Опубликовано в журнале «Военная Мысль», 2007г., №2

Достигнутое во второй половине ХХ столетия единство сил воздушного и космического нападения, освоенных ими общих форм агрессии, требовали организации такой же интегрированной по задачам, средствам, реализуемым формам, пространству и времени воздушно-космической обороны (ВКО) России.

Примечателен тот факт, что при полном отсутствии концепции построения и теории применения ВКО, наша страна впервые в мире её создала и успешно использовала как один из факторов сдерживания войны.

Ещё в 60-е годы были заложены практические начала ВКО. Она строилась на принципах комплексного ведения как противовоздушной (ПВО), так и ракетно-космической (РКО) обороны против единого противника, действующего в воздушно-космическом пространстве. В рамках единого вида ВС (Войск ПВО) было организовано единое управление округами и отдельными армиями ПВО, армией предупреждения о ракетном нападении (ПРН), армией противоракетной обороны (ПРО) и корпусом контроля космического пространства (ККП). Их совместное применение предусматривалось в рамках общей формы военных действий – стратегической операции по отражению воздушно-космического нападения противника. А Главком Войск ПВО и его штаб осуществляли подготовку этой операции, управляли войсками в ходе её проведения и несли ответственность за результат действий всех сил ВКО.

Безусловно, организацию ВКО того времени нельзя считать совершенной. Она имела существенные недостатки.

Во-первых, уже существуя фактически, ВКО не была оформлена юридически и защищена законодательно. В руководящих документах не было ни такого вида обороны, ни вида ВС, ни командования, ни самого понятия ВКО.

Во-вторых, система борьбы с воздушно-космическим противником была структурно непропорциональной. Её противовоздушная составляющая прошла испытание второй мировой войной, впитала опыт боевых действий в локальных войнах и была организована с учётом уроков, полученных на полях сражений. Ракетно-космическая составляющая, напротив, едва зародилась и не имела такого опыта. По своим масштабам, боевому составу и потенциальным возможностям система ПВО была несоизмеримой с системой РКО.

В-третьих, подготовка высококвалифицированных кадров для войск, решающих задачи ПВО, и для войск, решающих задачи РКО, велась недостаточно интегрировано, а Военная командная академия, готовившая специалистов для обеих ветвей ВКО, даже своим наименованием отражала не суть выпускаемого продукта, а принадлежность к виду ВС СССР – Войскам ПВО.

Вплоть до 90-х годов дело стояло за малым – переименовать Войска ПВО в Войска ВКО. Изменение формальных признаков материальной системы ВКО могло инициировать прогрессивные изменения в содержании её действий. В своё время, анализируя возможности такой трансформации, П.Ф. Батицкий сказал: «При очень разных пока масштабах ПВО и РКО единая система на двух разных ногах – слоновьей и журавлиной – не смотрится, подождём».

К сожалению, не дождались.

После развала страны новые независимые государства растащили систему ВКО СССР по принципу «что на моей территории, то моё». В сложившихся условиях как искра надежды на восстановление утраченного, был воспринят указ Президента от 13.07.1993 года № 1032. В соответствии с этим документом на базе доставшейся России части систем ПВО и РКО должно было начаться создание «единой воздушно-космической обороны РФ». Причём, в Указе отмечалось, что ВКО РФ создаётся на базе Войск ПВО.

Но надежды оказались преждевременными. Дальнейшие реорганизации ВС РФ, проводившиеся под вывеской военной реформы, усугубили положение, сдвинув процесс организации ВКО с мёртвой точки… в сторону её очевидного регресса. Здесь следует выделить несколько шагов «эволюции во вред».

Первый шаг связан с передачей войск РКО из Войск ПВО в РВСН. Какие качества приобрели, а какие потеряли ВС РФ в результате такого решения?

Ответ на поставленный вопрос следует давать с двух позиций – ядерного сдерживания и воздушно-космической обороны.

Основным аргументом в пользу слияния войск РКО с РВСН в 90-е годы приводилось то, что для своевременного и эффективного нанесения ответно-встречного ядерного удара необходимо вскрытие факта старта МБР противника. А это, как раз, и есть основная функция войск (сил) РКО. Поэтому, если объединение РКО будет подчинено Главнокомандующему (командующему) РВСН, то эффективность ракетно-ядерного удара якобы повысится.

Звучало убедительно, но конъюнктурно.

Во-первых, вскрытие факта старта баллистических ракет противника является лишь одной из многих функций системы РКО. Другие функции (обнаружение, определение координат и параметров движения космических объектов, сбор и анализ информации, выявление признаков начала боевых действий в космосе и из космоса, уничтожение космических аппаратов противника военного назначение, противоракетная оборона отдельных экономических районов страны) не имеют ничего общего с потребностями РВСН.

Во-вторых, некоторые из перечисленных функций войск РКО востребованы постоянно, в том числе в мирное время, в интересах обеспечения безопасного повседневного использования космоса (например, контроль параметров орбит отслуживших аппаратов и «космического мусора», точный прогноз точек их падения и др.). Ряд задач возлагается на РКО в ходе обычной войны, с началом применения ядерного оружия, после взаимного «обмена» ядерными ударами. Эти действия ни по цели, ни по содержанию, ни по пространственно-временным характеристикам не вписывается в «одноразовую» схему выполнения задач РВСН, которым после осуществления старта (причём, только в ракетно-ядерной войне) надо искать иное предназначение.

