целому ряду принципиальных вопросов в мире сосуществуют одновременно как долгосрочные, принципиальные тенденции (характерные для демократов и республиканцев, например, в отношении Китая), так и субъективная позиция Д. Трампа. Важно понимать, что в интересах формирования будущей стратегии нужно ясно представлять себе, что является временным, тактическим у Д. Трампа, а что – стратегической установкой правящей элиты США. Так, переоценка состояния МО и ВПО в мире является принципиальной, долгосрочной позицией (хотя выводы республиканцы и демократы делают не всегда одинаковые). Очень точно ее сформулировал госсекретарь Марко Рубио, который ясно высказался по этому поводу на слушаниях по утверждению его кандидатуры: «Послевоенный мировой порядок не просто устарел, – сказал он Конгрессу, – теперь это оружие, которое используют против нас» [4]. Но если демократы (тот же Дж. Байден после прихода к власти) пытаются «возвратить Америку в мировую политику и институты», то Д. Трамп предпринимает попытки радикального пересмотра такой стратегии (впрочем, не всегда последовательные).

В настоящее время можно признать, что главными тенденциями в мире, формирующими будущее состояние МО–ВПО, является противоборство тенденций (политических, экономических, финансовых, культурно образовательных и пр.) глобализации и автаркии, причем не только между «Западом», «Востоком» и «Югом», но и внутри этих центров силы, в том числе в США, Китае, Европе и России. Очень наглядно это проявилось, например, на последней встрече стран – членов НАТО и Евросоюза в июне 2025 года. Закономерным итогом становится неизбежное изменение в соотношении сил между разными центрами силы и политика доминирующих векторов. Это, в свою очередь, прямо отражается на коалиционных и национальных стратегиях государств.

Второй этап в стратегическом планировании – политический прогноз развития МО и ВПО – предполагает обоснованную попытку представить себе будущий миропорядок и, прежде всего, будущее соотношение сил в мире и состояние международных институтов, а также их влияние на развитие МО–ВПО [5].

---

Иногда ошибочно не обращают внимание на бурный процесс сознательного развала системы международных институтов, созданных после 1945 года, в частности, таких как ОБСЕ, ООН, МАГАТЕ и др., в том числе созданных Западом, например, ВТО.

---

Это очень ответственный этап, точность которого никто гарантировать не может, но максимальное приближение к такой оценке значит принципиально много. Можно привести множество примеров катастрофической неточности прогнозов, но были и примеры удивительной прозорливости, например, прогноз Ф. Энгельса о неизбежности мировой войны, сделанный еще в конце позапрошлого века, или многочисленные примеры прогнозов И. Сталина о будущей войне, например, в 1927 году: «Неудивительно, что империализм готовится к новой войне, видя в ней единственный путь разрешения этого кризиса. Небывалый рост вооружений, общий курс буржуазных правительств на фашистские методы “управления”, крестовый поход против коммунистов, бешеная травля СССР, прямая интервенция в Китае – все это различные стороны одного и того же явления – подготовки к новой войне за новый передел мира» [6, с. 322].

Примечательно, что именно подготовка к такой неизбежной войне, которая должна была произойти через десять лет, стала главным мотивом (и иногда своего рода оправданием) для трех важнейших составляющих национальной стратегии СССР, реализуемой И. Сталиным в е годы прошлого века:

• индустриализации и коллективизации;
• обеспечении «пространства безопасности» на Северо Западе (Финляндия и Прибалтика), Западе (Польша), Юго Западе (Молдавия) и на Дальнем Востоке (Монголия и Япония);
• внутриполитической стабилизации (ликвидации оппозиции как вне, так и внутри партии, кланов); именно этот мотив ошибочно делают главным в политике «тоталитаризма» и «репрессий» И. Сталина.

Из этого представления о будущей взаимозависимости и взаимовлиянии множества факторов и тенденций, формирующих мироустройство [7], в основном вытекает будущее состояние ВПО [8].

