Новый этап развития политики военной силы в международной обстановке: объективные предпосылки ускоренной трансформации военного искусства

 

По своему содержанию война стала всеохватывающим, всепроникающим и глубоко драматическим явлением… и остается неизбежным на обозримую перспективу[1]

А. Снесарёв, русский военный теоретик

 

Вынесенная русским военным философом мысль была искусственно поставлена под сомнение в советской и российской политической науке в последней трети прошлого века, когда сознательно политика «подкреплялась» псевдотеорией, навязанной западными либералами советским и российским политологам, о том, что военная сила потеряла свое значение. Этой «новой теории» были посвящены не только сотни книг и тысячи статей, но и — что горазда хуже — политическое обоснование политики постоянно растущих компромиссов и уступок[2] со стороны политического руководства СССР — России, что во многом стало причиной развала ОВД, СССР и мировой системы социализма.

Новая редакция Концепции внешней политики РФ впервые за многие годы с опозданием, но констатировала ренессанс использования военной силы в МО[3], связанный, прежде всего, с переходом к коалиционному и цивилизационному противоборству[4].

В политической и военной элите России этого долгое время не происходило, что свидетельствовало, прежде всего, о развале научных школ и системы подготовки кадров в постсоветский период и, конечно же, о традиционной инерции мышления. Критикуя видного военного теоретика Г.А. Леера[5], А.А. Свечин писал: Ему вовсе было чуждо представление об эволюции… Леер не понимал, что каждая эпоха создает свои предпосылки для стратегии (подч. — А.П.) и искал исключительно вечных принципов»[6].

«Свои предпосылки» в стратегии постсоветского периода вызревали стремительно, но для их политического признания нужно было мужество, в том числе и для того, чтобы признать собственные ошибки, которые и сегодня признаются правящей элитой с трудом. Как писал Г. Гудериан, «В политике никогда не следует прятаться от опасности, как страус, головой в песок, но именно такую стратегию слишком часто выбирал Гитлер, так же как его влиятельные политические, экономические и даже военные советники»[7].

Именно признание или не признание таких опасных реалий становится первым шагом к изменению в политике безопасности в государствах в третьем десятилетии нового века. Оно начинается с признания самых опасных глобальных тенденций, которые системно сказываются на безопасности государств, коренным образом изменили характер и структуру МО-ВПО.

Политики и военные США, например, выделяли три таких важнейших тенденции[8]:

— глобализации, охватившей всей сферы человеческой деятельности, ставшую «катализатором» экономического и социального развития, соперничества за ресурсы, социальной напряженности и политической нестабильности;

— демографическую, изменившую во многом не только соотношение сил в мире между ЛЧЦ и регионами, но и создавшую угрозы неконтролируемой эмиграции и социально-политической напряженности;

— неконтролируемого распространения технологий, что (особенно в военной области) ведет к радикальным изменениям в соотношении сил и военной мощи[9].

Считается до сих пор у некоторых учёных, что мировое сообщество противостоит этим опасным тенденциям, хотя реалии давно говорят об обратном. Как уже говорилось выше, стремительно усиливалась тенденция влияния развития военно-силовых средств и способов в политике вообще, и военной стратегии, в частности, на формирование МО и ВПО в мире. То, что прежде назвали бы «нарастающей милитаризацией политики».

Рис. 1.

Очевидно, что соотношение сил в мире, характеризующее состояние МО-ВПО в 2022 году[10], в следующем году изменилось. Оно отчасти характеризуется отношениями государств (в данном случае стран Африки), проанализированное сотрудниками ИМИ МГИМО при помощи метода соотношения компонентов[11]. Авторы, в частности, делают вывод: Реакция на украинский кризис стала сложным явлением международных отношений. Многие страны в той или иной степени затушёвывают свою позицию, стараются, особенно на декларативном уровне, сделать её расплывчатой.

Это ограничивает анализ картины мнений количественными и качественными методами (хотя выходил целый ряд успешных работ на базе качественных методов анализа. Но ещё более сложная задача — соотнести позиции 193 государств мира по сопоставимым параметрам, чтобы судить о близости тех или иных из них, категоризировать их на группы и т.д. Исследовательская группа ИМИ МГИМО на базе Центра евроазиатских исследований ведёт, опираясь на количественные методы, работу по анализу мировой реакции на украинский кризис. Особенности применяемого метода дают результат, в котором главное — не выяснение точки зрения каждой отдельной страны, а их соотношение между собой. То есть на выходе получается система координат мировой реакции на украинский кризис и положение в ней отдельных стран, а также их групп (другими словами, это картирование, при котором взаиморасположение определяется не географическим соседством, а близостью позиций в связи с украинским кризисом)[12].

Авторы: А.И. Подберезкин, О.Е. Родионов