В-третьих, и это главное, сама схема прохождения информации о старте баллистических ракет осталась прежней, и иной она быть не могла. РВСН применяются не по решению Главнокомандующего видом (родом войск) ВС РФ, а по решению ВГК (Президента РФ). Именно он был и остаётся основным потребителем информации о старте МБР противника, которая поступает от войск РКО. На командные пункты и в Главные штабы видов (родов войск) ВС РФ (в том числе – РВСН) с пункта управления силами РКО поступает лишь информация оповещения, необходимая всем в одинаковой мере для своевременного реагирования на опасность ядерного поражения войск и объектов.

Может быть от слияния РВСН и войск РКО повысилась воздушно-космическая безопасность России ?

Отрицательный ответ на данный вопрос ещё более очевиден. Отделение РКО от ПВО оказалось просто губительным для ВКО страны. В случае развязывания военных действий силы ПВО и силы РКО должны были принимать участие в стратегической операции, целью которой является отражение воздушно-космического нападения противника. Но сложилась ситуация, в которой планирование такой операции, её проведение и ответственность за результат становились функциями различных органов управления (ранее все эти функции возлагались на Войска ПВО и их главкомат).

В новых условиях вряд ли было возможно объяснить:

1. ради чего потребовалось менять то, что есть и слажено, на то, чего нет, отбирая у тех, кто занимался этим с самого начала, и передавая другим, ранее подобным не занимавшимся;

2. чем разделённые системы ПВО и РКО стали лучше единой системы ВКО;

3. почему взаимодействие отдельных систем ПВО и РКО посчитали предпочтительнее централизованных действий в единой системе ВКО;

4. кто будет организовывать взаимодействие системы ПВО с системой РКО на межвидовом уровне, кто и с помощью каких технических средств его будет осуществлять, кто и когда определит их облик, задаст разработку, получит на вооружение (в СССР на подобное уходили десятилетия и не всегда успешно).

Таким образом, принятое и состоявшееся в 1997 году решение о переподчинении войск РКО РВСН не принесло никакой пользы ракетно-ядерным силам России, зато нанесло существенный вред воздушно-космической обороне государства. Оно ставило больше вопросов, чем находило ответов, что и обусловило поиск новых направлений реформирования ВС РФ.

История снова предоставила шанс России возродить систему ВКО (ценой признания и исправления допущенной ошибки). Но он не был использован.

Второй шаг «эволюции» составных частей бывшей системы ВКО заключался в изъятии войск РКО из РВСН и их слиянии с Военно-космическими силами (ВКС), также ранее входившими в состав РВСН. Результатом проведенной в 2001 году интеграции стало рождение Космических войск.

Проанализируем данное решение по прежней схеме - кому и что это дало.

Военно-космические силы, созданные в 1992 году, включали космодромы, Главный испытательный центр испытаний и управления космическими аппаратами (КА), арсеналы, учебные, научно-исследовательские и другие учреждения. Основная задача ВКС – поддержание в установленном составе и боеспособном состоянии орбитальных группировок КА военного назначения и наземных средств запуска и управления, осуществление запусков КА и управление ими в орбитальном полёте.

Формирования ВКС применялись в форме обеспечивающих действий.

За войсками РКО сохранялись их прежние функции (см. выше). Основной формой применения объединения РКО, способного поражать баллистические и (в перспективе) космические средства противника, были боевые действия.

По своему целевому предназначению, решаемым задачам, формам и способам их выполнения силы РКО совместимы с военно-космическими силами не более чем с РВСН. С аналогичным успехом их можно было включить в состав ВДВ или передать в подчинение белорусским партизанам.

Но обсуждаемая проблема состоит не в этом. Главное, что система ВКО по-прежнему осталась разделённой. Борьба с единым воздушно-космическим противником организуется разными штабами. Вместо централизованного управления силами ВКО мы в лучшем случае имеем их взаимодействие. А отвечать за результаты отражения воздушно-космической агрессии просто некому.

Таким образом, как и в рассмотренном первом случае, структурное объединение двух важнейших составляющих ВС РФ – сил РКО и ВКС не привело (и не могло привести) к их функциональному единству в рамках вновь созданных Космических войск. Ни ВКС, ни РКО не приобрели новых свойств. А системы ВКО как не было, так и нет.

Третий шаг преобразований войск (сил), ответственных за воздушно-космическую безопасность нашей Родины, был сделан не после, а наряду с предыдущими.

16 июля 1997 года Указом Президента РФ № 725 были ликвидированы Войска ПВО как вид ВС, на базе которого должна была строиться воздушно-космическая оборона России. Так, единственный правовой акт в области организации ВКО, формально не отменённый, фактически утратил свою силу и потерял первоначальный смысл.

Какие последствия повлекло такое решение ?

1. После слияния Войск ПВО и Военно-воздушных сил оперативные объединения нового вида Вооруженных Сил с оказавшимися в них силами ПВО были переданы в оперативное подчинение командующим войсками военных округов. При этом у армий ВВС и ПВО «отобрали» операцию как форму действий. Подобного противоречия между декларированным оперативным уровнем формирования и реализуемой им тактической формой применения не допустили ни в одном виде Вооруженных Сил.