Эта задача представляет собой огромную трудность (чаще всего непреодолимую), как правило, предполагающую учет многих сотен и тысяч факторов, процессов, формирующих современную МО и ВПО, причем в динамике и противодействии. Иногда такие перемены происходят совершенно неожиданно и очень радикально, «путают все карты и прогнозы». Например, бывший премьер министр Австралии Малкольм Тернбулл так описал радикальные изменения в состоянии МО, которые произошли в первые месяцы 2025 года: «После возвращения в должность президент США Дональд Трамп подверг нападкам мировой порядок, созданный Соединенными Штатами после Второй мировой войны. Он бросил вызов суверенитету союзников и партнеров, угрожая захватить Гренландию, аннексировать Канаду и захватить Панамский канал. Его глобальная торговая война направлена на то, чтобы принести пользу Соединенным Штатам за счет всех их торговых партнеров. Он вышел из Парижского соглашения по климату и Всемирной организации здравоохранения. Демонтировав Агентство США по международному развитию, администрация Трампа отказалась от давних двухпартийных обязательств по международному развитию» [9].

Нападение Израиля и США на Иран в июне 2025 года происходило в контексте многих факторов, не связанных с проблематикой ядерного оружия, более того, выходящих порой за границы конфликта на Ближнем Востоке. Например, энергетической зависимостью КНР от стран Персидского залива. Следует отметить что экономика Китая более чем на 50 % зависит от поставок газа и нефти из арабских стран и контроля США транспортных коридоров. Примечательно, что на второй день «Примаковских чтений» С.В. Лавров специально обратил внимание на стремление НАТО распространить свое влияние за пределы Евроатлантического региона. «Нельзя не видеть риски в том, что альянс выходит за пределы своей традиционной ответственности, пытаясь закрепиться на Ближнем Востоке, в Закавказье, в Центральной Азии и в Арктике», – указал министр. Также С.В. Лавров подчеркнул: «Эти стратегии нацелены откровенно на развал той универсальной и открытой архитектуры безопасности, которая долгими десятилетиями создавалась вокруг Ассоциации государств Юго Восточной Азии – АСЕАН» [10, с. 32–45].

Нередко звучит мысль о невозможности в целом прогнозировать изменения в МО и ВПО, связанные прежде всего с неожиданными переменами в состоянии МО. Например, в политике Польши в 1939 году, которая за один год превратилась из союзника во врага Германии, или Великобритании, которая в 1939 году вела переговоры о союзе с СССР и угрожала высадкой десанта в Баку. Но такие резкие и неожиданные изменения, которые иногда носят откровенно субъективный и даже случайный характер, не означают невозможности обоснованных долгосрочных прогнозов, а тем более их необходимость [11]. Вместе с тем следует признать, что подобные «развороты» в политике англо саксонских государств скорее норма, чем случайность. Их даже можно планировать по мере провала внешнеполитических инициатив. Д. Трамп и целый ряд других западных лидеров это регулярно подтверждают. Так, Э. Макрон целый год угрожал России высадкой французского десанта, а в июне 2025 года заговорил (как и ряд других руководителей стран членов ЕС) о необходимости восстановления партнерства с Россией.

Таким образом, стратегии государств субъектов МО во многом вытекают из оценки состояния МО и ВПО их правящими элитами, которые несут на себе сильный субъективный отпечаток. В этом плане следует отметить, что значительная часть этой национальной стратегии – внешнеполитическая и военно политическая – является следствием принятых общенациональных решений [12, с. 58–74]. Простые и наиболее яркие примеры таких решений, вытекающие из изменений в МО–ВПО и смены национальных стратегий, – внешняя и военная политика Советской России после 1917–1918 гг. или изменения в такой политике после переворотов 1991–1993 гг. в СССР и России.

Не является исключением в этом смысле этап внешней политики России после прихода к власти В.В. Путина, который, в свою очередь, очевидно, делится на три промежуточных периода: первый – до 2008 года,  второй – после 2008 года и третий – после 2014 года, каждый из которых вполне соответствовал как внешним изменениям в состоянии МО–ВПО (носившим достаточно радикально революционный характер), так и корректировкам во внутренней политике и национальной стратегии страны [13], которые прямо отражались во внешней политике и в военной доктрине, а также военном строительстве России.

---

Такая корректировка была, в частности, зафиксирована нормативно в СНБ 2021 года, а затем происходила по мере развития СВО в соответствующих решениях президента.

---

В том числе и на непосредственных исполнителях таких военно политических решений – министрах, заместителях министра обороны и высших военачальниках. Правящая элита России медленно, но неуклонно менялась, избавляясь сначала от откровенных либералов западников, а затем и от тех, кто игнорировал роль государства.

Именно с таких объективных оценок состояния МО–ВПО правящей элитой (в том числе, как показала практика,  характера СВО) и стратегических прогнозов начинается масштабный процесс подготовки Системы исходных данных будущей внешней и военной политики страны (СИД ВиВП) для и ее стратегии, включая, естественно, военное строительство. Детали этого процесса на всех этапах подробно описывать трудно, но в общем виде его можно охарактеризовать как движение в направлении объективной оценки состояния МО–ВПО в мире и необходимых усилий России в целях обеспечения своей безопасности, которое развивалось последовательно, по мере роста адекватности восприятия международных реалий у российской правящей элиты.

В этом процессе сыграли важную роль, например, события после нападения Грузии на Южную Осетию и миротворцев в августе 2008 года, разгром Ливии, перевороты на Украине, наконец, откровенная экспансия и агрессия Запада после переворота в Киеве. На всех этапах страны Запада откровенно проводили силовую, информационную и финансово экономическую политику, пытались системно обрушить сложившийся после Потсдама и многочисленных советско российских уступок миропорядок. Этот процесс осознания объективных реалий в интересах повышения эффективности внешней политики России продвигался неравномерно и отнюдь не завершился к настоящему времени – новые реалии требуют своего осмысления. Поэтому оценка и переоценка состояния МО и ВПО должна проходить постоянно, что в действительности происходит в ходе регулярных публичных выступлений В.В. Путина и С.В. Лаврова. В частности, на совещании с руководством ВС РФ и ОПК 11 июня 2025 года по поводу будущих программ вооружений В.В. Путин сформулировал эту мысль предельно ясно: «Сегодня же наша задача – сформировать новую долгосрочную программу по всему комплексу систем и образцов вооружений, в том числе и прежде всего, конечно, перспективных. Максимально использовать для этого опыт специальной военной операции, различных региональных конфликтов. И конечно, важно учесть глобальные тенденции развития военных технологий» [14]. Примечательно, что в конце того же месяца 2025 года В.В. Путин уже прокомментировал, уточнив, что Россия будет сдерживать рост военных расходов, которые достигли 6,3 % ВВП, т.е. будет стремиться сократить издержки на обеспечение военной безопасности подч. А.П.) [15]. 

Примерно такая же логика (но не политика) подготовки и принятия решений существует в политических элитах других стран. Так,  переоценка Д. Трампом состояния МО и ВПО в мире, состоявшаяся уже в начале его второго президентского срока в январе феврале 2025 года, его представления о будущей системе безопасности и стратегический прогноз (пока что окончательно нормативно не закрепленные в СНБ) стали основой для внешней и  военной политики, а также планов военного строительства США на ближнесрочную и долгосрочную перспективу, в частности, военного бюджета на 2026 финансовый год (где предусматривался рост более чем на 10 %), приоритеты которого – «сдерживание Китая», ускорение военных НИОКР, подготовка системы ПРО «Золотой купол», военно космические программы, ИИ и РЭБ, а также ускорение развития военной промышленности являются прямым следствием переоценки приоритетов национальной безопасности и перспектив развития МО–ВПО в мире [16].

Вместе с тем точный стратегический прогноз развития всей системы МО–ВПО вряд ли возможен. Прежде всего из за того, что количество факторов, влияющих на формирование этой системы, трудно поддается даже перечислению (в некоторых случаях достигает десятков тысяч), а их динамика требует моментальной корректировки, что возможно только в том случае, если для этих целей выделены огромные ресурсы – информация, эксперты, вычислительная техника. Во всяком случае, на сегодняшний день успешные попытки таких прогнозов в военно политической области не известны. Известные попытки «макропрогнозов» в области экономики и финансов также достаточно неточны, хотя со временем их надежность возрастает.

Другая проблема в том, что до настоящего времени не существует ни проверенных методик, ни приемов достоверного стратегического прогнозирования. Существующие методики и практики не могут быть надежной теоретической основой, а тем более исключать субъективные ошибки. И политическая практика это регулярно подтверждает.  Поэтому в итоге все возвращается к проверенной веками «теории» экспертных оценок. Но авторитетные ученые и политические практики стараются избегать подобных признаний по самым разным причинам, в том числе и сугубо личным, когда сам факт их работы объясняется требованиями разработки научно обоснованных оценок и прогнозов.