2. Зоны (районы) ПВО, созданные ранее как межвидовые оперативные (оперативно-тактические) формирования войск ПВО, были ликвидированы. Единое управление всеми силами ПВО, находящимися на одной территории, стало проблематичным. Не стало лица и органа, обязанного и обладающего необходимыми правами по оперативному руководству войсками (силами) ПВО Военно-воздушных сил, Военно-морского флота и Сухопутных войск в общем пространстве, в одно время, против общего воздушного противника.

Прежняя система управления (её техническая составляющая) сохраняется и эксплуатируется. Но дальнейшее развитие этой системы под потребности совместных действий разновидовых войск ПВО свёртывается ввиду отхода от территориального принципа их организации. Новые комплексы средств автоматизации не разрабатываются. А имеющиеся КСА позволяют управлять в автоматизированном режиме лишь силами противовоздушной обороны ВВС и частично фронтовыми, армейскими комплектами ПВО. Остальные силы ПВО (в СВ – ниже армейского уровня, в ВМФ – все) оказались не замкнутыми в общий контур автоматизированного управления.

Единое управление силами ПВО в новых общевойсковых структурах (в группировках войск на СН, в региональных группировках войск) формально провозглашено. Однако для его реального осуществления следует полностью пересмотреть подход к системе управления и возродить территориальный принцип организации ПВО. Любое средство противовоздушной обороны (ЗРК, истребитель, РЛС, станция помех и др.) вне зависимости от его видовой и ведомственной принадлежности, оказавшись на определенной территории, должно быть немедленно включено в зональную (районную) информационную сеть. Оно становится одновременно и потребителем информации (о противнике, о воздушной обстановке, о соседях, о характере предстоящих задач) и источником информации (о своём местоположении, состоянии, боевых возможностях, результатах действий). Созданный территориальный орган управления включает данное средство в свою информационную базу, что позволяет в дальнейшем учитывать его как элемент системы ПВО при планировании боевых действий, постановке задач, целераспределении. Тем самым не только повысится эффективность отражения воздушных ударов за счёт рационального распределения средств ПВО по целям, но и будут исключены потери своей авиации от собственных средств ПВО.

3. С переходом к организации ПВО «по стратегическим направлениям (СН)» такие категории как воздушное направление (ВН) и стратегические воздушно-космические направления (СВКН) постепенно предаются забвению. Число, границы и даже названия ВН стали совпадать с числом, границами и названием СН. Чем такое искусственное совмещение чревато для ВКО ? Тем, что пространство отражения воздушной агрессии оказывается (на оперативном уровне) рассогласованным с пространством самой воздушной агрессии.

Всё это лишь не приближало к решению проблемы создания ВКО России.

Дальнейшие шаги «совершенствования» того, что осталось от системы ВКО, можно прогнозировать исходя из проходящих военно-стратегических экспериментов и на фоне общих тенденций реформирования ВС РФ. Переход на управление «по стратегическим направлениям», или «по региональным командованиям» при неочевидных плюсах организации вооруженной борьбы «на земле», не выводит из сложившегося тупика её организации в воздушно-космической сфере. В ней нет места единой системе ВКО в масштабах государства, а противовоздушная оборона объектов на территории страны уступает место противовоздушной обороне войск во фронтовой полосе.

Рано или поздно придёт понимание того, что ВКО является не просто разновидностью военных действий, а важнейшей составляющей военной безопасности государства. И её организация является не функцией вида (ВВС) и даже не функцией МО РФ, а предметом заботы органов управления России. Если всё-таки это произойдёт (хорошо бы ещё в мирное время), то в процессе её дальнейшей эволюции необходимо будет решить целый ряд проблем.

Первая проблема – нормативно-правовая. В апреле 2006 г. Президентом РФ утверждена Концепция создания воздушно-космической обороны России. Разработан план по её реализации в государстве. Но вся эта работа проводилась при отсутствии стройной концепции военного (тем более – оборонного) строительства в РФ, на фоне несформированного облика ВС РФ, в условиях, когда вектор военной реформы постоянно менял своё направление. Воздушно-космическая угроза не выделена как важнейшая среди внешних военных угроз в Концепции Национальной безопасности России, а строительство воздушно-космической обороны не заявлено в отечественной Военной доктрине.

В результате продолжительных согласований между видами и родами ВС РФ концептуальные документы в области организации ВКО России оказались обтекаемыми и неконкретными по своему содержанию. Не определён орган в Министерстве обороны и Генеральном штабе, который должен отвечать за ВКО России. В Вооруженных силах отсутствуют специалисты ВКО, и по настоящее время нет государственного заказа на их подготовку в стенах ВА ВКО.

Вторая проблема таится в опасности «забалтывания» самого предмета разговора – Воздушно-космической обороны РФ. Сегодня многие говорят, а те, от кого зависят ключевые решения, безусловно, понимают важность организации ВКО России, но с оговоркой – чтобы её построить, не вкладывая туда ни копейки. В качестве «отвлекающих» мероприятий здесь возможны различные переименования (учебных заведений, форм стратегических действий), слияния видов ВС РФ и др. Опасной является тенденция создания ВКО отдельно взятого района или города под вывеской «ВКО РФ». Воздушно-космическая оборона возможна только в масштабах государства (даже не в масштабах Вооружённых Сил !). Любая другая затея должна рассматриваться как авантюра, направленная на отвлечение финансовых средств из государственного бюджета «в никуда». Нельзя защитить Москву отдельно от России.

Третья проблема состоит в размытости понимания сущности ВКО. Отдельные реформаторы под системой ВКО понимают всё, что стреляет в воздух и космос, летает, излучает электромагнитную энергию, обнаруживает, ставит помехи, то есть – обладает определёнными свойствами и применяется в борьбе с силами воздушного и космического нападения. Поэтому сегодня срыв стратегической воздушно-космической операции вероятного противника возлагается не на цельную систему ВКО, а на некую совокупность войск (сил), простой «набор» формирований видов и родов войск ВС, подчиненных разным органам управления, реализующих свои формы действий, находящихся там, где им предписано быть развёрнутыми по линии непосредственного подчинения, и не имеющих единого стратегического органа управления. Вот и выходит, что ясно для чего, ясно как действовать, но не ясно кто это будет делать и под чьим управлением. А самое страшное – некому отвечать за результат отражения воздушно-космической агрессии.

Безусловно, имеются и другие проблемы, часть из которых носят объективный характер и неразрывно связаны с экономическим потенциалом государства, возможностями его военного бюджета, состоянием оборонного комплекса. Их решение – дело времени. Наладится экономика – отпадут проблемы. Есть препятствия чисто технического характера – построение системы управления ВКО, её увязка в общую систему управления Вооруженными Силами и др. Эти препятствия также преодолимы.

Важно, чтобы к моменту выхода из кризиса объективно сложившихся проблем, мы не загнали сами себя в тупик проблем искусственно созданных, не запутались концептуально и понимали, какую воздушно-космическую оборону мы хотим реализовать, и какую систему ВКО для этого следует строить.

Автор: Юрий Криницкий
Источник:  Военная Мысль 02.2007

Появление сил и средств воздушного (а тем более воздушно-космического) нападения, обретение ими решающей роли в достижении целей войны поставило вопрос относительно третьей сферы вооруженной борьбы. И здесь все оказалось не так однозначно.

Дискуссии военных специалистов на тему, что такое сфера вооруженной борьбы, имеют сравнительно молодую историю. До тех пор, пока боевые действия велись в двухмерном пространстве (на плоской поверхности земного шара), в этом не было особой необходимости. Понятия континентального и океанского театров военных действий (КТВД, ОТВД) прочно укоренились в военной терминологии и в научном смысле они не конфликтовали между собой.

Появление сил и средств воздушного (а тем более воздушно-космического) нападения, обретение ими решающей роли в достижении целей войны поставило вопрос относительно третьей сферы вооруженной борьбы. И здесь все оказалось не так однозначно.

К сожалению, даже военные ученые нередко ставят знак равенства между сферами вооруженной борьбы и физическими средами обитания. Их логика рассуждений такова: есть земная твердь, водная акватория и небо (газообразная субстанция над континентами и морями). Все то, что в бою движется по суше (ползает, ходит, бегает, ездит на колесах или гусеничном ходу), относится к наземной сфере вооруженной борьбы. Все, что плавает (или по морской терминологии – ходит) по воде и под водой, относится к морской сфере. Все, что летает или зависает над поверхностью нашей планеты, – к воздушно-космической сфере.

Но есть другой подход, когда ключевыми признаками сферы вооруженной борьбы выступают не физико-географические свойства используемой среды, а оперативно-тактическая целесообразность применения тех или иных войск (сил и средств). Нахождение объекта поражения (подавления, окружения, захвата и т. д.) на земле есть главный признак того, что военные действия ведутся в наземной сфере вооруженной борьбы. Главный признак морской сферы вооруженной борьбы – нахождение объекта поражения в морской физической среде. О воздушной сфере вооруженной борьбы стало возможным говорить, когда в воздушной физической среде появились объекты, в которые можно было стрелять и которые можно было уничтожить.

Появление таких объектов поражения в космической физической среде, их интеграция с воздушными объектами позволяют говорить о воздушно-космической сфере вооруженной борьбы как особом театре военных действий, в котором объекты поражения (воздушные, космические, баллистические, гиперзвуковые и другие цели) находятся в воздушно-космическом пространстве.

Этот подход и положим в основу дальнейшего анализа по теме.

Летательные аппараты, которые, используя воздушную среду, применялись для поражения наземных (морских) объектов, получили название средств воздушного нападения (СВН). Для борьбы с ними создавалось оружие противовоздушной обороны (ПВО).

Силы и средства ПВО, тактика противовоздушного боя развивались по мере того, как совершенствовались средства воздушного нападения и тактика их применения.

Изначально не вызывало сомнений, к какому виду военных действий относить отражение воздушного нападения. Это была, конечно же, оборона, о чем говорило само предназначение сил ПВО – защитить объекты от ударов с воздуха. Это и закрепилось прочно в названии войск – Войска противовоздушной обороны. Боевая задача зенитному артиллерийскому или истребительному авиационному полку требовала защитить конкретный объект (или несколько объектов) от ударов СВН. Эта тенденция позже сохранилась при поступлении на вооружение Войск ПВО зенитных ракетных комплексов (систем) и даже истребителей с реактивными двигателями.