Иногда, правда, удается отдельным авторам проследить некоторые тенденции в развитии МО и ВПО самого общего порядка, которые скорее представляют собой прогноз будущих направлений в тенденциях, но не реальные модели МО–ВПО. Это, конечно, немаловажно, но надо честно признать, что подобные прогнозы не становятся серьезной основой для внешнеполитического планирования по самым разным, прежде всего субъективным, причинам. Те, кто принимают политические решения, руководствуются не прогнозами и оценками ученых и экспертов, а чаще всего собственными субъективными оценками и ощущениями, представлениями и практическими соображениями, вытекающими нередко из конъюнктурных соображений. Мой личный опыт это неоднократно подтверждал, особенно в тех случаях, когда профессионализм политиков заведомо уступал их амбициям и практическим расчетам.

Вообще то субъективизм политиков неизбежен. Они, как правило, ориентированы на потребности сегодняшнего дня, в лучшем случае – ближайших выборов, и очень конъюнктурны. Процесс подготовки и принятия решений, в частности, прогнозов, соотносится с сегодняшней политической конъюнктурой и многочисленными субъективными факторами, в частности, личными отношениями, взаимодействием государственных институтов, «личным аппаратным весом» и т. д.

В то же самое время представляется, что самый общий прогноз развития ведущих тенденций, формирующих МО–ВПО, делать не только можно, но и нужно. В частности, мой долгосрочный прогноз развития ВПО в мире и Европе, сделанный в 2013 году на период до 2027 года, который впоследствии полностью подтвердился,  предполагал, что эскалация военно силового противоборства Запада с Россией приведет в 2022–2023 годы к прямым военным действиям, а в 2024– 5 годы – к расширению военных действий до новых ТВД в самых разных регионах планеты. По самым разным причинам такой прогноз диссонировал с мнением большинства политиков (ориентированных в те годы на слишком тесное сотрудничество с Западом) и ряда ученых (во многом по тем же самым причинам) [17], как, впрочем, позже и прогноз развития СВО на 2024–2025 годы, сделанный в конце 2023 года [18; 19, с. 28–

Важно подчеркнуть, что стратегический прогноз не может быть статичным и «классически» обоснованным. Безусловно необходимая научная и методологическая база не должна вытеснять текущие практические изменения реалий. Причина часто бывает вполне банальна – изменились сами понятия и определения, которые устоялись в прежнее время. Так, рассуждая о конфликте России с Западом, важно понимать, что война изменила свой характер, когда границы между войной и «не войной» практически исчезли. Участие США в нападении Израиля на Иран в июне 2025 года – яркий пример, хотя до этого такое же участие США и их союзников по НАТО в войне против России на стороне Украины политически не признавалось. Во многом это произошло потому, что к 20 м годам нового столетия отчетливо проявились новые политические реалии, когда прежняя аристотелевская логика («или – или») и дихотомия (война или мир) уже не работают, когда форма оказалась важнее содержания, а искусственная реальность, созданная СМИ, важнее объективной реальности.

«Вдруг» стало важнее говорить, чем что либо делать в реальности. Противоречивые декларации западных политиков – от Трампа и Макрона до череды британских премьеров – свидетельствуют о том, что они мало заботятся о последовательности и адекватности политическим реалиям. Более того, они нередко игнорируют такие реалии. Воюющие стороны, например, сотрудничали и даже нередко успешно торговали (в частности, в Сирии). Как заметила политолог Л. Сидорова, «Войны, как и мир, рассматриваются как условия среды для ведения бизнеса…» [20, с. 25]. СВО – тоже не война, а специальная операция, когда задействована только часть национальных ресурсов, причем такая, которая не препятствует радикальному социально экономическому развитию, ежегодные темпы которого (4 %) выше среднемировых. В условиях реальной войны такое немыслимо, поэтому многие в нашей стране требуют мобилизации, как если бы страна воевала. Но она не воюет.

---

Так, Президент Российской Федерации В.В. Путин на пресс конференции в Белоруссии приводил примеры военных расходов США на войну в Индокитае, которые существенно превышали расходы России на СВО.

---

В современный период, как известно, мировой войны нет, но в то же время 2023–2024 годы были признаны самыми «воюющими годами» в современной истории, когда происходили одновременно десятки войн и конфликтов.  Внешне существовала иллюзия сохранения международного мира, и признание войн, даже такой, как СВО, которая является де факто самой крупной войной в современной Европе, не считалось нормой. Любые прогнозы и оценки в этих условиях носят достаточно условный характер, как, впрочем, и само стратегическое прогнозирование.

Соответственно, возникает естественный и достаточно общий теоретический вопрос о реалистичности таких общественно политических стратегических прогнозов, их реальной значимости и практической обоснованности. Этот факт не побоялись открыто признать молодые ученые МГИМО из РСМД [21], которые сослались опять же на западного прогнозиста, политолога Ф Тетлока, внесшего крупнейший вклад в пересмотр отношения к международно политическому прогнозированию.  С 1980 х гг. он начал проводить систематические опросы, в которых эксперты оценивали вероятность наступления конкретных событий. Спустя два десятилетия, в 2005 году, Тетлок опубликовал труд «Экспертное политическое суждение. Насколько оно хорошо? Как мы можем его оценить?», представлявший первую попытку научного изучения качества прогнозирования. Книга имела ошеломляющий эффект, продемонстрировав на обширном эмпирическом материале исчезающе малую разницу в точности прогнозов специалистов в предметной области и высоко эрудированных дилетантов. Более того, качество оценок обеих категорий незначительно отличалось от результатов случайного выбора. По уничижительному замечанию Тетлока, в области прогнозирования в среднем эксперты немногим отличаются от «шимпанзе, метающих дротики в дартсе ( )».

Тетлок подчеркивал: вывод о низкой точности относился к «средней температуре по больнице». При этом между экспертами прослеживался большой разброс в результатах. Некоторые давали несравненно лучшие прогнозы, чем остальные. В целом же, надо признать, российская политология всегда избегала какой либо конкретики, отделываясь максимально общими рассуждениями. Именно поэтому подготовленные и широко разрекламированные прогнозы старались забыть сразу же после их презентаций. Примечательно, что ни один прогноз РАН (насколько известно) так и не лег в основу СИД ВиВП и практически никогда не использовался.

Очевидно, что возникла необходимость определения характеристик, объясняющих эту разницу в прогнозах. В своих исследованиях Тетлок выявил ряд свойств, присущих «суперпрогнозистам», в числе которых проявились определенные характеристики: открытость мышления, терпимость к когнитивному диссонансу, самокритичность, детализация оценок, математический склад ума. Речь идет о методе, когда от дедукции происходит плавный переход к индукции, корректировке и многократной проверке логического построения сценариев, о котором писалось выше.

Работы Тетлока, в том числе, подтвердили, что фиксация проверяемых предположений о будущем и, главное, рефлексия над ошибками приводят к повышению точности оценок. Даже если исключить изъяны в прогнозах невозможно, их масштабы можно уменьшить, но для этого нужна готовность признать ранее допущенные просчеты.

В российской политологии такие прогнозы изначально были ориентированы на методики и приемы макроэкономики и глобальные тенденции, что неизбежно вело к периодическим провалам и отказам от разработанных материалов СП, о которых старались побыстрее забыть, заменив их новыми проектами, прогнозами, концепциями и планами, и, естественно, новыми ресурсами. На практике получается, что главный метод, который в реальности существовал в стратегическом планировании, заключался в том, чтобы (не закончив и не отчитавшись) как можно быстрее заменить один неудачный план (программу, концепцию) другим, всячески избегая конкретных выводов, не называя ни в коем случае виновных в провале.

Между тем, потребность в прогнозе, как минимум, на 5–7 лет к середине 2025 года стала очень острой в связи с развертыванием на Западе долгосрочных программ вооружений, ориентированных на эскалацию военно силового противоборства. Эта потребность стала объективной основой для разработки будущей стратегии и долгосрочной политики России до середины 30 х годов, прежде всего, с точки зрения ее точного целеполагания, определения национальной стратегии и оценки национальных интересов, а также стратегических целей развития. Не случайно, с начала 2020 х годов и до середины 2025 года прошла целая серия общественно политических и научных мероприятий, посвященных этой цели, например, конференция «Образ России и мира будущего», прошедшая в мае июне 2025 года, и в конечном итоге – попыткам разработки долгосрочной национальной стратегии России, основанной на прогнозе и точном целеполагании.

В этой связи очень актуально определение того, в каком преимущественно направлении, имеющем стратегическое значение, двигаться России – автаркии или глобализации. Ключевым при этом становится понятие «национальный суверенитет», который существенно шире государственного суверенитета, предполагая сохранение не только национальной системы культурных, духовных и исторических ценностей и особенностей, но и экономической, культурной и образовательной самодостаточности, а также (что нередко забывается) приоритет национально демографического развития.