Объектовая ПВО была тактически оправданной. Средства воздушного нападения (бомбардировщики, штурмовики) первоначально имели бортовое оружие относительно короткого радиуса действий. Для эффективного применения такого оружия самолету противника требовалось непосредственно выйти на объект либо оказаться рядом с ним. Исходя из этого создавалась и система ПВО. Зенитные средства размещались на ближних подступах к обороняемому объекту. Да и время нахождения в воздухе истребителя было настолько ограниченным, что после совершения одной-двух атак он был вынужден возвращаться на аэродром. Поэтому вся инфраструктура ПВО (командные пункты, аэродромы, огневые позиции) имела жесткую территориальную привязку к прикрываемым объектам.

ОЦЕНКА РЕЗУЛЬТАТОВ ВООРУЖЕННОЙ БОРЬБЫ

Любые военные действия подлежат оценке. Их эффективность определяется как априори (научный прогноз ожидаемых результатов противоборства), так и апостериори (фиксация достигнутых результатов боевых действий после отражения воздушного удара).

Мерой оценки эффективности всегда служит степень достижения поставленной цели. Поскольку целью применения войск (сил и средств) ПВО на тактическом уровне была защита объекта, то и оценивать следовало, каким образом применение данного тактического формирования (части, подразделения) противовоздушной обороны повлияет (или повлияло) на судьбу прикрываемого объекта. Вполне логично, что показатель, используемый при такой постановке вопроса, по своей физической и тактической сущности – предотвращенный силами ПВО ущерб объекту.

Показатель мог быть количественным (число или доля сохраненных силами ПВО единичных элементов в структуре сложного объекта, вероятность сохранения объекта без учета накопления ущерба и т. п.). Или он мог быть количественно-качественным (отношение суммарной абсолютной важности сохраненных единичных элементов в структуре сложного объекта к абсолютной важности всего объекта, вероятность сохранения объекта с учетом накопления ущерба и др.).

Эти же показатели как само собой разумеющееся переносились на оперативный и даже на стратегический уровень. Только рассматривался не один, а все объекты, определенные в боевой задаче соединению, объединению Войск ПВО и расположенные в пределах границ его ответственности. А итоги подводились не по результатам тактического эпизода (противовоздушного боя), а по результатам целого противовоздушного (воздушного) сражения, операции. Тогда, например, количественным показателем могло выступать математическое ожидание (МОЖ) числа сохраненных объектов, а количественно-качественным – относительная величина предотвращенного ущерба объектам обороны с учетом их неодинаковой важности.

Такой подход, с одной стороны, был вполне разумным, поскольку отвечал целевому предназначению войск (сил) ПВО, а главное – их оборонительному характеру действий. Но с другой – он предопределял пассивность в применении группировки. Если, к примеру, воздушная цель, даже будучи очень важной, шла «пролетом» через данный объект и не представляла для него опасности (с учетом курса, высоты, скорости, имеющегося на борту вооружения), то и обстреливать ее не имело смысла. Уничтожение такого средства воздушного нападения не требовалось боевой задачей, было необязательным, обременительным по расходу ресурса и не влияло на показатель оценки эффективности боевых действий именно этого войскового формирования.

Истребительная авиация, всего лишь отогнавшая воздушного противника от объекта, могла считать свою боевую задачу выполненной, даже если не сбила ни одного вражеского самолета.

Система оборонительных показателей имела и еще одно слабое место. Уничтожить все средства воздушного нападения практически невозможно. Особенно, если их много. Но даже один прорвавшийся через систему огня самолет, крылатая ракета, беспилотный летательный аппарат мог причинить объекту разрушения, несовместимые с его дальнейшим функциональным предназначением. В мировой истории организации ПВО известны единичные факты успешных боевых действий, если оценивать их по показателю предотвращенного ущерба объектам. Это оборона Лондона и Москвы в годы Второй мировой войны, некоторые примеры по прикрытию объектов силами ПВО Вьетнамской народной армии в 1970-е гг.

Следовательно, даже отлично подготовленный боевой расчет, уничтоживший большую часть СВН в ударе, реализовавший предельные возможности вооружения, может быть оценен как невыполнивший боевую задачу, а его командир привлечен к ответственности, если он пропустил единственную, но именно ту цель, которая вывела из строя объект.

И наоборот: допустим, что боевая стрельба в ходе противовоздушного боя была совершенно нерезультативной по числу уничтоженных средств воздушного нападения. Боевой расчет откровенно «мазал». К объекту прорвались все цели, но противник не разрушил объект из-за неточности бомбометания. Однако по результатам выполнения боевой задачи командир будет отмечен в лучшую сторону, поскольку эффективность боевых действий его подразделения по показателю предотвращенного ущерба составила Эпр=1. Только разве это заслуга его, а не противника?

ОБОРОНЯТЬСЯ ИЛИ НАПАДАТЬ?

Дальнейшее совершенствование средств и способов воздушной агрессии шло по ряду направлений. Увеличивался радиус боевого применения бортовых средств, возрастали дальность и скорость СВН, расширялся высотный диапазон их полетов.

Определить, какой воздушной цели назначен для поражения конкретный объект, становилось все сложнее. Из области математики эта задача плавно переходила в область интуитивного прогнозирования. По точности такой прогноз мог конкурировать разве что с гаданием на кофейной гуще. Например, дальняя граница поражения крупноразмерной воздушной цели (стратегического бомбардировщика) зенитным ракетным комплексом дальнего действия (ЗРК ДД) на большой высоте была почти 250 километров. Чтобы поразить такую цель на пределе возможностей, пуск зенитной управляемой ракеты (ЗУР) следовало произвести на дальности около 400 километров. Выбрать на таком расстоянии в сложной воздушной обстановке цель, назначенную именно на прикрываемый объект, стало не то что трудно, а в принципе невозможно.

Эффективная борьба с СВН становилась возможной только при уничтожении носителей до рубежа применения бортового оружия. А рубеж этот по мере развития военных технологий отодвигался все дальше. Для свое-временного перехвата стратегической авиации, применяемой по плану «Гигантское копье», требовались истребители с большим боевым радиусом. Такие самолеты (МиГ-31) были созданы, и это принципиально повлияло на тактику и оперативное искусство Войск ПВО. Сформированные передовые авиационные эшелоны (ПАЭ) должны были перехватить агрессора над акваторией Северного Ледовитого океана. Какие здесь могли быть прогнозы относительно объектов обороны? Надо было сбить как можно больше носителей вне зависимости от их предполагаемого распределения по объектам удара.

Такая ситуация сложилась уже к 1980-м гг. К сегодняшнему дню она еще более обострилась. Потенциальным агрессором разрабатываются гиперзвуковые летательные аппараты, воздушно-космические самолеты, пространственный диапазон применения которых расширяется не только по дальности, но и по высоте. Многократно вырастут их скорости. Разнообразнее станут траектории полета (аэродинамическая, баллистическая, космическая траектории будут сочетаться в одном полете одного СВН).

Закономерно, что разработанные к настоящему времени и проектируемые российским ОПК на перспективу (теперь уже для системы ВКО страны) образцы зенитного ракетного вооружения также устремлены на освоение больших высот, дальностей и скоростей. Можно ли в этих условиях искать крайнего, кто ответит за потерянный объект обороны? И можно ли в боевой задаче ориентировать войска на защиту конкретных объектов? Конечно же, нельзя.

Следовательно, и система показателей оценки эффективности должна меняться. Акцент следует переместить с предотвращенного ущерба объектам обороны на ущерб, причиненный воздушному (воздушно-космическому) противнику. Это может быть МОЖ числа уничтоженных СВН без учета их разнообразия (допустим, если воздушный удар наносится только крылатыми ракетами) или относительный ущерб потенциалу налетающего противника с учетом важности уничтоженных и подавленных СВН. Все остальное тоже важно, но лишь в качестве вспомогательных показателей.

Есть много научных исследований, где математически доказана взаимо-связь между показателями предотвращенного ущерба объектам и показателями ущерба противнику. Действительно, чем больше средств воздушного нападения будет уничтожено, тем меньший ущерб объектам смогут причинить уцелевшие самолеты, крылатые ракеты и т. д. Но обратной силы эта взаимо-связь не имеет. Сохранение объектов вовсе не означает, что была успешно отражена воздушная операция и группировка ПВО (ВКО) нанесла поражение силам воздушного (воздушно-космического) нападения.

Сохранение объектов – необязательно заслуга войск, их обороняющих. Во-первых, как уже было сказано ранее, сам противник мог некачественно отработать боевую задачу. Во-вторых, объекты могли быть хорошо замаскированы. Они могли быть укреплены в инженерном отношении или даже убраны под землю (подземные заводы, электростанции, командные пункты, аэродромы и др. – не такая уж фантастика).

Наконец, обороняемые объекты могли скрытно сменить места своего нахождения (например пусковые установки и командные пункты подвижных грунтовых ракетных комплексов РВСН). В Великую Отечественную войну были спасены сотни зданий в крупных городах за счет того, что граждане сбрасывали с крыш зажигательные бомбы.

Получается, что предотвращенный ущерб обороняемым объектам является не прямым следствием боевых действий войск ПВО (ВКО), а косвенным, вторичным, опосредованным их результатом. Игнорировать, пренебрегать этим результатом не следует, его полезно анализировать, в том числе и для принятия важных решений. Но все-таки оборона объектов не может быть целью (боевой задачей) войскового формирования. Прямое предназначение подразделения, части, соединения, объединения войск, решающих задачу борьбы с воздушно-космическим противником, – уничтожение средств воздушно-космического нападения.

Чем больше их сбито, повреждено, подавлено – тем в большей степени достигнута цель, тем лучше результат, тем выше эффективность боевых действий. При уничтожении всех СВКН эффективность боевых действий равна единице.

ГРУППИРОВКА ВКО КАК СИСТЕМА

В подтверждение сделанному заключению относительно цели применения войск ПВО (ВКО) представим их как систему («черный ящик»). Такое представление не противоречит военной теории, поскольку любая цельная группировка (войсковое формирование) войск противовоздушной обороны создает систему ПВО. Это закреплено и руководящими документами (боевыми уставами, наставлениями).

Любая система имеет вход, выход, обратную связь. Любая система перерабатывает то, что поступает на ее вход для того, чтобы иметь необходимый продукт на выходе. То, что внутри «черного ящика», – внутренняя среда системы. То, что вокруг, – внешняя среда. Для превращения входного продукта в выходной продукт система реализует определенный процесс. В ходе этого процесса она расходует некий ресурс.

Это из общей теории систем. А применительно к системе ПВО (ВКО) получим следующее. «Черный ящик» – группировка войск ПВО (ВКО). Это может быть войсковое формирование тактического, оперативного или стратегического масштаба со своими подсистемами – информационно-разведывательной, огневого поражения и подавления, обеспечения, управления. Иногда подсистемы ПВО классифицируют по другим признакам, например по включенным в ее состав силам и средствам (подсистема зенитного ракетного огня, подсистема истребительного авиационного прикрытия и др.). В нашем случае это не столь важно.

Что поступает на вход системы ПВО (ВКО)? Явно не объекты обороны. На ее входе – средства воздушно-космического нападения противника (самолеты, крылатые ракеты, баллистические ракеты, беспилотные летательные аппараты, аэростаты, искусственные спутники, ГЗЛА). Это положение принципиально важно, потому что сразу отметает традиционную и ошибочную версию предназначения войск ПВО – оборонять объекты.

На выходе нашей системы – обломки уничтоженных СВКН и останки вражеских летчиков, а также технически неповрежденные СВКН, но временно оказавшиеся неспособными выполнить боевую задачу из-за немеханического воздействия по ним (например в результате радиоэлектронного подавления БРЛС средствами РЭБ). Опять же очевидно, что на выходе – не объекты обороны, сохраненные системой ПВО.

Технологический процесс переработки боеготовых летательных аппаратов противника в прах (превращения того, что поступило на вход системы, в то, что получается на ее выходе) есть способ боевых действий группировки ПВО. В более формальном смысле – противовоздушный (воздушный) бой, сражение, операция.

Расходуемый в технологическом процессе ресурс – зенитные управляемые ракеты, авиационные средства поражения (АСП), топливо, моторесурс вооружения и военной техники (ВВТ) и др. Разве использование этого ресурса (например стрельба ЗУР) имеет прямое отношение к сохранению объекта? Нет. В область подрыва радиовзрывателя попадает средство воздушного нападения. Область разлета осколков накрывает СВН. И система имеет на выходе то, что должна иметь, – обломки этого СВН.

Обратные связи системы ПВО – это учет промежуточных результатов ведения огня с целью недопущения стрельбы по уже уничтоженному СВН, учет расхода ресурса, учет информации о важности (приоритете) воздушного объекта и др.

Внешняя среда системы – военно-географические условия района боевых действий. Они влияют как на характер действий СВН, так и на производительность системы ПВО (ВКО).

ОТ ТЕОРИИ К ПРАКТИКЕ

Возвращаемся к системе ВКО. Итак, считаем доказанным, что основным показателем оценки ее эффективности является не предотвращенный ущерб своим объектам обороны, а причиненный ущерб воздушно-космическому противнику. Несет ли это научное положение (на первый взгляд чисто теоретическое) прикладной смысл?

Ответ утвердительный.

Во-первых, меняется подход к организации борьбы в воздушно-космической сфере. Она перестает быть пассивной, выжидательной и позиционной. Вместо того чтобы мертво стоять на объекте, даже если действий воздушного противника в ближайшее время по этому объекту не предполагаются, командир (командующий) оказывается заинтересованным в поиске противника. Он инициативен, а боевые действия по ПВО становятся активными и маневренными.

Примеры такой организации борьбы с СВН уже известны.

На тактическом уровне – свободная охота истребителей в годы Великой Отечественной войны, засадные действия зенитных ракетных подразделений, практиковавшиеся во Вьетнаме и в Югославии, создание скрытого радиолокационного поля РТВ на тактических учениях.

На оперативном уровне – применение передового авиационного эшелона для перехвата стратегической авиации над арктическими акваториями, реализация принципов маневренной ПВО (разработаны в Тверской ВА ВКО), любые действия в рамках противокосмической обороны.

На стратегическом уровне – создание мобильных формирований ПВО (были созданы в середине 1990-х гг., но через четыре года ликвидированы), подчиненных непосредственно главнокомандующему Войсками ПВО, любые действия по предупреждению о ракетно-космическом нападении.

С учетом сказанного в самом словосочетании «воздушно-космическая оборона» слово «оборона» теряет свой первоначальный смысл и употребляется скорее по традиции, а не для обозначения вида военных действий. На самом деле это уже не оборона, а самое настоящее нападение на противника в самостоятельной воздушно-космической сфере вооруженной борьбы. И защищаться от такого агрессивного поведения войск и сил ВКО придется тому, чьи военные объекты находятся в воздушно-космической физической среде.

Во-вторых, становятся более ясными и реальными критерии оценок. До определенного времени считалось, что при уничтожении некоторой доли СВН, участвующих в воздушном ударе или в воздушной наступательной операции (ВНО), противник откажется от продолжения боевых действий. И тогда объекты будут сохранены. Для ВВС разных государств неприемлемая доля потерянных СВН составляла от 0,05 до 0,2. Такой порог объяснялся прежде всего морально-психологическим воздействием понесенных потерь на летчиков, находящихся в воздухе.

Но и этот взгляд устарел. В арсенале потенциальных агрессоров возросло число беспилотных средств. Одних только крылатых ракет в ВС США к 2020 г. может насчитываться до ста тысяч единиц. Прибавить сюда баллистические ракеты, ДПЛА, перспективные ГЗЛА и ВКС. Орбитальная группировка, представленная космическими аппаратами на орбитах, полностью управляется с земли. Ведутся работы по созданию дистанционно пилотируемых ударных самолетов. Переход к массированному применению таких средств постепенно нивелирует морально-психологический фактор.

И ни о каком пороговом числе или доле СВКН, уничтожение которых заставит противника отказаться от выполнения боевых задач, речи идти не может. Более того, большинство этих средств вообще являются одноразовыми (крылатые и баллистические ракеты). Они при любом исходе боя не вернутся на базы.

В этих условиях критериальным значением показателя (нанесенного ущерба воздушно-космическому противнику) является не пороговое, а максимально возможное число (или доля) уничтоженных СВКН. Именно по такому критерию следует сравнивать возможные способы ведения боевых действий и выбирать лучший из них.

В-третьих, пересматривается сама концепция защиты государства от воздушно-космической агрессии. Теперь не надо «размазывать» систему ПВО (ВКО) по всем потенциально возможным объектам, имеющим высокую экономическую, политическую, военную значимость. И не надо создавать ПВО всей территории страны, обеспечивая соотношение сил не менее 1:1 на каждом воздушном направлении. Да это и невозможно.

Россия – самая большая по территории держава. Ее площадь составляет 17,1 млн. кв. км. Это всего на 25% меньше площади территории СССР. Но боевой и численный состав войск и сил, предназначенных для решения задач ПВО, в Вооруженных Силах современной России многократно сокращен по сравнению с СССР (в 3–4 раза по личному составу, в 7–10 раз по ЗРВ, в 5–6 раз по РТВ, в 4–5 раз по истребительной авиации). Радиолокационное поле покрывает лишь 3 млн. кв. км территории.

Число объектов, в принципе подлежащих защите, огромно и оно не уменьшается. На каждом из них невозможно поставить хотя бы зенитный ракетный дивизион (даже Войска ПВО Вооруженных Сил СССР, численность которых превышала 500 тыс., с трудом справлялись с такой задачей). Возможности нынешней группировки войск ПВО позволяют прикрыть лишь 16% из установленного перечня объектов.

Оборонять не объекты, а границы страны также нереально. Периметр страны – 60,9 тыс. км. Зона поражения одного ЗРК по крылатой ракете – не более 40 км. Даже если считать (в диаметре) по 80 км на один зенитный ракетный комплекс, то для прикрытия всего периметра государства их потребуется 7,5 тыс. единиц. А в наличии этих средств в 77 раз меньше.

Как в этих условиях обеспечить защиту России от воздушной агрессии? Необходимо встретить воздушно-космического противника там, куда он обязательно явится, и, нанеся ему максимальный ущерб, воспрепятствовать в решении той первоочередной задачи, без выполнения которой он не сможет продолжать войну. Это задача ракетно-ядерного разоружения нашей державы.

Будучи готовыми надежно парировать стратегический удар СВКН по группировке СЯС, Войска воздушно-космической обороны выполнят свою миссию по обеспечению устойчивости сил ответного удара. А это и есть гарантия сдерживания любого противника от крупномасштабной агрессии.

В-четвертых (и это главное), изменяется взгляд на роль воздушно-космической обороны в современной войне. Задача группировки войск (сил) ПВО в недавнем прошлом была второстепенной по сравнению, например, с задачей, возложенной на танковое соединение или общевойсковое объединение. Действия войск (сил) ПВО на операционном направлении, стратегическом направлении или театре военных действий носили вспомогательный характер. А сами войска (силы) ПВО по сути были обеспечивающими войсками, создающими благоприятные условия для применения общевойсковой (наземной) группировки войск на ТВД. Поскольку подготовка стратегической операции на земле занимала месяцы, а ее проведение – недели, то и обеспечивающие действия сил ПВО также растягивались во времени.

Но в последние десятилетия ситуация принципиально изменилась. Первая и решающая фаза любого крупномасштабного военного конфликта – воздушно-космическая. На воздушно-космическом ТВД будет развернута самостоятельная стратегическая группировка СВКН и элементов воздушно-космической инфраструктуры.

От этой группировки бессмысленно защищаться. Ее надо разгромить. Сделать это в кратчайшие сроки, измеряемые сутками, часами и даже минутами, могут только войска ВКО – основные войска современного воздушно-космического театра военных действий. И в начальной фазе вооруженной борьбы, как это ни прозвучит непривычно, все другие войска и силы, все другие действия, проводимые на земле, в море, с воздуха, будут обеспечивающими по отношению к действиям, составляющим главное содержание первого и основного этапа современной крупномасштабной войны.

Выполнив свою основную задачу, войска и силы ВКО не обеспечат кого-то, а сделают самое главное – создадут перелом в войне, вынудят противника прекратить боевые действия и сесть за стол переговоров.

Автор: Юрий Владимирович КРИНИЦКИЙ, полковник, кандидат военных наук, профессор, член Вневедомственного экспертного совета по проблемам ВКО
Источник: ВКО  15.07.2013