Автор: А.И. Подберезкин, доктор исторических наук, профессор

 

---

Список источников

1. Цит. по: Джордж С. У Украины заканчиваются варианты отвоевать значительную территорию [Электронный ресурс]: The Washington Post, 20.08.2023 // https://www.washingtonpost.com/world/ 2023/08/20/ukrainecounteroffensive-analysis-war-russia/.
2. Афиногенов Д.А., Грибин Н.П., Назаров В.П. Основы стратегического планирования в Российской Федерации: учеб. пособие. М.: Проспект, 2015. 366 c.
3. Этой проблеме было посвящено несколько работ самого общего толка, среди которых можно отметить, например: Подберезкин А.И. Третья мировая война против России: введение к исследованию. М.: МГИМОУниверситет, 2015. 169 с., а также: Подберезкин А. И. Оценка и прогноз военно-политической обстановки. М.: Юстицинформ, 2021. 1080 с. и др.
4. Ребекка Лиснер и Мира Рэпп-Хупер. Отсутствовали при сотворении? Форин Аффеарс. 24 июня 2025 [Электронный ресурс]: //https://www.foreignaffairs.com/united-states/absent-creation-rebecca-lissner?utm _medium=newsletters&utm_source=twofa&utm_campaign/.
5. См. подробнее: Подберёзкин А.И. Онтология современной международной безопасности: противоборство автаркии и глобализации. М.: Издат. Дом «Международные отношения», 2024. 1670 с.
6. Сталин И.В. Сочинения в 13 томах. Том 9. М.: Госиздат, 1952 г. 383 с. (Заметки на современные темы).
7. См. подробнее: Зарудницкий В.Б. Факторы достижения победы в военных конфликтах будущего // Военная Мысль. 2021. № 8. С. 34–47.
8. См. подробнее: Подберёзкин А.И. Онтология современной международной безопасности: противоборство автаркии и глобализации. М.: Издат. Дом «Международные отношения», 2024. 1670 с.
9. Тернбулл М. Союзники Америки должны спасти себя, 6 июня 2025 // https://www.foreignaffairs.com/united-states/americas-allies-must-savethemselves?utm_medium=newsletters&utm_source=twofa&utm_campaign/.
10. Цит. по: Шабловский Ш.   С.В. Лавров о том, как ООН «выполняет свои функции» // Российская газета. 24 июня 2025 г. [Электронный ресурс]: URL: //https://rg.ru/2025/06/24/ne-v-magate.html.
11. Подберезкин А.И. Целеполагание стратегии США в отношении России. В кн.: Российский военный ежегодник «Russian Military Yearbook» / АО «Рособоронэкспорт». 2025. 192 с.
12. Подберезкин А.И. Политика и стратегия правящей элиты СССР / России // Обозреватель. 2025. № 1 (январь-февраль).
13. Путин В.В. Важно учесть глобальные тенденции развития военных технологий и опыт СВО // Русская линия, 11 июня 2025 г. [Электронный ресурс]: URL: https://ruskline.ru/news_rl/2025/06/12/vazhno_uchest_globalnye_tendencii_razvitiyavoennyh_tehnologii_i_opyt_svo
14. Путин назвал траты на оборону // РБК, 27 июня 2025 г. [Электронный ресурс]: URL: //https://www.rbc.ru/rbcfreenews/685eaf 519a79478c73d4276c.
15. Бюджетный запрос министерства обороны на 2026 год / Офис заместителя министра обороны США (контролера). 27 июня 2025 // [Электронный ресурс]: https://comptroller.defense.gov/Budget-Materials/Budget2026/.
16. См. подробнее: Подберезкин А.И. Третья мировая война против России: введение к исследованию. М.: МГИМО-Университет, 2015. 169 с.
17. Подберёзкин А.И., Тупик Г.В. Изменения в международной и военно-политической обстановке в мире после начала специальной военной операции на Украине: монография. М.: МГИМО-Университет, 2024. 603 с.
18. Подберёзкин А.И. Современная стратегия США и НАТО на Украине // Обозреватель. 2024. май-июнь. №3 (404).
19. Сидорова Л. Ни мира, ни войны… Проводники в новую реальность гибридных войн // Национальная оборона. 2025. № 2. Наука предвидения? Поиск пророков в своем отечестве. Совет по международным делам (РСМД), 4 сентября 2023 // [Электронный ресурс]: